Оживление вернулось к маленькому населению пещеры. Площадку очистили и все сели в круг. Молодой человек лет восемнадцати принес странный инструмент, состоявший из куска выдолбленного дерева с круглой дырой посередине, затянутой кожей, и, обхватив его коленями, стал барабанить ладонями рук, выдерживая короткий, отрывистый такт. Другой молодой дикарь стал дуть в дудку, сделанную из полой кости с просверленными отверстиями, подчиняясь такту барабана. Женщины подхватили хором грустный однообразный мотив; старуха вторила им, ударяя в ладоши.
Из пещеры выскочил веселый мальчик с развевающимися волосами и стал в середину круга. Его короткая меховая куртка была перетянута поясом из веток тополя, голову обвивал плющ, а за ушами торчали два голубых пера сойки. Он держал лук и несколько стрел. Волк прыгнул рядом с ним в круг.
Мальчик начал медленный танец; он топал ногами, высоко поднимая колени, выразительно потрясая в воздухе руками и оружием. Чем быстрее бил барабан, тем быстрее топал ногами молодой танцор. Кончив танец, он одним громадным прыжком вылетел из круга, перепрыгнув через головы двух девочек, испуганно согнувшихся перед ним. Волк последовал за ним. — Молодец Руламан!.. — закричали восторженно дети.
После Руламана начали пляску три девочки в юбочках из перьев и с дубовыми ветками на груди.
Вдруг из долины раздался пронзительный свист. Все разом точно замерло…
Глава 2
Возвращение с охоты
Айматов, — так называли себя обитатели пещеры, что значило: люди, — охватило волнение. Как и у всех дикарей, живущих только охотой, у них постоянно чередовались голод и изобилие, опасности и неудачи с днями большой добычи и беззаботного веселья. Дикие звери встречались редко около их жилища, и для добывания пищи приходилось предпринимать отдаленные путешествия и с большим трудом тащить добычу домой.
Свист возвещал о возвращении домой мужчин, ушедших на охоту несколько дней тому назад. Толпа женщин и детей, за исключением Парры, бросилась по широкой извилистой тропинке к ближнему источнику. Источник этот почти круглый год доставлял пещерному человеку воду; только зимой, когда вода промерзала до дна, ему приходилось довольствоваться каплями, просачивавшимися сквозь потолок пещеры.
Уже стемнело. С горы нельзя было не только увидеть охотников, но даже услышать их шагов. Толпа женщин и детей остановилась у источника, стараясь не шуметь, чтобы не привлечь внимания хищных зверей. Этот первобытный народ слишком привык к постоянным опасностям, и о возможности ежеминутного нападения какого-нибудь свирепого хищника хорошо знали не только женщины, но и маленькие дети.
Молча и затаив дыхание, все устремили глаза в лесную чащу, по которой две тропинки вели в долину.
Руламан, подвижный, как белка, и быстрый, как олень, не выдержал и громко крикнул возвращающимся мужчинам: — Рулаба! — это значило: Руль, мой отец!
— Руламан! — ответил ему снизу мужской голос.
Когда охотники подошли ближе, дети бросились им навстречу. Они столкнулись с ними недалеко от источника. Вернувшиеся мужчины были крепкого и плотного телосложения, одеты в короткие рубашки без рукавов из оленьей шкуры, затянутые поясами. Их жесткие, черные волосы выбивались из-под крупных меховых шапок.
Руль — предводитель племени, — отец Руламана, выделялся среди них своей белой волчьей шкурой, которая свободно спускалась с его могучих плеч.
На безбородых, потемневших от усталости лицах охотников виднелась и радость свидания с близкими и затаенная забота. Охотники, несмотря на то, что пять дней искали добычу и прошли через реку Норгу до Мамонтова озера, вернулись почти с пустыми руками: ни одного молодого оленя или лошади, ни одного молодого теленка буйвола, не говоря уже о мамонте, им не удалось убить. Всю добычу их составлял короб, наполненный щуками, лебедь, гусь да речная выдра. Этой пищи не могло хватить и на один день.
Когда охотники подошли к пещере и сообщили старой Парре о неблагоприятном исходе охоты, она проворчала несколько слов и разразилась резким, насмешливым хохотом: она радовалась, что ее предсказание сбылось.
Женщины быстро раздули огонь и, среди общей суеты, изжарили рыбу, которую разом же и съели, а потом поспешно стали готовить мясо. Перья птиц были тщательно ощипаны, а с выдры была снята шкура; она предназначалась для одежды; для этого ее выскоблили каменными ножами и натерли салом.
