– Словом, вы недаром самый большой хитрец во всей провинции.
– Вы мне льстите.
– Чем?
– Я утверждаю, что у меня нет никакого влияния, а вы говорите обратное.
– Ну, так что же мое место, дадут мне его или нет?
– Дадут.
– Но когда?
– Когда вы пожелаете.
– Где же патент?
– У меня в кармане.
Маликорн улыбнулся и вынул из кармана бумагу.
Монтале схватила ее, точно добычу, и жадно пробежала глазами. Ее лицо постепенно прояснилось.
– Маликорн, – воскликнула она, кончив чтение, – право, вы добрый человек!
– Почему?
– Потому что вы могли заставить меня заплатить за место фрейлины – и не сделали этого.
Но Маликорн храбро выдержал ее нападение.
– Я вас не понимаю, – сказал он.
На этот раз смутилась Монтале.
– Я открыл вам свои чувства, – продолжал Маликорн. – Вы трижды сказали со смехом, что не любите меня; а один раз без смеха поцеловали меня.
Это все, что мне нужно.
– Все? – проговорила кокетка тоном оскорбленной гордости.
– Да, все, – ответил Маликорн.
– А!
В этом восклицании звучал гнев вместо благодарности, какой он мог ждать. Он спокойно покачал головой.
– Послушайте, Монтале, – начал молодой человек, не заботясь о том, понравится ли его даме такое фамильярное обращение, – не будем спорить на эту тему.
– Почему?
– Потому что за время нашего знакомства, которое длится уже год, вы уже двадцать раз выгнали бы меня, если бы я вам не нравился.
– Скажите пожалуйста! А по какому поводу я выгнала бы вас?
– Я бывал достаточно дерзок.
– Что правда, то правда!
– Не будем ссориться. Итак, раз вы меня не выгнали, то не без причины.
– Но не потому, что я вас люблю.
– Согласен. Скажу даже, что в данную минуту вы меня ненавидите.
– О, вы никогда не говорили большей правды!
– Хорошо. Я вас тоже.
– А, принимаю к сведению.
– Принимайте. Вы меня находите грубым и глупым. Я нахожу, что у вас резкий голос и лицо исказилось от гнева. Сейчас вы скорее выброситесь из окна, чем позволите мне поцеловать кончик вашего пальца. А я охотнее брошусь с колокольни, чем дотронусь до подола вашего платья. Но через пять минут вы меня будете любить, а я вас обожать!
– Сомневаюсь!
– А я вам ручаюсь.
– Какая самоуверенность!
– А потом, это еще не главная причина. Я вам нужен, Ора, как и вы мне. Когда вам угодно быть веселой, я вас смешу; когда мне хочется быть влюбленным, я на вас смотрю. Я добыл вам место фрейлины, которого вы желали. Вы сделаете сейчас все, что я захочу.
– Я?
– Да, вы. Но в данную минуту, милая Ора, заявляю вам, я ничего не хочу; итак, будьте спокойны.
– Вы ужасный человек, Маликорн. Я так обрадовалась этому месту, а вы мне испортили все удовольствие.
– Ну, у вас еще есть время. Успеете порадоваться, когда я уйду.
– Так уходите…
– Хорошо, но раньше позвольте дать вам совет…
– Какой?
– Развеселитесь: когда вы дуетесь, то становитесь безобразной.
– Грубиян!
– Надо же говорить правду друг другу.
– Как вы злы, Маликорн!
– А вы неблагодарны, Монтале!
Маликорн облокотился на подоконник.
Монтале взяла книгу и раскрыла ее.
Маликорн встал, почистил рукавом шляпу и оправил черный плащ.
Притворяясь, что читает, Монтале тайком посматривала на него.
– Теперь он принимает почтительный вид! – с горячностью вскричала она. – Значит, будет дуться неделю.
– Две, – с поклоном заметил Маликорн.
Монтале замахнулась на него книгой.
– Чудовище! – сказала она. – Ах, почему я не мужчина?
– Что бы вы тогда сделали со мной?
– Я задушила бы тебя.
– Ага, отлично! – ответил Маликорн. – Мне кажется, я начинаю желать одной вещи.
– Чего, демон? Чтобы я задохнулась от злости?
– Маликорн почтительно вертел в руках шляпу. Вдруг он отбросил ее, схватил молодую, девушку за плечи, привлек к себе и приник к ее губам губами, слишком жаркими для человека, который старался казаться равнодушным.
Она хотела было закричать, но поцелуй заглушил ее восклицание. Раздраженная и взволнованная, девушка оттолкнула Маликорна к стене.
– Ну, вот, – философски заметил Маликорн. – Теперь на шесть недель.
До свидания, сударыня, примите мой почтительный привет.
И он сделал несколько шагов к выходу.
– Нет, нет, вы не уйдете! – вскрикнула Монтале, топнув ногой. – Останьтесь, я приказываю.
– Вы приказываете?
– Разве я не ваша госпожа?
– Да, властительница моих чувств и моего ума.
– Значит, мое достояние – сухой ум и глупые чувства?
