А ветер, который загнал лодку Тэллоу на песчаную мель, стонал над золотой ладьей, увлекая ее навстречу судьбе.
— Джефраим, — прошептала Пандора, когда он откинулся в кресле, поднеся к губам стакан размером со свою голову, до краев наполненный бренди.
Глупо улыбаясь, Тэллоу пробормотал что-то невразумительное. Обед был превосходным, а красное вино — замечательным.
— Джефраим, откуда вы? — она подалась к нему через узкий столик. На ней теперь было темно-голубое вечернее платье, которое переливчатым каскадом спадало с ее гладких плеч к талии, чтобы внезапно раскрыться коконом у колен. На левой руке ее сверкали два перстня с самоцветами, а тонкую шею обхватывала золотая цепочка. В душе у Тэллоу бушевал ураган страсти, а еще он испытывал детское благоговение перед удачей, что одарила его своей милостью. Он положил руку на ладонь Пандоры. Восторг и предвкушение наслаждения переполняли его, и когда он заговорил, голос его завибрировал от сдерживаемых чувств.
— Из города, до которого много миль, — сказал он.
Она как будто удовлетворилась таким ответом.
— А куда вы направляетесь, Джефраим? — спросила она вроде бы без любопытства.
— Я… я гонюсь за золотым кораблем, который, кстати, проплыл мимо вашего дома как раз перед тем, как мне напороться на мель. Вы его видели?
Она рассмеялась. Смех ранил его, заставил убрать руку.
— Глупый Тэллоу! — воскликнула она. — Такой корабль тут не проплывал. Я не видела его, хотя долго стояла в саду, глядя на реку. Я замечаю все корабли.
— А этот не заметили, — пробормотал он, рассматривая содержимое стакана.
— Ваши шутки, Джефраим, понять не так-то просто, — сказала она мягче. — Но я уверена, что приноровлюсь к ним, когда мы узнаем друг друга ближе.
Последние слова она произнесла едва слышно, однако тон, каким они были сказаны, придал мыслям Тэллоу совершенно иное направление. К нему вернулась уверенность в себе, которая была так жестоко уязвлена минуту назад. Он обхватил обеими руками стакан с бренди, поднял его и опорожнил одним глотком. Причмокнул губами, судорожно сглотнул — и с размаха припечатал стакан к столу, так что подпрыгнула вся остальная посуда.
Вытерев рот тыльной стороной ладони, чуть при этом не подавившись рукавом своей новой красной плисовой куртки, он оглядел маленькую, освещенную свечами комнату. В глазах у него зарябило. Он обидчиво помотал головой и, упершись руками в стол, поднялся. Пристально поглядев на женщину, нерешительно улыбнулся.
— Пандора, я люблю тебя, — выговорив это, он почувствовал невыразимое облегчение.
— Хорошо, — промурлыкала она. — Так будет еще легче.
Тэллоу был слишком пьян, чтобы задуматься над тем, что она имеет в виду. Пошатываясь, он направился к ней. Она медленно и величественно встала из-за стола и пошла ему навстречу. Он обнял ее и поцеловал в шею, потому что, когда она стояла, выпрямившись во весь рост, он не мог дотянуться до ее уст. Она крепко прижалась к нему, провела рукой по спине, погладила по загривку. Другая ее рука поползла вниз по его бедру.
— О! — простонал он вдруг. — Кольцо царапается!
Пандора было надулась, потом улыбнулась и сняла кольца. Тэллоу запутался в своих узких брюках из черного бархата, торопясь остаться нагишом.
— Не пойти ли нам в постель? — предложила Пандора в самый подходящий момент.
— Конечно, — от всей души согласился Тэллоу. — Конечно.
Пандора вывела его из столовой, и по лестнице они поднялись наверх, в ее спальню.
Пролетела неделя, постельная неделя, утомительная и восхитительная. Пандора, помимо всего прочего, научила Тэллоу чувствовать себя мужчиной, — мужчиной, который, кстати сказать, научился доставлять наслаждение Пандоре. За ту неделю он усвоил и кое-что еще, и теперь мог достаточно твердо управлять своими эмоциями, сдерживать вожделение и экстаз во имя большего удовольствия.
Тэллоу лежал в постели рядом со спящей Пандорой и тихонько стаскивал с нее простыню, которой она укрылась. Он никак не мог насмотреться на нее вот такую — обнаженную и беззащитную. По правде сказать, беззащитным чаще всего оказывался он, однако Пандора была женщиной и знала, как правильно пользоваться своим главенствующим положением. Тэллоу был доволен жизнью и любил Пандору все сильнее. Она редко сдавалась на его милость и редко о чем-нибудь умоляла, но тем ценнее были такие моменты. Если бы не усталость, все было бы просто замечательно. А так… — Тэллоу дольше спал и занимался любовью уже не столь пылко, хотя и приобрел немалый опыт. Но все равно — он был доволен жизнью, он был счастлив. Иногда Пандора, сама того не ведая, сердила его, и ему становилось грустно, однако радость всегда превозмогала печаль.
Он только-только обнажил ее грудь, как она проснулась. Моргнув спросонья, она широко открыла глаза, поглядела па него, потом на себя и кошачьим движением натянула простыню до подбородка. Тэллоу неодобрительно заворчал, приподнялся, опершись на локоть, подпер голову ладонью и посмотрел на Пандору сверху вниз.
— С добрым утром, — сказал он. В его голосе слышался деланный упрек.
— Здравствуй, Джефраим, — она улыбнулась как-то по-девичьи, возбудив в нем нежность и желание. Он навалился на нее, расшвыривая простыни. Она засмеялась, потом судорожно вздохнула, застыла на несколько секунд — и поцеловала его.
— Я того заслужила, правда? — спросила она, глядя ему в глаза.
— Правда, — он скатился с нее и сел.
— Я нужна тебе, да? — спросила она, обращаясь к его спине.
— Да, — ответил он и тут же подумал: а не поторопился ли с ответом? Не успев как следует додумать эту мысль, он произнес:
— По крайней мере мне так кажется.
Ее голос оставался все таким же ласковым:
— Что ты хочешь сказать — тебе кажется?
— Прости, — он повернулся к ней лицом, — прости, сам не знаю, что я имел в виду.
Она нахмурилась и легла поудобнее.
— Я тоже не знаю, — проговорила она, — и не могу понять. Так что же ты имел в виду?
— Я же сказал тебе, — отозвался он, мысленно обозвав себя глупцом, — не знаю.
Она легла на бок, лицом к стене.
— Одно из двух: или я нужна тебе, или нет.
— Увы, не все так просто, вздохнул Тэллоу. — Ты нужна мне и не нужна. В разное время — по-разному.
Да, именно так, подумал он. Наконец-то он осознал то, о чем и не догадывался раньше. Она промолчала.
— Такова жизнь, Пандора, — сказал он, чувствуя, что пора остановиться. — Ты же знаешь, что такова жизнь.
— Одной любви мало, — пробормотал он, запинаясь и ощущая себя ничтожеством.
