со странностями в выборе себе объектов для утех. Иногда это были совсем уж молоденькие девочки, которых Тармач даже не воспринимал, как женщин.
Это и погубило старика. Год назад по осени, когда по обычаю и устремлялись отряды верных сынов Хазарии к славянским и угорским племенам, чтобы собираться дать после сбора урожая, Старика Булхана убила мать одной изнасилованной девочки, которая также оказалась в числе рабынь, что отряд сопровождал на невольничий рынок в Итиль. Женщина смогла развязать путы и ночью проникнуть в шатер Булхана, где зарезала его, а потом и себя.
И вот Тармач предвкушал свой поход в земли словен, когда только он будет принимать решения и выбирать, кого оставить в рабстве, а кого, попользовав, одарить милостью остаться в своем роде. Да и серебро, и железо, и украшения, как и шкуры пушных зверей, теперь будет распределять именно он. Многое придется отдать кагану, но тот, кто собирает дань никогда не останется ни с чем. Тормач ещё не встречал бедного сборщика дани со словен.
Сегодня Тармач, как и вчера и позавчера, занимался тренировками своих воинов и принимал пополнение. Уже две с лишним сотни воинов скопилось под его рукой, и нужно было этот большой отряд привести к покорности и слаженности. Тем более, что среди воинов оказались и аланы, и с десяток армян, и грузины, выходцы из Хорезма, даже словене. И, если аланы были слаженным отрядом и конные, то остальные инородцы пехотинцами и только учились сражаться подразделениями.
Вот и нужно было наладить взаимодействие конных с пехотой, которая стала остро необходимой в противостоянии с некоторыми русичами-бунтовщиками, которые очень мало используют конный бой и чаще разбегаются по лесам после первой атаки. Конные не всегда могут в дремучих лесах изловить разбойников, и приходится держать в отряде и пехоту. Тем более, что было несколько случаев, что приходилось брать приступом огороженные поселения, а катапульты и иные осадные механизмы тащить за собой было невозможным.
Уже после тренировки, где молодой, но горделивый командир чуть до смерти не забил одного из грузинского десятка, что тот, нарушив строй, помешал конным лучникам отстреляться. И теперь командир одного из десятка отрядов, что стояли у реки Воронеж, ожидая осени, отдыхал в своей хижине — не большом круглом сооружении из глины и крышей из камыша и соломы.
— Говори! — примеряя на себе роль командира и даже повелителя, произнес Тармач, когда его отдых прервал прибывший с докладом сотник первой сотни.
— Господин, вести пришли от радимичей и северян. Они говорят, что не станут давать кагану дань, ни черную куницу, ни дев молодых, ни мужей, ни серебра, если тархан, или сам каган не решит их проблем, — сказал сотник и проследил за реакцией командира, тот бывал сильно вспыльчив, мог и нож метнуть в принесшего дурные вести.
Радимичи, как и северяне были зоной ответственности Тармача, вернее старика Булхана, но тот убит, и нельзя было показать свое бессилие в решении проблем, иначе парень так и будет ходить в подчинении, а он сын бека, пусть и третий.
— Дальше говори, не бойся, гнева не будет, буду размышлять, — поморщившись, сказал Тармач.
— По Борисфену от Новгорода пришел конунг Вольга, по дороге взял Смоленск, но кривичи нам дань и так не платили, но он взял и Любеч и Киев, — продолжал сотник доклад.
— То мне известно, каган не станет воевать, пока не станет, Киев. Это важный город, в котором есть и иудейские общины и ромейские. Там место, где можно торговать, и многое сбыть из награбленного, как варягами, так и нами. А ещё ромейский император просит пока не сильно ссориться с русами, ему выгодна торговля с ними. Так что Киев не тронет каган, пока не заручится поддержкой ромейского императора, но тот стар и тоже не станет вмешиваться, — рассуждал вслух Тармач, ему нравилось чувствовать себя политиком, вершителем судеб. Парень был уверен, что мог бы справиться и с должностью визиря.
— Все так, господин, но племя северцев не станут платить нам дань, если Вольга будет по весне ходить к ним в полюдье. А радимичи уже говорят, что дань прежнюю собрать не смогут, так как варяги сожгли много их лесных общин, который и били пушного зверя, — вернулся сотник к докладу.
— Врут, конечно, — Тармач усмехнулся. — Может одно, ну два поселения и сожгли варяги, больше вряд ли, но радимичи решили преувеличить урон и оставить себе часть того, что наше по праву.
— Вы мудры, господин, — польстил своему командиру пожилой воин.
— Я сын бека, иначе быть и не могло, — не заметил скрываемого сарказма Тармач. — Но ты еще что-то хотел.
— Вы еще и прозорливы, — произнес сотник и немного поморщился, понимая, что уже перебарщивает с лестью. — Нам еще сообщают, что у границы расселения радимичей появился большой город. Больше разрушенного Любеча, но много меньше Киева. Они располагаются на границе зон не только радимичей, но и северян, неподалеку от дреговичей, которых мы не смогли обложить данью из-за расселения на болотах и еще древлян. Важно, что город толи основан Вольгам, то ли кем иным из рода Рюриковичей. Там наместником конунга является некий Сол-дат.
— И что? — спросил Тармач, не улавливая к чему ведет, много на себя берущий, десятник. Не нравилось командиру, когда он не понимает ситуации.
— Это центр влияния, контроля, место сбора для войск. Город почти замыкает радимичей в реках Сож и Ипуть без выхода на торговый путь к эллинам. Еще некоторая часть северян обосновала там свои общины, и собираются снабжать город продуктами. У них есть немало ремесленников — кузнецы, гончары точно хорошие. Все в странной обуви, сложной для производства, есть и те, кто в сапогах. Не менее, трех варяжских кораблей… — докладывал сотник, но почувствовал резкий перепад настроения командира на последнем слове и сделал паузу.
Многомудрый сотник первой сотни Иосиф, пусть и не был знатного происхождения, но был иудеем и умел учиться, слышать и анализировать, да и воином был отличным, даже в свои почти пятьдесят лет. Ранее Иосиф был постоянно при командире Булхане, много подчеркнув у того мудрости для себя. Пусть погибший командир и был с извращенным вкусам к утехам, порой чересчур, но был и умным, прозорливым военачальником, что впору было вести в бой большое войско. Этот же мальчишка не был лишен мудрости, но его разум затмевали его слабости. Достаточно было найти светловолосую пышногрудую красавицу из числа рабынь, как мальчик становился полностью управляемым и внушаемым. Сегодня же Иосиф использовал иной прием, прекрасно зная о страсти Тармача к морю
