— Не поддается изучению... — задумчиво пошамкал сухими губами, закрывавшими роскошные фарфоровые зубы, барон фон Раумниц. — Но нет ли опасности, что кровь дауна, перелитая мне, внесет хромосомный сбой в мой организм?
— Думаю, такой опасности нет...
— Думаете или уверены?
— Уверен.
— Вы знаете, чем рискуете?
— Знаю. Но и выигрыш велик.
— А нельзя ли обойтись нормальными детьми? В конце концов, з« те деньги, что я плачу, можно было бы найти в таком большом мире, как наш, и нормальных детей с IV группой, резус-фактор отрицательный...
— Да, конечно. Но... Я провожу один принципиально новый эксперимент. Кто знает, может быть, потянет на Нобелевскую премию, — хищно обнажил мелкие, острые, как у пираньи, зубки Ион Чогряну. — Дело в том, что однажды, год назад, мне попался ребенок-даун, я перелил его кровь банкиру Полю Де- мюрье. И после первого же переливания у банкира остановился рост раковых клеток. После десятого переливания, а я стал сознательно искать даунов для банкира, раковая опухоль, уже охватившая почти всю поджелудочную железу, рассосалась. Вы понимаете?
— Почему вы мне об этом раньше не говорили?
— Но ведь это эксперименты. Пока эксперименты. Хромосомная ошибка, введенная в организм нормального человека, вносит сбой в непонятную нам активность раковых клеток. Я вам переливаю кровь даунов уже год.
— Я об этом не знал, — растерянно выдавил барон.
— А зачем пациенту знать все секреты врача? Главное — результат. Я очень осторожен с вами, барон. И потому чередую кровь обычных детей и даунов. Не рискую. Но факт остается фактом, у вас был неоперабельный рак предстательной железы. Сегодня на месте раковой опухоли крохотная аденома. Но и она рассосется с недели на неделю.
— Потрясающе! Интересная у вас профессия, доктор. Покажите мне этого... ээ-э, пациента, с которым мы будем «меняться кровью» завтра.
Барон прильнул к дверному «глазку».
— Он что, китаец?
— Нет. У даунов раскосые глаза. У всех. Независимо от расы. Потому их нередко зовут «монголами». Британский медик Джон Лэнгтон Даун, первым в 1866 году описавший признаки этого явления, связывал форму глаз детей, больных этой болезнью, с недоразвитостью монгольской расы...
— Но ведь представители черной и желтой рас недоразвиты и на самом деле... И не говорите мне про технологии японцев. В массе своей черные и желтые — ублюдки...
— По иронии судьбы, чистый ариец Даун дал название болезни, или хромосомной ошибки, если угодно.
— А по иронии судьбы у меня не могут проявиться признаки недоразвитости монголов? — спросил озабоченно барон.
— Исключено, — успокоил его Ион Чогряну. — Я уже говорил, ошибка не переносится в чужой хромосом при переливании крови. Шанс на это один из миллиона. Но даже если бы это произошло, чисто арийский организм переборет вмешательство извне, выправит ошибку.
— Правда ли, что дауны отличаются задержкой в развитии, и физическом, и умственном, что у них нарушены функции желез внутренней секреции?
— Ну, это не совсем так. Среди даунов не может найтись Нильс Бор или Пикассо, Бетховен или... фон Раумниц... У них нередко бывает врожденный порок сердца, живут они недолго. Но кровь их вполне годится для переливания. Что же касается интеллекта, то они все понимают, порой очень тонко чувствуют окружающую действительность, человеческие отношения. Они, как правило, милы, добры, незлобивы, немстительны, доброжелательны, отзывчивы, благодарны.
— Вас послушаешь, захочется отпустить на свободу этих несчастных.
— Я уже говорил, среди фон Раумницев не может родиться даун. Вы не можете быть столь добры... в ущерб себе. Для вас кровь даунов — панацея.
— А... Черт с вами. Готовьте этого печального дауна к переливанию...
ПОСЛЕ ДОЖДЯ В ШВАРЦВАЛЬДЕ.
МАША ГРИНЕВА И ПОЛКОВНИК
Маша Гринева, одно из «золотых перьев» скандальной «Московской молодежной», не имела специального журналистского образования. В газету брали «с улицы». Окончив медицинский институт в Санкт-Петербурге по специальности акушерство и гинекология, получила «отказное письмо» в клинике города Боровска, за что пообещала главврачу переспать с ним, но обещания своего так и не выполнила, приехала в Москву покорять белокаменную без друзей, денег и вещей. Она пришла по объявлению в газету, да и осталась в ней.
