Итак, на Лубянской площади Дзержинский пока что не стоит, а в подмосковном городе, до сих пор носящем имя Дзержинского, два года назад ему установили памятник. Он там был и прежде, но гипсовый. Его убрали. В начале девяностых, конечно. Теперь поставили бронзового. Снова порадовали ветеранов карательных органов!
В Новороссийске открыли памятник Брежневу (соскучились!), в Петрозаводске – памятник Андропову. Причём глава Карелии С. Катанандов вспоминал не только о том, что Андропов руководил карельским комсомолом и входил в партизанский штаб во время войны. Катанандов нажимал на то, какой строгий, жёсткий порядок в стране навёл Андропов за недолгое время своего правления. Да уж, как писал А. К. Толстой о Грозном, на кого равнялись в русской истории Сталин и Андропов: «Такой навёл порядок, / Хоть покати шаром!» Тяжёлой рукой вёл страну к порядку бывший шеф КГБ Андропов: приказал двадцатиминутное опоздание на работу считать прогулом, устраивал милицейские облавы в дневное время в магазинах и кинотеатрах – почему не на службе? Отношение с Западом поставил на грань войны: переговоры прервал, пассажирский самолёт из Южной Кореи сбил. Одного только не смог: добиться ликвидации товарного дефицита в стране. Полки магазинов оставались пустыми! Но о таком пустяке никто на открытии памятника, разумеется, не вспоминал.
В моей студенческой молодости огромным успехом пользовался спектакль «Карьера Артура Уи» по пьесе Бертольда Брехта, поставленный Сергеем Юткевичем в студенческом театре МГУ. Не называя фашистских вождей их реальными именами, Брехт воспроизвёл зловещую атмосферу, которую они создали у себя в стране. Режиссёрское решение Юткевичем иных сцен спектакля потрясало.
Ах, как ласков с оппонентом человек в безукоризненно чёрном костюме с бутоньеркой в петлице! Они расхаживают по сцене, человек в чёрном успокаивает собеседника, чем-то обнадёживает его. Вот они остановились в середине сцены. Человек в чёрном вытаскивает красную гвоздику из петлицы, внюхивается в неё и в знак того, что всё будет хорошо, улыбаясь, вручает её оппоненту. И тут на наших глазах оппонент начинает опускаться вниз, как в открытом лифте, в яму, откуда бьёт электрическое пламя. Он исчезает там внизу, а на выровненной сцене появляется очередная пара: человек в чёрном костюме с бутоньеркой и его оппонент.
Вы поймёте, почему я вспомнил эту сцену, если прочтёте выдержку из воспоминаний руководителя венгерской полиции в 1956 году Шандора Копачи. Их цитирует мой приятель Игорь Минутко в своей книге «Юрий Андропов. Реальность и миф», в той главе, где рассказывается о том, как с подачи посла Андропова советские войска подавили народное восстание в Венгрии.
«Никогда не забуду последнюю встречу с этим страшным человеком, – пишет Ш. Копачи. – Так произошло – она случилась в последний день нашей революции. Вместе с женой я торопился в югославское посольство, где мы надеялись получить политическое убежище. Прямо на улице нас задержали агенты КГБ и доставили в советское посольство. Встретил нас Андропов, радушный, приветливый, как будто мы званые дорогие гости и он чрезвычайно рад нашему появлению. Он пригласил нас к столу «на чашку чая» и, улыбаясь, сказал, что вот Янош Кадар формирует новое правительство и что он очень хотел видеть в нём полковника Копачи. Я поверил советскому послу. " Время тревожное, – сказал он. – Если хотите, мы предоставим вам машину, и вы будете доставлены к главе нового правительства». Я согласился. К подъезду была подана бронемашина. Я на всю жизнь запомнил, никогда не забуду Андропова в последнюю минуту нашей последней встречи: он стоял на верхней площадке лестницы, улыбался мне, махал на прощание рукой… Советская бронемашина доставила меня прямиком в тюрьму, из которой я вышел по амнистии семь лет спустя, в 1963 году».
Разумеется, о роли этого посла-лицедея в кровавом подавлении венгерского восстания Катанандов на открытии памятника Андропову не вспоминал. Не вспомнил о ней и Путин, начавший свое правление с возвращения мемориальной доски с барельефом Андропова на место, откуда её убрали после провала путча в августе 1991-го, – на стену дома, где жил бывший путинский шеф.
Фотографии других членов брежневского политбюро ещё не пожелтели от времени, бюсты многих из них, установленные, как было положено дважды героям, на их малой родине, возможно, сносить не стали. А снесли – недолго и вернуть, как Дзержинского на Петровку. Косыгину, например, новый бюст собираются ставить во дворе дома, где он жил на Воробьёвке… тьфу, на улице Косыгина – Мосгордума приняла недавно такое постановление. Так сказать, Алексею Николаевичу Косыгину – от благодарной Москвы. За что только благодарить? За слухи об экономической реформе, которую собрался было проводить Косыгин, став Председателем совета министров? Но они так и остались слухами. А других заслуг у этого деятеля я что-то не припомню.
Начинал я работать в «Литературной газете», когда директором издательства был старый большевик Василий Семёнович Медведев – отец ныне тоже покойного Володи Медведева, хорошего иллюстратора многих поэтических книг в «Советском писателе», где он работал. Как директор издательства, Медведев входил в редколлегию и имел все права на обслуживавший её спецбуфет на 4-м этаже. Но правами этими никогда не пользовался. Обедал с нами вместе в столовой на 6-м. Мало того! Возмущался подобными порядками. «Новое дворянство!» – презрительно говорил он о посетителях спецбуфета. И приветствовал Тертеряна, когда тот почему-либо оказывался в нашей столовой: «Что, Артур, надоело в барах ходить?»
В стране, имевшей огромные площади леса, был острый дефицит бумаги. Купить хоть какую-нибудь для пишущей машинки считалось огромной удачей. А уж финская писателям продавалась в специальном комбинате рядом с метро «Аэропорт». И то далеко не всегда. За ней выстраивались очереди, в которых рассказывали, что навострились финны делать бумагу из наших брёвен, оторвавшихся от плотов, которые мы сплавляли по приграничным с ними рекам. Порой плоты развязывались, порой ещё что-то происходило с лесом при сплаве. Так или иначе, но подобная бесхозяйственность радовала финских умельцев, умудрившихся поставить заводик, который выдавал высококачественную бумагу.
Однажды я рассказал об этом Медведеву. Он усмехнулся: «Очень похоже на правду!» И в ответ поведал о том, как подписывал Косыгин с японцами соглашение о строительстве где-то в Сибири какого-то очень крупного бумажного комбината.
Все комплектующие для комбината должна была нам поставить японская сторона. И поставила бы, не заинтересуйся Косыгин какой – то железной сеткой, через которую прокатывается сырая древесная масса. Спросил, для чего она нужна? Объяснили (и мне Медведев объяснял, но я, незнакомый с этим процессом, боюсь за давностью лет чего-нибудь переврать). Сколько она стоит? Несколько десятков тысяч долларов. «Что, – спросил Косыгин, у сопровождающих его специалистов, – у нас своей сетки нет?» «Как не быть? Есть, конечно!» – успокоили его. Сетку покупать не стали. «Многомиллионный контракт заключили!» – рассказывал Василий Семёнович.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
