— Это мысль, — задумчиво проговорила Ира. — Только я всё равно ничего такого не видела, чтобы так вот, под третью статью… В смысле, секретки-то у нас там навалом, но всё, что под допусками, ребята сами разбирают… — она умолкла на полуслове, прижав ладонь к губам. Как это она раньше не сообразила! — Тесты!
Бабушка обеспокоенно подалась вперёд.
— Какие тесты, Иринушка?
— Мои аттестационные, — Ира до боли в побелевших костяшках сжала ручку чашки. — Я там, наверное, где-нибудь что-нибудь такое наотмечала случайно, а теперь все думают… Ох, ё-моё…
Она едва не вскочила из-за стола, чтобы сей же час мчаться с повинной к Зарецкому. Толку нет: он и так всё прекрасно знает. Да и под следствие за сокрытие опасных сведений совсем не хочется; пока что её спасает слово «осознанное» в формулировке закона. «Случайное стечение обстоятельств»… Сходится всё, ох, сходится! Хорошо, что она из Москвы убралась; поди отыщи человека в такой глуши…
— Я поняла, ба, — Ира залпом допила остатки чая. — Правильно ты всё сказала. Буду тут сидеть тише воды, ниже травы. И к ребятам лезть не стану от греха подальше. Ты только никому ни слова, ладно?
— Ладно, Иринушка, ладно…
— Вы чего тут с утра пораньше?
В дверях нарисовалась отчаянно зевающая Олька. Кот, потревоженный её звонким голосом, спрыгнул на пол и куда-то унёсся, чиркая когтями по линолеуму. Бабушка ойкнула и подхватилась с места.
— Садись, Олюшка. Чайку тебе или кофе будешь?
— Чай, — сестра плюхнулась на освобождённую бабушкой табуретку и ещё раз зевнула. — «Дава-а-ай не в семь утра-а-а»… Не в семь — значит, в шесть, что ли?
— Не сердись, — Ира виновато улыбнулась. — У меня все ритмы сбились.
— Раз уж встали, то пошли пораньше купаться, — постановила Оля, принимая из бабушкиных рук исходящую паром кружку. — В одиннадцать уже жарко будет.
— Вы там поосторожнее, — бабушка со значением посмотрела на Иру из-за Олькиной спины. — В воде долго не сидите.
— Ой, ба, в такую жарюку не простудимся! — отмахнулась сестра.
— Хорошо, не будем, — пообещала Ира.
Дорога до озера лежала через дикие луга, тянувшиеся вдоль кромки леса. В детстве путь казался бесконечным; сейчас неторопливая прогулка, пусть и длиной в полчаса, казалась едва ли не большим удовольствием, чем купание в зеленоватой озёрной водице. На противоположном берегу засели припозднившиеся рыбаки; они устроили удочки на врытых в землю подпорках и не обращали никакого внимания на изредка лениво подёргивающиеся поплавки.
— Слишком мелкая рыба? — предположила Ира, наблюдая за пляшущими на воде яркими пятнышками.
Оля прыснула.
— Слишком плохо после вчерашнего. Пошли, им на нас пофиг.
Она сбросила цветастый сарафан, оставшись в одном купальнике, и распустила роскошную косу. Ира, наоборот, заколола волосы повыше. По глинистому берегу она спустилась вслед за сестрой к кромке воды. Озеро дышало прохладой. Казалось, взгляни в непрозрачную зелёную гладь — и в ней, как много лет назад, отразится пухлая детская мордашка.
— Ну где ты там? — нетерпеливо окликнула Оля. Она уже успела окунуться с головой и теперь плескалась на глубине, время от времени отгоняя от себя клочки вездесущей ряски.
— Иду, — отозвалась Ира и решительно шагнула в воду.
Виноваты ли были прошедшие годы или, может, тлетворное влияние тени, но былого счастья купание уже не вызывало. Вода, в меру тёплая, в меру чистая, пахла водорослями и озёрным илом. Оля вовсю радовалась жизни, то ныряя, то устраивая броски на глубину или вдоль заросшего тростниками берега. Ира, посидев в воде минут пятнадцать, выбралась загорать. На твёрдой, нагретой солнцем земле было намного уютнее.
Домой Оля засобиралась в половину одиннадцатого, когда солнце начало припекать всерьёз. По старой колее, дотверда высушенной жарой, шли босиком; над лугами плыл медвяный аромат цветущих трав и многоголосый стрёкот кузнечиков. Оля без умолку о чём-то болтала, не слишком заботясь, слушают её или нет. Ира и не слушала, пока сестра не встряхнула её за плечо.