В Австрию поехала потому, что, во-первых, дорогу оплатила Генпрокуратура; во-вторых, командировка обещала сенсационные репортажи для газеты; и в третьих, ей нравился седоусый, моторный, немного шумный и суматошный, но явно славный полковник из ОСО. Она любила таких людей — открытых, быстрых в движениях и решениях, внутренне добрых, готовых помочь. Конечно, она хотела бы выйти замуж именно за такого человека. Но полковник был счастливо женат на своей очаровательной одесситке Гале еще с давних курсантских времен, и, похоже, при всех усилиях выбить его из семейного гнезда — дело нереальное. Оставалась дружба. И, возможно, любовь. Маша спокойно смотрела на возможность стать любовницей полковника. Тут ни его семейное положение, ни возраст роли не играли.
В самолете они проговорили без перерыва часа полтора, от момента посадки до момента выхода на летное поле в аэропорту Вены.
Их места оказались в последнем ряду первого салона; ни слева, ни справа соседей не было. Можно было говорить без опасения, что «враг подслушивает».
Полковник рассказал Маше про все свои наработки, подозрения, предположения по делу о похищении ребенка-дауна из диспансера в Москве.
А Маша полковнику рассказала о многочисленных следах, которые вели из десятков российских детских домов, домов-приемников, больниц для детей-сирот к жене заместителя министра здравоохранения, Анне Митрофановне Свистуновой. Многочисленные командировки Маши по стране дали ей богатейший материал для серии статей о криминальной торговле детьми. Но осторожный главный редактор, уже прошедший через три суда, по которым газета выплачивала «оболганным» высокопоставленным чиновникам крупные суммы денег, все не давал «добро» на публикацию серии очерков. Маша надеялась, что командировка в Шварцвальд даст толчок всему делу. На это надеялся и полковник.
В Вене их прямо в аэропорту встретила Наталья Черешнина. Она уже три дня «отдыхала» на горном курорте в Шварцвальде, каталась на горных лыжах, ела свиные ножки с кислой капустой, всякие там сардельки и кнедлики и страшно переживала, что полнеет от вкусной шварцвальдской еды, несмотря на большие спортивные нагрузки.
— Муж не простит, — сокрушалась она, когда в машине ехали в сторону Шварцвальда, — даром что я генерал, госсоветник юстиции, заставит по утрам бегать и есть низкокалорийную пищу в виде салатов и огурцов.
Бобренев, любуясь по очереди то Машей Гриневой с ее юношеской очаровательностью и непосредственностью, то зрелой красотой Черешниной, к которой также «неровно дышал», улыбался, слушая милое воркование о шварцвальдском быте коллеги, запомнил все те фактические нюансы, детали, которыми изобиловал рассказ о клинике в подвалах замка.
Через сутки Маша Гринева, имевшая на этот случай искусно сделанный диплом медицинской сестры высшей категории, закончившей курсы в Хельсинки, восстановив в памяти несколько слов, которые знала по-фински, и моля Бога, чтобы в замке не появилось ни одного финна, мобилизовав все свои, очень, кстати, неплохие знания немецкого, уже работала медсестрой в клинике Чогряну.
У Иона Чогряну было безвыходное положение. Доктор Брункс погиб при невыясненных обстоятельствах, старшая медсестра весьма некстати собралась рожать и была вынуждена покинуть Шварцвальд по настоянию мужа, который хотел, чтобы жена рожала непременно в окрестностях Вены, где рожали его бабка и мать. Идиот! Чогряну, конечно, послал факс с просьбой подтвердить факт окончания курсов медсестер в Хельсинки, получил утвердительный ответ. На более тщательную проверку времени не оставалось. Это еще счастье, что финка приехала в Шварцвальд отдыхать. Впрочем, и с тайной надеждой подзаработать. Тот факт, что у нее не было даже вида на жительство, сильно привязывал ее к клинике и самому благодетелю — доктору Чогряну, и давал надежду на длительное и, главное, выгодное для Иона сотрудничество.
В первый же день новой службы Маша точно выяснила, что сын вице-премьера здесь. Оставалось найти возможность для его «обратного» похищения. Увы, без этого приема, чаще встречаемого в приключенческих романах, чем в жизни, было не обойтись. Любая попытка идти напролом, вызвать международный скандал привела бы к тому, что Раумниц и Чогряну просто спрятали бы концы в воду. Благо что подвалы соединялись с системой прудов большой канализационной трубой, по которой трупы использованных для экспериментов детей «сплавлялись» и затапливались на дне глубокого рва, где их поедали специально разводимые здесь гигантские сомы.
