«Товарищи! Подумайте над тем, сколько у нас еще простых честных людей живет в нищете и недостатках. Сколько в нашем городе бесквартирных людей. Да не пора ли обратить все наше внимание, все наши силы, чтобы в ближайшие два-три года искоренить эти недостатки. Может нам все это не под силу? Извините, русскому народу все по плечу, да плюс к этому теперешнее развитие науки, техники. Как несовместимо заключение нынешнего правительства о «вынужденном» повышении цен на такие основные для человека продукты как жиры, масло, мясо. Что же остается делать человеку? Если он за свой месячный заработок не может хорошо покушать, хорошо одеться, а значит и хорошо отдохнуть. А о таких, названных Хрущевым, предметах роскоши, как приемники, телевизоры, пылесосы, холодильники, автомашины, простому человеку и мечтать о них нечего. Хрущев говорит, что все это — роскошь. Тогда выходит, что и трактора, комбайны — машины, облегчающие человеческий труд, тоже для Хрущева роскошь. Так дайте же господину Хрущеву в руки мотыгу каменного века, пусть не роскошничает»1.
6 июня в новой листовке Баскаков уже прямо отсылал читателя к опыту Новочеркасска. Не приводя подробностей, он говорил о расстреле как о факте, который хорошо известен всем в Зернограде. Абстрактный протест против несправедливости и жестокости власти во втором произведении Баскакова трансформировался в некое подобие программы действий и требований:
«Граждане! Товарищи! Отцы мои, мои братья и сестры!
Не может же так продолжаться дальше. Не можем же мы со спокойной и черствой душой отнестись к этим грубым, ничем не оправданным попыткам правительства задушить голос нашего народа. Только в капиталистических странах, да в царской России прибегали к таким мерам, на которые пошло наше правительство в г. Новочеркасске… они же боятся своего смелого и правдивого русского народа — не меньше, чем боялся отцов и дедов наших царь Николай I. И поступили они в г. Новочеркасске нисколько не лучшим образом. Ведь такое важное народное дело должен решать весь советский народ, а они решают его сами, да еще прибегают к танкам и оружию на безоружных мирных людей. Позор и стыд нашему правительству! Клеймящее пятно легло на вашу совесть. Вам нечем смыть его, и в конце концов придется держать ответ перед всем народом. Молчат все радиоприемники, газеты, но вам не отмолчаться…
Граждане! Давайте все вместе добьемся хотя бы общего городского собрания нашего Зернограда.
Не будем бастовать, потребуем общегородского собрания нашего Зернограда, а затем и остальных городов…»1.
Протест М. Баскакова пропитан классическими мотивами «антисоветской агитации» конца 1950-х — начала 1960-х гг… Автор документов заимствовал риторические приемы советской пропаганды (например, тему «братьев и сестер» из известного заявления Сталина о начале Великой Отечественной войны), а основой своих разоблачений сделал популярнейшую в то время в «антисоветских» документах тему «измены» Хрущева делу Ленина, рабочего класса и социализма: «списанные» у «проклятых капиталистов» законы, уподобление расстрела рабочих в Новочеркасске действиям царского правительства и т. п. Однако существенным отличием от большинства подобных документов была практическая программа действий (создание городского общественного комитета), критически использовавшая неудачу новочеркассцев.
Своеобразным идеологическим обоснованием программы М.Баскакова стало его анонимное письмо с критикой правительства, которое он дополнил еще одним традиционным «антисоветским» сюжетом — призывом вернуть в власти свергнутых «вождей» — Булганина, Шепилова, Жукова, которые для обыденного сознания всегда лучше, чем вожди нынешние. Как и многие другие «антисоветчики-ленинцы», Баскаков отправил свое письмо прямо в главный печатный орган ЦК КПСС — газету «Правда», требуя, чтобы его мнение «дошло до народа, если не через вашу газету, то через нелегальную действительную правду»1.
Позволь власти слухам о Новочеркасске распространиться сколько-нибудь широко, и значительная часть просоветски настроенного населения страны реагировала бы на происшедшее «по-баскаковски». К «падению коммунизма» эта массовая реакция привести, конечно же, не могла, но социально-психологическую почву для замены «плохого вождя» каким-нибудь очередным «истинным ленинцем», несомненно, подготовила бы.
Воззвание генерала Шапошникова.
