class="p">Глава 36
— Маша, — доносилось до меня, как сквозь вату, — ты побелела… прекрати! Помпадур там тоже была и целая свора Людовиков, мать их! Маша, смотри на меня!
— Я в порядке, не надо по лицу… — покрутила я головой, прогоняя морок: — Дайте прийти в себя… Даниил?
— Можно просто Даня, вы правда очень бледная — я еще не видел, чтоб так резко… — напряженно смотрел на меня юноша.
— А меня, наверное, по имени-отчеству? Мария Николаевна Рохлина. Очень бледная? — подрагивал у меня голос, — стресс, волнение… спазм сосудов, очевидно. Мне еще восстанавливаться и восстанавливаться — спотыкаюсь, теряюсь, бледнею… пройдет. Что там еще о Франсуа? Пожалуйста… — умоляюще уставилась я на него.
— Даня, уберите подушки и разогрей ужин, — устанавливал ноут на кухонный стол Георгий, — час ночи, конечно и не время жрать, но голодными вы не уснете. Извините — мы тут увлеклись… И хорошая новость — завтра всем можно выспаться, мне дали отгулы, а у вас каникулы. Маш, сейчас я буду зачитывать частями. Информация есть, самая примитивная, в виде справки, но она есть. Потом можно будет сделать подробный запрос. Куда? Даня выяснит, он лучше ориентируется, даже переписывается с кем-то за бугром. Но вначале выпей вот это, тебе нужно успокоиться во избежание… бледности. Что у нас из еды, Дато?
— Куриный суп с рисом, — отозвался мальчик от плиты.
— Нормально. Суп у тебя крутой, тогда ты на подаче. Даня, шурони по-быстрому в блендере порцию для Маши… примерно чашку, и хлеба нам всем нарежь. А я взгляну, что тут выскочило по запросу, — согласился Шония, протягивая мне мензурку с успокоительным, которое я послушно выпила. Посидела, подождала, пока он просматривал всё, что там выскочило.
— Сейчас… — вздохнув, пощелкал он мышей, — ребята, вы ешьте. Маша, тебе тоже нужно подкрепиться, — и я так же послушно потянула ко рту ложку. Серое, неприглядное на вид жидкое пюре оказалось очень вкусным. Ложка, потом еще… и еще.
— Очень вкусная еда, — уважительно взглянула я на мальчика, — единственное, чего не умеет Франсуа, это готовить. Жаль… зато Андрэ готовит, как Бог. Мужчины в этом сильнее, впечатление — не готовят, а священнодействуют. Я только иногда привносила что-то из нашего.
— А что там едят? — оторвался от своей тарелки Дато.
— Простые люди? Овощи, рыбу… мясо готовят очень просто, запекая на вертеле или отваривая. Много соусов и травы — даже лебеда и репчатый колокольчик. Я знаю несколько прекрасных рецептов похлебки, — умоляюще смотрела я на Шонию.
— Завтра расскажешь, а мы запишем. Сейчас — информация. Будем обсуждать каждое слово. Ну-у… мозговой штурм… Что, Маш? Что ты так смотришь? — почти шептал он, пристально и ласково глядя на меня.
Как именно я смотрела и что при этом думала — не смогла бы внятно объяснить даже сама себе. Все эфемерно — на ассоциациях, воспоминаниях. Это его «ну-у… и-и-и..» давно стало и моим тоже. Сколько раз оно звучало во Франции перед операциями, перевязками, да просто! Когда я промывала ссадины на коленках Франсуа. Это звучало, как святая мантра, связующая миры и время. И сейчас меня распирало от такого же горячего чувства безграничной благодарности, что накрыло после первой моей операции.
Сейчас я понимала, почему не смогла тогда разглядеть его любовь — слишком высоко вознесла его над собой, и никогда не решилась бы поверить в неё. В моём сознании, подсознании и везде, где только можно, Шония проходил исключительно под кодом «поклонение и обожание». До вершины его пьедестала было просто не дотянуться, не разглядеть, не охватить взглядом, даже если бы там — крупными буквами! И сейчас благодарность была возведена в энную степень от прежнего, и она требовала выхода. И если бы не мальчики! Я не знаю… расцеловала бы? В любви призналась, как тогда сама для себя?
— Трудно объяснить… читайте, пожалуйста. Дато, Даниил, спасибо большое — было по-настоящему вкусно, — отставила я пустую чашку и прикрыла глаза. Приготовилась слушать самым внимательным образом.
— Ну-у… — опять начал он, вызывая теперь улыбку: — «Магаллон де ла Морлиер…» Маша…?
— Чужое произношение очень трудно передать на бумаге, разве что при помощи транскрипции. Вот и получается с вариациями. Дальше?
— Здесь смотри сама.
Я заглянула и прочла — «Francois-Louis Magallon de la Morliere».
— Что такое Магаллон — имя? — уточнил Георгий.
— Владения. Перед именем Дома — фамилией человека, ставят название владений. Виконт Ло де Монбельяр Франсуа-Луи — это значит — у него во владении Ло, он его синьор.
— А где этот Магаллон, это что — город? — подал голос Дато.
— Мы обязательно посмотрим, но немного позже. Я не помню названия всех городов, — чужим, глухим голосом ответила я — дальше заметила цифры.
— Да. Да, конечно, я… папа?
— Годы жизни… Ты готова Маша? Он умер стариком.
— Д-да… — задушено прошипела я, — смерти нет, есть только умирание. К этому нужно относиться… нормально. Отнесемся нормально. Ну…?
— 1754–1825. Дань? Считает в уме, как машина, — объяснил мне Георгий.
— Семьдесят один, — прошептал мальчик с опаской, а я кивнула:
— Это хороший человеческий век. Для того времени просто очень хороший.
— «…граф де ла Морлиер (Comte de la Morliere) Шевалье империи с 1810 года».
— Почетное звание, государственная награда, — ответила я тишине за столом, не открывая глаз.
— «…дивизионный генерал с февраля 1795 года. Родился 28 октября 1754 года в Л’Иль-Адам…»
— Нет! — будто очнувшись, встрепенулась я: — Это не он. Он родился в апреле.
— «… в семье графа Александра Магальона де ла Морлиера и его супруги Генриетты-Луизы ла Сежон. Он является крестником Луи-Франсуа де Бурбон-Конти, принца Конти…»
— Дальше, — попросила я, ничего уже не понимая.
— «… образование и воспитание получал в Колледже монахов-иосифлян в Л’Иль-Адам. В возрасте 14 лет навсегда покинул его и поступил на военную службу с чином су-лейтенанта и назначением в Бургундский пехотный полк в гарнизоне Корсики…»
— Монастырский колледж? — сомневался уже и Даня, — а это точно он?
— Я не знаю, — отчаянно взглянула я на него, — но де Роган говорил, что первая дочь полковника погибла при родах. Могли они как-то…? Л’Иль Адам — сеньорат Конти. Очевидно, граф — их вассал, а скорее друг, раз Франсуа прошел второе крещение с принцем. Обычно его откладывают на потом, чтобы найти… выгодных, скажем так, крестных. Так решил и Рауль — отложить на потом, до взросления. С крещением — понятно. Но в четырнадцать — на службу? Он что там — совсем…? — встала я из-за стола, шагнула куда-то… качнулась…
— Маш, ну ты… — придержал меня Георгий, — котенок на слабых лапках. Куда ты кинулась — полковника убивать?
— Выйти… не позориться.