— Э-эй, алло! Не проснулась, что ли?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А? Извини, задумалась, — рассеянно отозвалась Ира. — Что ты сказала?
— Вон, говорю, от леса кто-то идёт, — зоркая Олька ткнула пальцем в сторону зубчатой тёмно-зелёной гряды.
Ира сощурилась, присматриваясь.
— Макс, — сказала она скорее себе, чем сестре. Сама не знала, хочет сейчас с ним видеться или нет. — Коллега.
— О, ну пойдём скорее, — Олька схватила её за руку и воодушевлённо потащила вперёд. — Надо ж поздороваться!
Нехитрые сестрины уловки не обманули бы и ребёнка. Ира, однако, смирилась и покорно прибавила шагу. Макс был один; судя по заправленным в кроссовки джинсам, рубашке с длинными рукавами и рюкзаку за спиной, в лесу он провёл все прохладные утренние часы. В руках Некрасов нёс наспех свёрнутый из бумажного листа кулёк, полный мелкой лесной ежевики.
— Привет! — Макс ослепительно улыбнулся и помахал Ире рукой. — Ну, как отдых продвигается?
— Отлично, — Ира остановилась в паре шагов от него, ненавязчиво преградив путь лучившейся любопытством сестрице. — А ты в трудах?
— Само собой, — Некрасов картинно развёл руками. — В командировке главное что? Чтобы младший офицер задолбался. Вот, ягод хотите?
— Спасибо! — Олька выскочила вперёд, прежде чем Ира успела отказаться от угощения. — Это где вы такой ежевичник нашли роскошный?
— Информация служебная, разглашению не подлежит, — хохотнул контролёр, протягивая девушкам испятнанный соком кулёк. — Максим Некрасов, к вашим услугам.
— Меня Оля зовут, — сообщила сестра, радостно улыбаясь.
— Очень приятно. Дамы, могу вас проводить до деревни?
— Да, конечно.
Ира сама толком не понимала, почему чувствует себя виноватой. Макс вёл себя, как всегда; он по-прежнему ей нравился, но радоваться, как раньше, его обществу сейчас не получалось. Всё работа тени, скорее всего. Должно быть, пока окончательно не заживут оставленные ею раны, все чувства так и останутся приглушёнными, словно отделёнными от сознания толстым мутным стеклом. Макс поймёт; кому, как не ему, разбираться в тонкостях воздействия нежити на людей…
— Познакомился вот с местными лесовиками, — весело разглагольствовал Некрасов. — Ничего такие ребята, бойкие. Все места грибные тут знают. Звали завтра с утра за лисичками. Прямо жалко даже, что мы во Владимир намылились…
— Вы во Владимир едете? — ахнула Олька и послала Ире многозначительный взгляд. — Тоже по работе, наверное?
— Нет, по любви. К безвозмездному физическому труду, — изрёк Некрасов. — Ну и, надеюсь, уломаю коллегу взглянуть на местные красоты. Слушайте, — он просиял, словно бы осенённый гениальной мыслью, — поехали с нами, а? Мы задавим большинством и тогда точно пойдём смотреть город.
Ира открыла было рот, чтобы вежливо отказаться, но Оля соображала проворнее.
— Конечно! Поехали! — выпалила сестрица, улыбаясь во все тридцать два белоснежных зуба. — Я во Владимире много раз была, всё там знаю!
— Оль, — Ира укоризненно покосилась на сестру. — Мы, может, не к месту будем…
— К месту, — заверил Макс. — Только встать придётся рано. Мы в семь выезжаем.
— Это мы запросто, — заявила Олька. — Куда нам прийти? Вы где живёте?
— Мы лучше сами заедем, — ухмыльнулся Некрасов. — Не будем зря беспокоить нашего лендлорда… Вон он, кстати, совершает моцион.
Ира проследила за его взглядом. Вдоль забора крайнего к лесу домика неторопливо прогуливался Семён Васильевич, которого Ира по старой детской привычке слегка побаивалась. В пять лет ей казалось, что жутковатый мужик, до глаз заросший уже тогда седой бородой — не деревенский житель, а явившийся из леса сказочный родич Бабы-Яги.
— Пойду поздороваюсь, что ли, — Макс жизнерадостно взлохматил светлые вихры. — Ну, до завтра?
Смотрел он на Иру, но ответила ему Оля. Сестра рассыпалась во многословных благодарностях, так что Ире оставалось лишь помахать Максу на прощание. Некрасов подмигнул ей и размашистым шагом направился к Семёну Васильевичу желать доброго утра.