События в Новочеркасске заставили задуматься о сущности режима не только простых людей. Недовольные нашлись даже среди представителей советской элиты. 7 сентября 1967 г. в качестве обвиняемого по уголовному делу по ст.70 ч.1 УК РСФСР был привлечен бывший первый заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом, член КПСС с 1930 года, генерал-лейтенант танковых войск, Герой Советского Союза Матвей Кузьмич Шапошников, уволенный в запас в 1966 году. Следователи КГБ утверждали, что в июле 1962 г. он «изготовил и хранил в своей квартире анонимное письмо-воззвание антисоветского содержания». В письме содержалось осуждение новочеркасского расстрела, говорилось о необходимости создать политическую организацию, именуемую «Рабочей партией большевиков», а на предприятиях, в совхозах, колхозах — «производственные комитеты». Автор документа призывал использовать выборы в Советы для бойкота кандидатов, выдвигаемых общественными организациями. Письмо заканчивалось словами: «Мы призываем вас бороться за политическую власть мирными средствами под руководством рабочей партии (большевиков). В условиях создавшейся политической ситуации в общественно-политической жизни мы можем поставить перед собой задачу — завоевания политической власти мирным путем»[706].
Письмо, размноженное на пишущей машинке, 30 июня 1962 года было отправлено по почте в адрес Союза писателей СССР, Союза писателей Грузинской ССР и студентов 4 курса филиала Новочеркасского политехнического института в г. Шахты, а 12 ноября 1963 г. — комитету ВЛКСМ Тбилисского госуниверситета и комитету ВЛКСМ завода им. Кирова в Ленинграде. Конверты писем, отправленных из Москвы 30 июня 1962 года, были подписаны псевдонимом
«Неистовый Виссарион» (все со школьной скамьи знали, что так называли известного «революционного демократа» и литературного критика 19 века В. Белинского). Этим же псевдонимом были подписаны еще 6 писем, объединенные единым замыслом и отправленные в 19611963 гг. некоторым писателям. Копии всех упомянутых писем, включая письмо-воззвание, были найдены у генерала Шапошникова при обыске. Шапошников признал авторство всех найденных у него документов кроме письма-воззвания. В последнем случае он утверждал, что обнаружил это письмо у себя в служебном кабинете в штабе СКВО марте 1963 г. и ввиду его «оригинального» содержания переписал дословно в записную книжку, изъятую у него при обыске. Печатный текст письма-воззвания тогда же уничтожил, не доложив об этом вышестоящему командованию и не сообщив органам КГБ[707]. Доказывая вину Шапошникова, предварительное следствие опиралось на общий псевдоним («Неистовый Виссарион») во всех найденных у генерала письмах[708].
Шапошников, возмущенный событиями в Новочеркасске, лично презиравший Хрущева, фактически стоял на достаточно ортодоксальных позициях «критического марксизма». Генерал осуждал не Советскую власть, а ее «плохих вождей», «изменников дела рабочего класса». Не принимая режима Хрущева, Шапошников, судя по показаниям одного из свидетелей, в свое время отрицательно отнесся к решениям ХХ съезда КПСС и разоблачению культа личности Сталина, полагая, что это «отразится на авторитете Коммунистической партии Советского Союза и государства»1. С этой точки зрения позиция Шапошникова смыкалась с довольно распространенным в то время «народным сталинизмом» и представляла собой типичный случай внутрисистемной критики режима, не выходившей за рамки его (режима) фундаментальных основ.
Письмо инженера Белика писателю Паустовскому (6 июня 1962 г.)
Вскоре после снятия Хрущева И.В.Белик, осужденный в связи с новочеркасскими событиями, направил жалобу Л. И. Брежневу с просьбой пересмотреть приговор. История И. В. Белика, который, по его утверждению, в начале беспорядков осуждал забастовщиков и был лояльным сторонником власти, а затем, потрясенный расстрелом, не смог сдержать своего негодования, раскрывает важную сторону новочеркасского феномена: отторжение от власти даже тех, кто никогда ни в какой «антисоветчине» замечен не был, а бунтовщиков поначалу осуждал.
В конце концов, Прокуратура СССР в протесте по делу Белика (март 1965 г.) признала: «Установлено, что письмо о событиях в г. Новочеркасске по содержанию своему является неправильным, но не антисоветским. Как пояснил Белик, он не смог самостоятельно разобраться в причинах массовых беспорядков, был потрясен их последствиями и «излил душу» в письме к своему любимому советскому писателю Паустовскому. Установлено, что с письмом никто ознакомлен не был, а многочисленные свидетели, знавшие Белика в течение ряда лет, никогда не слышали от него антисоветских суждений»1.