– Берегитесь, Монтале, – остановил ее Маликорн, – я вас знаю: вы можете влюбиться в вашего слугу!
– Ну да, да, – сказала она, кидаясь к нему на шею скорее с детской беспечностью, нежели со страстью. – Да, да, ведь я же должна поблагодарить вас!
– За что?
– За место фрейлины: в нем вся моя будущность.
– И моя также.
Монтале посмотрела на него.
– Как ужасно, – вздохнула она, – что никогда не угадаешь, говорите вы серьезно или шутите.
– Вполне серьезно. Я еду в Париж; вы едете туда же, мы едем в столицу.
– Значит, только ради этого вы помогли мне? Эгоист!
– Что делать, Ора, я не могу жить без вас.
– По правде сказать, я тоже не могу обойтись без вас. А все-таки надо сознаться, что вы злой человек.
– Ора, милая Ора, берегитесь, не принимайтесь опять за оскорбления; вы знаете, какое действие они производят на меня. Я буду вас обожать.
И, еще не кончив говорить, Маликорн снова привлек к себе девушку.
В это мгновение на лестнице послышались шаги.
Молодые люди стояли так близко друг к другу, что вошедший увидел бы их обнявшимися, если бы Монтале с силой не оттолкнула Маликорна, который ударился о дверь спиной в то самое мгновение, когда она открылась.
Послышался громкий возглас, сердитая воркотня.
Это оказалась г-жа де Сен-Реми. Злополучный Маликорн стукнул ее дверью, которую она открывала.
– Опять этот бездельник! – закричала старая дама. – Вечно он тут!
– Ах, извините, – почтительно ответил Маликорн, – вот уже целая долгая неделя, как меня здесь не было.
Глава 30.
НАКОНЕЦ ПОЯВЛЯЕТСЯ НАСТОЯЩАЯ ГЕРОИНЯ ЭТОЙ ПОВЕСТИ
Следом за г-жой де Сен-Реми по лестнице шла Луиза де Лавальер. Она услышала взрыв материнского гнева и, поняв, что его вызвало, с трепетом вошла в комнату. Тут она увидела беднягу Маликорна. Даже самый хладнокровный зритель невольно рассмеялся бы или почувствовал бы сострадание при виде его безнадежной позы.
Он спрятался за большое кресло, чтобы избежать первого натиска г-жи де Сен-Реми; не надеясь смягчить ее речами, – она говорила громче его и без передышки, – он возлагал все надежды на выразительность своих жестов.
Почтенная дама ничего не слышала и не видела; она давно невзлюбила Маликорна. Однако ее гнев был так велик, что неминуемо должен был излиться и на сообщницу Маликорна. Очередь дошла до Монтале.
– А вы, сударыня, должно быть, надеетесь, что я не передам герцогине, что делается у одной из ее фрейлин!
– О матушка! – воскликнула Луиза. – Ради бога, пощадите!
– Молчите, сударыня, и не трудитесь напрасно заступаться за недостойных. Уж и того довольно, что вам, честной девушке, вечно приходится видеть такой пример. А вы еще заступаетесь! О, я не потерплю этого!
– Но, – возмутилась наконец Ора, – не понимаю, почему вы так говорите со мной? Кажется, я не делаю ничего дурного!
– А этот бездельник, сударыня? – продолжала г-жа де Сен-Реми, указывая на Маликорна. – Его-то что сюда привело? Доброе дело? А?
– Ни доброе, ни злое; он просто пришел повидаться со мной.
– Хорошо, хорошо, – пригрозила г-жа де Сен-Реми, – ее королевское высочество все узнает! Герцогиня сама рассудит…
– Во всяком случае, я не понимаю, почему господин Маликорн не может иметь на меня виды, раз у него честные намерения.
– Честные намерения? С таким-то лицом! – возмутилась г-жа де Сен-Реми.
– Благодарю вас, сударыня, от своего лица, – поклонился Маликорн.
– Пойдем, дитя мое, пойдем! – позвала дочь г-жа де Сен-Реми. – Мы предупредим герцогиню, скажем ей, что в ту самую минуту, когда она оплакивает своего супруга, а мы нашего господина, в старом замке Блуа, в этой обители скорби, находятся люди, которые забавляются и веселятся.
– О! – в один голос застонали обвиняемые.
– Фрейлина! И это фрейлина нашей герцогини! – возопила г-жа де Сен-Реми, воздевая руки к небу.
– В этом вы как раз и ошиблись, – сказала, потеряв терпение, Монтале, – я больше не фрейлина, по крайней мере, не фрейлина герцогини!
– Вы подаете в отставку, сударыня? Прекрасно! Я могу только порадоваться вашему решению и радуюсь!
– Я не подаю в отставку, я только перехожу на другое место.
– У мещан или у судейских чиновников? – презрительно спросила г-жа де Сен-Реми.
– Знайте, сударыня, что такая девушка, как я, не может служить мещанам или судейским чиновникам. Я перехожу от жалкого двора, где вы прозябаете, ко двору почти королевскому.
