Винченцо вздрогнул, увидев, каким недобрым огнем зажглись глаза монаха. Но выдержка не изменила юноше, и он бесстрашно спросил:
— Кто же тот, кто так уверенно свидетельствует? Почему мои заявления должны основываться на свидетельствах какого-то незнакомца? Почему по его требованию я должен обвинить другого, даже не зная его вины?
— Вас не просят выдвигать обвинения. Вы должны лишь потребовать вызова в суд тех, кто может сделать это.
— Однако я должен помогать им в этом, не так ли? А если обвинения окажутся ложными? — горячо возражал юноша. — Если вы так уверены в их достоверности, почему сами не можете вызвать на суд священника Ансальдо?
— Я сделаю даже больше, — ответил монах.
— Но и это тоже, надеюсь?
— Я сам буду на суде. — Это было сказано столь торжественно и подчеркнуто, что даже напугало Винченцо, однако он быстро спросил:
— В качестве свидетеля?
— Да, в качестве несчастного свидетеля, — как-то странно ответил монах.
— Разве свидетель не может потребовать у суда вызова любого, кого сочтет нужным? — неуверенно спросил юноша.
— Может, — ответил монах.
— Тогда почему вы просите меня, совершенно незнакомого вам человека, о том, что можете сделать сами?
— Не надо более вопросов, — остановил его монах. — А теперь скажите, вы сделаете суду заявления?
— Последствия моих заявлений могут оказаться столь серьезными, что я предпочитаю, чтобы это сделали вы.
— Когда я приказываю, вы должны повиноваться, — промолвил монах, грозно посмотрев на него.
Винченцо, испугавшись, попробовал вновь объяснить причину своего отказа. Он не хотел участвовать в этом странном деле.
— Я не знаю вас, святой отец, не знаю и священника Ансальдо, которого вы мне приказываете вызвать в суд, — оправдывался он.
— Теперь вы узнаете меня, — мрачно промолвил монах и вынул кинжал.
Винченцо с ужасом вспомнил сон.
— Взгляните на эти темные пятна, — промолвил монах, показывая ему клинок.
Винченцо увидел на лезвии кинжала следы запекшейся крови.
— Эта кровь должна спасти вас. Это неопровержимое свидетельство правды. Завтра вечером мы встретимся в камере пыток, вернее, в камере смерти.
Сказав это, он повернулся и, пока Винченцо приходил в себя, исчез. Наступившая полная тишина свидетельствовала о том, что Винченцо опять остался один.
Он просидел в глубоком раздумье до самого рассвета, пока наконец не отворилась дверь и не вошел тюремщик, принесший завтрак — кружку воды и кусок хлеба.
Винченцо, не выдержав, спросил у него, как зовут человека, посетившего ночью его темницу. Тот с таким удивлением посмотрел на него, что Винченцо повторил свой вопрос.
— Я нес дежурство с часу ночи. В темницу никто не входил, синьор.
Винченцо пристально посмотрел на стража, но ни вид, ни поведение последнего не свидетельствовали о том, что он говорит неправду. И все же трудно было поверить, что визит монаха мог остаться незамеченным.
— Ты слышал какой-нибудь шум ночью или все было тихо? — расспрашивал юноша.
— Я слышал, как колокол отбивал время в храме Святого Доминика, — ответил страж. — И как менялись часовые.
— Непонятно, — размышлял Винченцо. — А чьи-нибудь шаги или голоса?
Страж снисходительно улыбнулся:
— Я слышал только, как обменивались паролем часовые.
— А ты уверен, что это были часовые? Как ты их узнал?
— Сменяясь, они называют пароль, кроме того, слышно было, как бряцает оружие.
— А их шаги отличаются от шагов других?
— У них тяжелая походка, и к тому же их обувь подкована железом. Почему вы спрашиваете меня об этом, синьор?
— Ты охранял дверь моей темницы, не так ли?
— Да, синьор.
— И ты не слышал ни единого звука, доносившегося из этой камеры, или голосов?
— Нет, синьор.
— Не бойся, приятель, я тебя не выдам. Признайся, ты заснул?
— Со мной был мой напарник, синьор. Он, по-вашему, тоже спал? А если бы так, то без ключей в камеру не войти, а ключи были у нас.
— Ну, их легко можно было взять у спящего человека. Но можешь положиться на меня, я вас не выдам.
— Что? — воскликнул в негодовании тюремщик. — Я три года несу службу в тюрьме инквизиции и не позволю какому-то еретику обвинять меня в нерадивом исполнении своих обязанностей!
— Если это обвинения еретика, то можешь успокоиться, здесь словам еретиков не верят.
— Мы не сомкнули глаз всю ночь, — обиделся тюремщик, собираясь покинуть камеру.
— Тогда просто непонятно, — в раздумье произнес Винченцо, — каким образом в мою камеру мог проникнуть незнакомец?
— Синьор, вы все еще не проснулись, — ответил тюремщик, задерживаясь. — Сюда никто не входил.
— Значит, сон продолжается, — неуверенно сказал юноша. — Все это мне приснилось.
Слова тюремщика произвели на него такое впечатление, что он сам стал верить, что все было во сне.
— Когда люди спят, они видят сны, — ехидно заметил тюремщик. — Все это вам приснилось, синьор.
— Человек в одеянии монаха был сегодня ночью у меня в камере, — продолжал размышлять вслух Винченцо и описал тюремщику внешность посетителя. Тот, по мере того как юноша рассказывал, становился все серьезнее.
— Ты знаешь здесь кого-нибудь, похожего на него?
— Нет! — резко ответил тюремщик.
— Хотя ты не видел, как он вошел ко мне, может, ты вспомнишь, что видел его когда-нибудь среди инквизиторов?
— Святой Доминик, спаси и помилуй! — испуганно воскликнул тюремщик.
Удивленный Винченцо еще раз справился, знает ли он этого монаха.
— Я такого не знаю, — наконец ответил тюремщик, и Винченцо увидел, как изменилось его лицо. Наконец он быстро повернулся и ушел.
Винченцо подумал, что его уход скорее напоминает бегство и что для служителя святой инквизиции с немалым стажем непростительной неосторожностью была столь длительная беседа с заключенным. Однако он на нее решился.
ГЛАВА VI
Ужель уж полночь?Холодный пот покрыл мое чело.Чего страшился я?
В. Шекспир
В тот же час вечером за дверью послышались шаги, заскрежетал тяжелый засов, дверь открылась, и на пороге появились вчерашние тюремщики. На него снова был наброшен плащ, и его вывели из камеры. Он слышал, как за ним, словно навсегда, захлопнулась дверь. В эту минуту он вспомнил слова монаха, когда тот показывал ему кинжал, и Винченцо был рад, что не изменил себе и не пошел на уступку. Он даже приветствовал бы теперь наказания, ждущие его, ибо был горд тем, что устоял и не согласился обвинить Скедони в том, что не смог бы сам доказать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
