Semledelcheskaia Gaseta - З е м л е д е л ь ч е с к а я Г а з е т а, специальное издание землевладельцев для статей, посвященных освобождению крестьян. Тенденции либеральные.
О других изданиях скажем то, что сказал Август о друзьях Цинны из рода Корнелиев, после чего был назван Максимом, и, подражая его примеру, проявим осторожность.
Панаев и Некрасов - сердечные друзья, братья по литературным и политическим взглядам - поселились и живут вместе: зимой в Санкт-Петербурге, летом в каком-нибудь дачном доме за городом. В этом году они устроили свое гнездо между Петергофом и Ораниенбаумом, чуть ниже холма, увенчанного постройками немецкой колонии.
Наши дрожки повернули направо, переехали мостик, переброшенный через канаву, углубились в великолепные тени деревьев и оказались перед прелестным небольшим шале [швейцарским домиком], на лужайке, где семеро приглашенных к обеду приступили к нему за богато накрытым столом. В семерку обедающих входили Панаев, его жена, Некрасов и четыре друга дома; узнав Григоровича, они встретили его радостными восклицаниями. Меня громко объявили, и Панаев подошел меня обнять.
Вам знакома странная особенность первого взгляда, с которым в сердце запечатлевается симпатия или антипатия к человеку. Мы выдержали испытание, Панаев и я, первые из этих двух ощущений и обнялись как старинные друзья, и нерасторжимое объятие доказало, что мы на деле стали друзьями. Потом подошла мадам Панаева; я поцеловал ей руку, и, по чудесному русскому обычаю, она вернула мне поцелуй, коснувшись губами лба. Мадам Панаева - женщина 30-32 лет, броской красоты; автор многих романов и новелл, которые она опубликовала под псевдонимом С т а н и ц к и й.
Некрасов, обнаруживая менее демонстративный нрав, удовольствовался тем, что поднялся, поклонился и протянул мне руку, поручив Панаеву извиниться передо мной, что не говорит по-французски в результате своего небрежного воспитания.
Других мне просто представили.
Я много слышал о Некрасове, и не только как о большом поэте, а еще как о поэте, гений которого отвечает сегодняшним запросам. Я внимательно приглядывался к нему. Это человек 38-40 лет с болезненным и глубоко печальным лицом, мизантропическим и насмешливым складом ума. Страстный охотник, потому-то охота для него, полагаю, - повод для уединения; и, после Панаева и Григоровича, больше всего он любит ружье и своих собак. Его последняя книга стихов, отнесенная цензурой к не подлежащим пeреизданию, очень поднялась в цене. Я купил ее накануне, один экземпляр, за 16 рублей (64 франка), и за ночь, по подстрочнику Григоровича, сделал перевод двух стихотворений. Этого вполне достаточно, чтобы получить представление о едком и грустном гении их автора. Мне нет надобности напоминать, что всякий оригинал теряет 100 из 100 процентов при переводе на другой язык. Вот первое из них; оно в высшей степени русское, и, может быть, как раз поэтому во Франции не смогут его оценить по достоинству.
Le village abandonn;
Au bourguemestre Vlas, la grande m;re Ninite,
Pour s;parer l’isba que sa famille habite,
Demanda du sapin lorsque vint le printemps.
Maitre Vlas repondit ; la vieille Ninite:
«Le seigneur va venir; attend, la m;re, attends».
«Le seigneur va venir», - se dit la bonne femme.
Et Ninite attendit, l’esp;rance dans l’ame…
Забытая деревня
У бургомистра Власа бабушка Нинит,
Чтобы перегородить избу, где живет ее семья,
Попросила елового леса c приходом весны.
Мэтр Влас ответил старой Нинит:
«Барин вот-вот приедет; жди, мать, жди».
«Барин вот-вот приедет», - говорит себе добрая женщина.
И Нинит ждала с надеждой в душе.
Бесстыдный сосед, сутяга и злодей,
Разжился полем бедного пахаря.
Бедный пахарь тяготится потерей,
Но говорит: «Приезд барина близок.
Барин рассудит в мою пользу».
И бедный пахарь, по-христиански,
Не обращаясь в суд, ждал барина.
Один холостой мужик любил красавицу Натали,
Но управляющий тоже нашел ее красивой.
Молодые и оба уверенные в будущем,
Они говорят: «Печалиться было бы глупо.
