— Я об этом даже не думал, — хмуро ответил свидетель. — А здесь я лишь исполняю свой гражданский долг.
Алтерит презрительно усмехнулся:
— Вы подонок, Холдер. Наихудший из мерзавцев. Неблагодарный лжец, развратник и злодей.
— Эй, почему это он так меня оскорбляет? — воскликнул возмущенный свидетель.
— Господин Шаддлер, вам не позволено так говорить, — заметил епископ. — Вы должны извиниться.
— Скорее съем на обед собачью блевотину, — ответил Алтерит.
— Вы бесстыжий и дерзкий мошенник! Я приговариваю вас к еще двадцати ударам плетью.
— Спасибо. У меня нет больше вопросов к этому человеку. Пусть заползает в нору, из которой выполз.
— И еще двадцать! — закричал епископ.
На следующее утро Арлин Бедвер вызвал очередного свидетеля, Джорайна Фельда. Это был угрюмый мужчина лет двадцати с лишним. Высокий и сутулый, он, заняв свое место, молитвенно сложил тонкие руки. Голос его звучал громко, но как-то глухо. Отвечая на вопросы Бедвера, Джорайн рассказал о там, что его отец, став партнером Мэв Ринг, изменился до неузнаваемости, пристрастился к выпивке, начал посещать заведения сомнительной репутации, много играть на деньги и вообще огрубел. Однажды, напившись, Фельд-старшпй признался сыну, что «продал душу в обмен на успех в делах». Когда дело дошло до перекрестного допроса, Алтерит поинтересовался, в какой момент свидетель начал подозревать о причастности Мэв Ринг к переменам в поведении его отца. — Как только узнал, что он отдал этой чертовке половину предприятия, — ответил Джорайн. — Понятно. Но тогда почему, обращаясь с жалобой к Мойдарту, вы ни словом не упомянули о колдовстве? Вы попросили разобраться в законности сделки между Мэв Ринг и вашим отцом, вы обвинили мою подзащитную в незаконном владении огнестрельным оружием, но ничего не сказали о колдовстве. Почему?
— Я не должен вам отвечать.
— Должны, мастер Фельд. Такова особенность нашей судебной системы. Находясь на месте свидетеля, вы обязаны отвечать мне, господину Бедверу, епископу и судьям. Позднее вам придется ответить и перед еще более высокой властью. Настанет день, мастер Фельд, и вы предстанете перед Истоком Всего Сущего и ответите Ему.
— Моя совесть чиста. Эта женщина околдовала моего отца. Она заплатит за это.
— Вы помогаете церкви?
— Да.
— Делаете взносы?
— Да.
— Когда вы сделали последнее пожертвование и сколько внесли?
— Не понимаю, какое это имеет отношение к происходящему. — Джорайн перевел взгляд на епископа.
— Я тоже, — отозвался на этот молчаливый призыв председатель. — К чему вы клоните, мастер Шаддлер?
— Насколько мне известно, мастер Фельд внес пожертвование в пятьсот фунтов именно в тот день, когда была арестована Мэв Ринг. Мне подобное совпадение представляется весьма интересным, и я хочу, чтобы мои слова были записаны.
Какое-то время все молчали, затем епископ как будто пришел в себя.
— Не хотите ли вы сказать, что арест Мэв Ринг неким образом связан с вышеназванным пожертвованием? Вы обвиняете меня в продажности?
— Я лишь хочу, чтобы все, имеющее отношение к этому делу, было должным образом записано. У меня нет никаких сомнений в том, чем планировалось завершить этот процесс. Я также твердо верю в варлийскую систему, которая, несмотря на то что многие из живущих в этом краю считают ее жестокой и несправедливой, основана на правосудии и истине. Истина — это такая вещь, которая рано или поздно проявляет себя, как бы ее ни прятали под горами лжи и фальсификации. Истина в конце концов восторжествует.
— Вы просто негодяй! — заорал епископ. — Все! С меня хватит! — Он сделал знак стоявшим у выхода стражникам. — Выведите, отсюда этого человека и дайте ему двадцать ударов. Клянусь небом, я хочу увидеть кровь на его спине, когда он вернется в этот зал.
Алтерита Шаддлера взяли под руки и вывели на задний двор. Ему разрешили снять плащ и рубашку, после чего привязали его руки к столбу. Потом к учителю подошел человек с плетью и небольшим кусочком кожи. Наклонившись к уху Алтерита, он прошептал:
— Сожмите это зубами, сир, — Шаддлер закусил кожу. — Мне очень жаль, сир, я постараюсь не причинять вам особой боли. Вы хороший человек.
Алтерит пытался считать удары, но почти сразу сбился. В какой-то момент кляп выпал, и учитель начал кричать. После двадцатого он просто повис на веревках, плача, как ребенок.
Стражник помог ему подняться. Кто-то вытер спину и набросил на плечи рубашку.
— Держитесь, сир, — посоветовал недавний палач. — Нельзя, чтобы воздух попал на раны. Я послал за вином с медом. Сейчас мы приложим смесь к спине, и вам станет легче.
Алтерит вздохнул: ему было стыдно своих криков и слез.
— Я не очень-то смелый человек, — признался он. — И плохо переношу боль.
— Не думайте об этом, сир, и не терзайтесь. Смелость бывает разная. Я бы, например, не смог сказать в лицо епископу то, что сказали вы. Не уничижайтесь.
Вернувшийся второй стражник принес вино и мед. Смесь поначалу щипала, но затем боль действительно ослабла. Первый стражник помог Шаддлеру одеться.
Откуда-то из-за собора донесся стук молотка.
— Что это за шум? — спросил Алтерит.
— Строят эшафот для Мэв Ринг. Ее собираются сжечь. Нам сказали, что казнь назначена на послезавтра и состоится в полдень.
Шаддлер опустил голову, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
— Нам лучше вернуться, сир, — сказал стражник.
— Мне стыдно, — прошептал учитель.
— Вам нечего стыдиться, сир. Многие мужчины плачут, когда их наказывают плетью.
Он покачал головой:
— Вы неверно меня поняли. Мне стыдно оттого, что я варлиец.
Несмотря на боль, Алтерит допросил каждого из оставшихся свидетелей обвинения, уделив особое внимание тому, в каком состоянии пребывало их предприятие до вступления в него Мэв Ринг и после оного. Столкнувшись с уклончивостью, он привел данные, показывающие соотношение уплаченных налогов до и после вмешательства той, кого обвиняли в колдовстве.
Заседание закончилось поздно вечером, и учитель возвращался домой уже в темноте и под свист холодного ветра. Как он и сказал несчастному Гилламу Пирсу, шансов на то, чтобы переубедить данный состав суда, было очень мало. Решение приняли до того, как первый свидетель дал первые показания. И все же Алтерит Шаддлер надеялся, что соображения благопристойности возьмут вверх над жаждой мщения и заурядной корыстью.
Теперь он знал, что надеяться не на что.
Ему противостояло властное зло, сила, одолеть которую было невозможно. Жирный епископ — взяточник и распутник, аббаты — служаки, готовые отдаться любому ветру, лишь бы он принес их к покою, роскоши и богатству. И все же больше всего Алтерита угнетало другое: люди, давшие ложные свидетельские показания. Обычные граждане, руководствовавшиеся только жадностью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