После ужина женщины и дети пошли спать, а мужчины остались рассказать старой Парре о виденных ими у Мамонтова озера замечательных жилищах, недавно выстроенных, но покинутых их обитателями. Айматов удивляло то, что жилища эти сделаны из стволов деревьев, обтесанных так, как нельзя обтесать каменным топором. Неподалеку от этих жилищ они нашли лодки, но не выдолбленные и выжженные, как обыкновенно, а искусно сколоченные из деревьев, разрезанных вдоль по всей длине. Родственное айматам, живущее неподалеку, племя рассказало им, что это какой-то народ с белым цветом лица и в мягких одеждах настроил такие странные хижины и лодки. Белые люди жили около озера целый месяц, убили много мамонтов и, забрав их клыки, а мясо бросив, ушли. Они были приветливыми соседями и подарили им блестящие кольца. Оружием им служили страшные колья с блестящими остриями, такими острыми, что легко пробивали шкуры мамонта и слона. Так же блестящи и остры были их стрелы; а их луки стреляли вдвое дальше, чем луки айматов. Но самое необыкновенное, что у них было — это ножи — длинные, величиной с руку, острые и такие блестящие, что в них можно было видеть себя, как в прозрачной воде. Деревья они рубили и тесали такими же, как ножи, топорами. Они приручили каких-то животных вроде волков, которые сторожат им жилища и лают, когда подходит чужой. Эти люди обещали вернуться осенью и привезти с собой жен и детей.
Внимательно слушавшая старуха неожиданно крикнула: — Горе, горе нам! Это белые калаты[13] из той стороны, где восходит солнце. Мой отец встретил их раз и они подарили ему блестящий нож из солнечного камня. Но отец ненавидел и боялся их, так как они убивали и ели своих врагов. Они называли себя сынами солнца, а айматов — сынами земли. И это правда: калаты не боятся смотреть на солнце, а айматам оно ослепляет глаза. Калаты не знают голода. Они питаются зернами, которые растят летом. Зимой они сидят дома у огней, едят и спят… Горе нам, если они придут в нашу страну!.. Они будут есть все: и наших детей, и наших оленей, и наших лошадей, и наших медведей. А нам останется голодать и служить им или умереть!..
Наступила беззвездная ночь: уныние охватило мужчин. Они, молча, встали и один за одним ушли в темную пещеру. Под деревом осталась одна старуха, что-то бормотавшая в полусне. Над ней на суку сидел черный ворон. Услыша чей-то шорох, он проснулся, закаркал, захлопал крыльями и снова замолк.
Все погрузилось в сон.
Глава 3
В пещере Тулька
С восходом солнца, в Тульке (так звали айматы свою пещеру) началось оживление. Там жило шесть взрослых мужчин, сыновей одного отца. У каждого из них было по нескольку жен и детей, так что в пещере помещалось до пятидесяти душ.
Вход в пещеру был на северо-западном склоне крутой горы, около ее вершины, под нависшей скалой. Это было небольшое отверстие, заложенное громадным обломком скалы; за обломком шел узкий и высокий проход, с несколькими сужениями; проход поворачивал сначала направо, потом налево, а затем неожиданно расширялся, образуя большой зал, где было совершенно темно. Здесь жители пещеры находили приют от холода и непогоды; пол этой части пещеры был выложен самой природой известняком; разбросанные обломки скал служили айматам столами и скамейками. Температура здесь была одинакова и зимой и летом, так что неприхотливые обитатели Тульки обходились без печей. На высоте тридцати футов от пола свод зала был украшен природой сталактитовыми отложениями. Выступы скал естественно разделяли пещеру на комнаты, удобные для каждой отдельной семьи племени.
В конце зал опять сужался в проход, который, делая прямой угол, приводил во второй маленький грот. Здесь айматы устроили настоящий склад оленьих рогов, длинных трубчатых костей лошадей и пещерных медведей, мамонтовых зубов, кремневых камней разной величины и дерева для выделки оружия. Связанные виноградной лозой, заменяющей айматам веревки, висели на потолке стволы тополей, тисов, дубов, черного и белого терновника.
Дальше пещера еще раз сужалась, открывая вход в третью ее часть, где хранились съестные припасы на случай голодовок и на зиму. Сюда, в это прохладное место, не могли проникнуть ни мухи, ни другие насекомые, портящие мясо. Запасы дичи висели на поперечных жердях с деревянными крючьями. В углублениях стен стояли красные, толстые, похожие на блюдца, сосуды, сделанные из глины и песка и обожженные на огне. В них хранился жир убитых животных, сушеные ягоды, орехи, плоды, древесная кора, травы, коренья, сушеные грибы и лишаи. Лишаи очень ценились айматами; их растирали в муку, приготовляли из нее тесто и поджаривали его в растопленном жиру.