Что управляющий! Вот-вот приедет барин».
И оба в надежде, что пробьет заветный час,
Ждали прихода второго мессии.
Нинит умерла; к осени
Захваченное поле дало обильную жатву;
Мужик, отданный в солдаты, уехал в Крым.
Красавица Натали поумнела
И увидела, что управляющий достоин ее любви.
Дни, месяцы, годы протекли... увы!
Барин, на которого надеялись, не появился.
Наконец, однажды издали увидели с печалью и досадой
Шестеркой лошадей влекомый черный экипаж,
Он гроб привез в деревню:
В гробу лежал высокочтимый барин,
За гробом шел его наследник, одетый в траур.
Положили барина под красивый камень,
И молодой уехал, утирая слезу.
Бедные люди! Может быть, раньше смерти
Придет тот день, способный изменить вашу судьбу.
Вот второе стихотворение этого же автора. Более чем печальное, оно душераздирающее. Озаглавлено: М о я б е д н а я п о д р у г а . Из недр общества никогда не исходил более надрывный крик.
Si la nuit, je traverse une ruelle sombre;
Si gronde sur mon front l’orage t;n;breux,..
_
Пересекаю ли ночью улочку темную,
Бьет ли наотмашь злое ненастье,
Тут же передо мной возникает из тьмы
Твой стонущий, больной и скорбный призрак, бедная подруга!
Моя душа истерзана самой печальной думой о тебе:
С детства с тобой играл насмешливый рок;
Твой отец был злобным, мать - жадной,
И ты вышла замуж с любовью в сердце к другому.
Очень плохой супруг достался тебе в замужестве,
Его сердце было жестоким, его рука была тяжелой;
Ты не могла покориться этому тяжкому рабству:
Ты бежала; несчастье поставило меня на твоем пути.
Ты помнишь день, моя горячо любимая бедняжка,
Когда без сил, скованные томным оцепенением,
В голодной комнате, немые, мы смотрели
На волны нашего дыхания - колеблющийся пар.
Ты помнишь ветер, рыдающий в долине,
Слезы дождя и кончающийся день?
Твой сын плакал, и умирающим дыханием
В разящем холоде ты согревала его руки.
Но он плакал, не переставая, и этот непрерывный стон,
Что не могло унять твое материнское старание,
Временами становился очень пронзительным.
Пробило полночь; ребенок умолк: он был мертв!
Теперь прерви безумный стон,
Бедная женщина! Тебе остается сегодня перестрадать,
А завтра от голода и убаюкивающего горя
Ты уснешь не менее глубоко, чем он.
И затем наступит мой черед. Алчный хозяин,
Купивший три гроба, проклинающий нас троих,
В заброшенном углу бедного кладбища
Напишет три наших имени на одном кресте.
Мы обретались в углу с черным очагом без огня,
Ты бледнела уже под грузом победившей смерти;
Горестный план созрел в твоей душе,
Жестокая битва развернулась в твоем сердце.
Я заснул, и ты тихо ушла,
Сбросив траурный наряд,
И вернулась, безумная, почти в бреду,
С ужином для отца и гробиком для ребенка.
Мы поели, обретая силы для испытания;
В погасшем очаге я затеплил немного огня;
Ты обрядила ребенка в его самые новые одежды,
Какие послал нам случай или бог.
Не расспрашивая тебя, горячечную, мрачную, ожесточенную,
Все дни я оставался в тоске,
Потому что, ты помнишь, бедная женщина, твои губы
Медлили признать грустную правду.
Что ты делаешь теперь? По этому горестному пути,
Если на него ступила раз, суждено идти до конца.
Стыдишься ли ты обычной дороги?
Будь осторожна, ручей впадает в сточную канаву.
О! Кто защитит тебя от презрения и порицания,
Которыми тебя обольют жестокие люди?
Все без исключения назовут тебя падшей.
Я их всех прокляну... но тщетно!
Двух этих стихотворений достаточно, как видим, чтобы дать представление о гении Некрасова.
Есть третье, что приведем только для того, чтобы рассеять заблуждение или, скорее, вытравить клевету, которая, не желаем знать, каким образом, пролилась в России на одного из наших соотечественников. Пора разоблачить эту ложь. Речь идет о княгине Воронцовой-Дашковой и ее преждевременном конце.
