Днем 30 июля Миколайчик прибыл в Москву. Это было накануне трагической попытки варшавского подполья освободить от немцев свой город.
Польша продолжается; Варшавское восстание
Это была отчаянная и в высшей степени мужественная акция. Она разгорелась от искр, раздуваемых в Москве и на линии фронта, протянувшейся к востоку от Варшавы. В конце июня советские войска начали крупное наступление на Витебск на основном польском фронте. К концу июля они прорвали линию центральной обороны немцев и прошли через Белоруссию, преодолев более трех тысяч миль.
В свете последовавших за этим событий стоит вспомнить прогноз Молотова, сделанный им в беседе с Гарриманом 5 июля. Излагая послу стратегию текущего наступления советских войск, он сказал, что Красная армия из Белоруссии направится к Кенигсбергу, а потом повернет на юго-запад через Восточную Пруссию и Северную Польшу, обогнув Варшаву. Освобождение Варшавы предполагается предоставить польским партизанам и польской армии, после того как будут отрезаны все коммуникации немцев на западе. Он также добавил, что советские войска могут продвинуться в Южную Польшу.
Вероятно, Гарриман имел в виду именно эту беседу, когда 19 июля на вопрос Государственного департамента о намерениях Советского Союза высказал предположения: во-первых, Польскую армию генерала Берлинга (соединения в составе Красной армии), возможно, держат в резерве для использования при освобождении Польши, а во-вторых, Красная армия, возможно, пройдет мимо Варшавы, чтобы армия Берлинга совместно с партизанами могла бы, хотя бы для вида, если не фактически, взять Варшаву, после того как будут отрезаны все немецкие коммуникации на западе.
Если первоначальный стратегический план Советского Союза был именно таким, я не знаю, исполнялся ли он неукоснительно и был ли на самом деле предусмотрен решительный фронтальный бросок на Варшаву в процессе наступления Красной армии. Продвижение русских войск в течение следующего месяца по Центральной и Восточной Польше к Висле и Варшаве дает основание полагать, что вначале ради подобной попытки предполагалось изменить план, но потом от этого отказались. Если это было так, то решение остановиться перед Варшавой может быть объяснено несколькими причинами. Сталин хотел подождать, пока немцы в Варшаве не будут уничтожены, как и предполагали лондонские поляки и Черчилль. Кроме того, наступление советских войск в северной части фронта было остановлено в начале августа, и бросок через Восточную Пруссию к северу от Варшавы, перерезающий коммуникации на западе, не был завершен. По словам Сталина, Красной армии пришлось остановиться на Висле перед Варшавой, чтобы подтянуть боеприпасы, так как немецкая оборона в Варшаве была очень сильна.
22 июля поляки в Варшаве перехватили по радио приказ командующего 4-й немецкой бронетанковой армии своим частям отступить западнее Вислы.
Форсировав Буг в Центральной Польше, 24 июля войска Красной армии вступили на территорию западнее линии Керзона и взяли Люблин. В ночь на 26 июля – день, когда советское правительство пообещало подписать соглашение, по которому гражданское управление Польшей поручалось Национальному комитету освобождения, – советские войска дошли до Вислы примерно в 27 милях юго-восточнее Варшавы. В течение следующих нескольких дней они взяли Белосток и Брест-Литовск, то есть два главных подступа к Варшаве с востока. В официальном советском военном коммюнике от 28 июля сообщалось, что советская армия, «…продвигаясь к Варшаве с юга и с востока фронтом шириной почти 50 миль… находится в некоторых местах в сорока милях от Варшавы». В эту ночь в Варшаве третий раз бомбили сортировочные станции. Прага, промышленный пригород на восточном берегу Вислы, попала под артиллерийский огонь русских.
Главнокомандующий организованной подпольной армии в Варшаве генерал Бур с нетерпением ждал своего шанса взять город раньше частей Красной армии. До отъезда из Лондона в Москву Миколайчик отправил генералу Буру следующее послание: «На заседании кабинета республики была выработана общая резолюция, позволяющая Вам в любой момент поднять восстание. Если возможно, сообщите нам заранее».
Эта операция стала известна под названием «Буря». Приказ был довольно гибким и предоставлял местному лидеру каждого польского города решать самому – поднимать ли народ и когда.
25 июля кабинет принял резолюцию. Послание Миколайчика было отправлено где-нибудь между 25 и 27 июля. Я не знаю, было ли оно получено и вручено генералу Буру до или после того, как он передал по радио в Лондон: «Мы готовы в любой момент сражаться за Варшаву. О дне и часе начала восстания я доложу».
