Кто-то ответил, указывая на комнату Маяковского:
– Там. Он помогает, там люди из Института мозга, поэтому не пускают».
Михаил Презент, отражая это событие в дневнике, включив в него и разговор с Демьяном Бедным:
«Мозг взяли в институт Мозга. Вес мозга – 1700 гр. Демьян по этому поводу говорит: „дело не в весе, а в извилинах. Вот у Ленина сколько извилин. Пушкинский череп не больше вашего, Миша“».
Вполне возможно, что Демьян Бедный был прав. Но мозг Маяковского оказался почти на 500 граммов больше мозга Ленина, и это очень смутило как сотрудников института, так и большевистскую элиту (тех, кому об этом факте сообщили).
Отклики и поступки
Вечером в ГосТИМе давали «Баню». Об этом – Корнелий Зелинский:
«…перед спектаклем „Бани“ дряхлый уже Феликс Кон дрожащим голосом произнёс слова о Маяковском. Мейерхольд был в Берлине».
66-летний Феликс Яковлевич Кон был тогда заведующим сектором искусств Наркомпроса. Поэт Борис Михайлович Лихарев сказал о нём:
«Хорошее слово сказал трясущийся от горя Феликс Кон:
– Надо учиться жить так, как жил Маяковский, надо учить не умирать так, как умер он».
Ответственный редактор «Известий» Иван Гронский днём 14 апреля присутствовал на заседании в Кремле, где и узнал о самоубийстве поэта. В редакцию газеты он приехал уже в 11 часов вечера и…
«…стал читать те статьи и заметки, которые были положены мне на стол до моего приезда. Причём в статьях, по-моему, там были статьи и друзей Маяковского, все осуждали самоубийство и, собственно, поливали Маяковского грязью. Меня это взорвало. Я скомакал статьи и бросил в корзину… И тут же вызвал стенографистку и продиктовал ей статью».
Статья Ивана Гронского заканчивалась так:
«Уходя из жизни и совершая поступок, чуждый мировоззрению рабочего класса, он сам осуждает этот поступок. Выстрел – это дань прошлому. Поэт до конца своих дней мужественно боролся за дело рабочего класса. Личная трагедия нелепо сломила его. Рабочий класс сохранит в своей памяти творчество Владимира Маяковского».
Иван Гронский:
«Когда стенографистка принесла статью с машинки, я прочитал её, отчеркнул, подписал… и позвонил Сталину, спросил его, знает ли он о самоубийстве Маяковского. „Да. Знаю“. Я говорю: „Как будем освещать смерть Маяковского?“ Он говорит: „А вы что предлагаете?“ Я говорю: „Вот только что я продиктовал стенографистке маленькую статью, которую думаю пустить редакционной в разделе, где идут материалы о смерти Маяковского“. Он: „Прочитайте“. И я по телефону прочитал эту статью. Сталин: „Хорашо. Великолепно. Вот это позиция Центрального Комитета, позиция Палитбюро. Печатайте! Позвоните в ТАСС и „Правду“. Передайте вот наш с вами разговор“».
В полночь тело поэта отправили в Клуб писателей.
Елизавета Лавинская:
«…почему-то запечатлелась деталь – Л.Гринкруг, отдающий распоряжения домашней работнице:
– Открыть все форточки, всё убрать, все вещи расставить так, как были перед отъездом, чтобы Лиле Юрьевне ничто не могло напомнить…
Из столовой раздался голос Агранова. Он стоял с бумагами в руках и читал вслух последнее письмо Вл. Вл., то, которое назавтра было опубликовано в газетах. Агранов прочёл и оставил письмо у себя».
О том, что происходило тот момент в Клубе писателей – Николай Денисовский:
«Художники стали совещаться, как им оформить зал. Решили зал в Доме писателей на Поварской улице убрать следующим образом: поставить во всю стену от пола до потолка подрамник, обтянуть его чёрной бархатной театральной кулисою…
Татлин, Штеренберг и Левин пошли делать катафалк для грузовика. Решили из кузова сделать куб, обить его листовым железом и на нём поставить гроб на красной подставке».
Траурный вторник
15 апреля 1930 года на пятой странице газеты «Правда» был помещён портрет Маяковского в траурной окантовке со словами: «Умер Владимир Маяковский». Далее шла официальная информация:
«Вчера, 14 апреля, в 10 часов 15 минут утра в своём кабинете (Лубянский проезд, 3) покончил жизнь самоубийством поэт Владимир Маяковский. Как сообщил нашему сотруднику следователь тов. Сырцов, предварительные данные следствия указывают, что самоубийство вызвано причинами чисто личного порядка, не имеющими ничего общего с общественной и литературной деятельностью поэта. Самоубийству предшествовала длительная болезнь, после которой поэт не совсем поправился».
Затем следовал текст предсмертной записки (с исправленными грамматическими ошибками и с проставленными знаками препинания):
«Всем
В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.
Мама, сёстры и товарищи, простите – это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.
Лиля – люби меня.
Товарищ правительство, моя семья – это Лиля, Брик, мама, сёстры и Вероника Витольдовна Полонская.
Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо.
Начатые стихи отдайте Брикам – они разберутся.
Как говорят – «инцидент исперчен»,любовная лодка разбилась о быт.Я с жизнью в расчёте и ни к чему переченьвзаимных болей, бед и обид.
Счастливо оставаться.
Владимир Маяковский.
12/IV-30 г.
Товарищи Вапповцы, не считайте меня малодушным.
Сериозно – ничего не поделаешь.
Привет.
Ермилову скажите, что жаль – снял лозунг, надо бы доругаться.
В.М.
В столе у меня 2000 руб – внесите в налог.
Остальные получите с Гиза.
В.М.»
В наши дни, когда опубликован подлинный текст этой записки (без правок и исправлений), можно сопоставить его с теми показаниями, которые давались следователю Ивану Сырцову. Впечатление ужасное – от безграмотности прощального письма и рассказов свидетелей, записанных в «Следственном деле». Уровень образованности Владимира Маяковского и его современников был примерно одинаков.
Но вернёмся к пятой странице газеты «Правда» от 15 апреля 1930 года. Вслед за предсмертной запиской в ней шли статьи, авторы которых, выражая свои искренние соболезнования, пытались хоть как-то объяснить случившуюся трагедию. Так, поэт Демьян Бедный писал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});