Генерал Андерс, командующий польским корпусом в Италии, противился идее общего восстания. Генерал Соснковский, министр обороны, находившийся в тот день в Италии с Андерсом, согласился с ним и 28 и 29 июля отправил два следующих послания генералу Буру: «…в настоящих политических условиях я категорически против общего восстания, результатом которого станет замена одной оккупации на другую. Следует трезво и объективно оценить ситуацию в Германии. Любая ошибка дорого нам обойдется. В то же время необходимо сосредоточить все политические, моральные и физические силы на борьбе против захватнических планов Москвы».
Эти послания, может быть, дошли до Бура только тогда, когда он начал действовать. В любом случае, этому осторожному совету прямо противоречит более позднее послание президента Рачкевича из Лондона. А 2 августа министр Квапинский (замещающий Миколайчика во время его отсутствия) подтвердил Буру, что «в связи с предложениями главнокомандующего избегать открытых вылазок и полновесных действий, которые вы планируете, польское правительство не считает возможным менять свои предыдущие указания и ваше решение. Открытое вооруженное выступление целиком находится в пределах вашей компетенции. Это относится и к восстанию». К этому времени восстание уже началось.
Вечером 29 июля радиостанция в Москве, известная как станция Костюшко, обратилась к жителям Варшавы от имени Союза польских патриотов: «Варшава, несомненно, слышит шум битвы, которая вскоре принесет ей освобождение…» И далее: «Польская армия, обученная в СССР, входящая на территорию Польши, теперь присоединилась к Народной армии, в результате чего сформирован корпус польских вооруженных сил, вооруженная рука нашей нации в борьбе за независимость».
Станция призывала жителей Варшавы присоединиться к борьбе. «Для Варшавы, не сдающейся, а продолжающей борьбу, настал час действовать. Немцы в Варшаве, несомненно, будут защищаться… Они обрекут город на разрушение, а его жителей на гибель… Поэтому во сто раз больше, чем когда-либо, необходимо помнить, что… прямая активная борьба на улицах Варшавы, в ее домах, на заводах и в магазинах не только ускорит момент окончательного освобождения, но и сохранит национальную собственность и жизни наших братьев. Поляки, время освобождения близко! К оружию! Нельзя терять ни мгновения!»
На следующий вечер, 30 июля, Миколайчик имел первую беседу с Молотовым. Нарком иностранных дел сухо спросил: «Зачем вы сюда приехали? Что вы имеете сказать?» И согласно отчету, позже опубликованному Миколайчиком, добавил: «Скоро мы возьмем Варшаву, мы уже примерно в шести милях от нее!»
Миколайчик нигде не упоминает, что передавал это заявление в Варшаву или Лондон. Не было в то время и никаких контактов между частями Красной армии, стоящей у стен Варшавы, и польскими подпольными группами, ждущими их вступления в город. Советские военачальники и не пытались связаться с ними. Возможно, они не знали их и не знали, где их искать. Не было налажено никакой кодовой связи. Варшавские группы пытались установить связь, но по каким-то причинам это не удалось. Суровость, которую Красная армия до сих пор проявляла по отношению к группам сопротивления, связанным с лондонским правительством, не вызывала у всех остальных желания сотрудничать с ними.
К 31 июля Красная армия заняла широкий участок Вислы и захватила города, находящиеся в 10 милях к северо-западу и в 12 милях к юго-западу от Варшавы. Немецкие войска подверглись массированной атаке с обоих направлений, а также мощному артиллерийскому обстрелу и прямому наступлению с востока. Ночью генерал Бур отдал приказ в пять часов утра 1 августа начать операцию «Буря».
На это решение повлияли недюжинная национальная гордость и страстное желание оправдать надежды поляков. Весь этот поток чувств был описан Стефаном Корбанским, активным членом польской подпольной армии в Варшаве. Порыв действовать становился сильнее при мысли о том, что «…скажет западный мир, если русские возьмут Варшаву без посторонней помощи. В этом случае Сталин без труда убедил бы союзников, что польская армия, нелегальное правительство и польское подполье как таковые являются фикцией… никто не мог предвидеть, что русские намеренно остановят наступление… Однако дата Варшавского восстания была установлена позже, на секретном военном заседании, принявшем во внимание дополнительный фактор, а именно что немцы завесили город плакатами, призывающими всех мужчин, кроме мальчиков и стариков, явиться на строительство оборонительных сооружений».
