Что же вы, как ошалелые, лепите всё чучело из одной бреховины?[238]
А, вот что ещё приволок Сума: «Самый существенный факт, который подтверждают все, кто знал Солженицына в заключении» – (Симонян? Виткевич? Каган? Зубов? увы, никто из них, – да и не был там никто), – «не заметил его только Д. М. Панин: за день до лагерного бунта Солженицын исчез – его неожиданно перевели в тюремный госпиталь».
Ах, проклятая хронология, ведь опять без неё, всё у него протекает когда-то вообще, а дни вот какие: в Экибастузе стрельба охраны по безоружному лагерю и избиение беззащитных – 22 января 1952 года (по старому стилю – 9 января, «кровавое воскресенье»). 23 января – начало забастовки тех бараков, где есть убитые. 24–25–26 января – три дня голодовки-забастовки всего лагпункта. 27-го – мнится победа, администрация заявляет, что требования будут выполнены. 28-го – опрос требований и собрание бригадиров, где я выступаю. 29-го я ухожу в больницу на операцию раковой опухоли, которую мне и делают 12 февраля. Д. Панин потому и «не заметил» моего исчезновения перед мятежом, что весь мятеж и всю голодовку мы провели с ним в одном бараке, где ещё 26-го он отважно призывал заключённых не сдаваться.
И наконец – вершинная догадка: а может быть, у Солженицына и рака никакого не было? Сума, ау! Ату! В духе теории профессора Симоняна и в художественной целости этого виртуозного интригана, спирального изменника Солженицына: рак – это был «приобретенный рефлекс, который Солженицын научился вызывать без малейших усилий». Ату его! Какая возможность пропущена!..
Ну, впрочем, и моя вечная ссылка, оборванная XX съездом, пропущена тоже, она Суме не подходит. Но ошибётся кто подумает, что с окончанием тюрьмы окончились неугомонные интриги этого многоликого двурушника Солженицына. Нет, они только начинались! И развивалось дело так: из лагеря он вывез «горы исписанных бумаг». Сума не ссылается на свидетелей, но ведь каждый ребёнок знает, что из любого советского концлагеря вывози своих рукописей сколько хочешь. А дальше? – «Сразу же по выходе стал затевать хитроумные политические и иные интриги и козни, активно готовиться к антисоветским выступлениям». То есть так понять, что для этого, после ссылки, он ринулся в самые кипучие московские круги? – О нет, гораздо хитрей: «Александр Исаевич поселился не в крупном городе, а в захудалом уголке Владимирской области… Как? И он согласен жить вдали от издательств и редакций?.. Неужели он не хочет видеть огни больших городов, людей, улицы, магазины, трамваи?» (тут очень искренно звучит у Сумы, ему действительно трудно представить).
Но даже на этом загадки лишь начинаются. Сатанински хитрый Солженицын теперь изобретает видимость «подпольного писательства», совершенно ненужного и фальшивого. Ведь «почти всё, что Солженицын тогда написал, было опубликовано» (правда, гораздо позже, и на Западе). Ну, какую опасность для Солженицына могли представлять изложенные тогда из памяти на бумагу или написанные вновь: «Пир победителей», лагерные поэма и стихи, «Прусские ночи», «Пленники», «Знают истину танки» (сценарий о лагерном восстании) и «Круг первый» в его истинном («атомном») варианте? «Солженицынская версия о мотивах его подпольной литературной деятельности просто непонятна».
И ещё можно было бы простить Солженицыну все его мерзости до сих пор. Но он, негодяй, стал выбрасывать чекистам приманки на крючках, чтоб это благородное учреждение клюнуло.
Начал с того, что чемодан с частью своих пасквилей забросил к некоему Теушу. А как раз, по другому поводу, – «сотрудники КГБ получили ордер на обыск в квартире Теуша. Однако никто там не искал сочинений Солженицына. Уже уходя, офицер КГБ вдруг заметил в прихожей (в единственной жилой комнате) маленький чемоданчик» (метр на 75 см, а весом с пуд). Вот это-то и был отравленный крючок, который доверчивое КГБ проглотило – и стало жертвой всех последующих литературных скандалов. Да даже сегодня, уже через столькие годы, в гебистском отделе стучат по груди, и обидно подумать: ну хорошо, ну отобрали у тебя чемодан рукописей, ну пойди по-хорошему попроси, извинись – хочешь в КГБ, хочешь в прокуратуру, да хоть просто в партийные органы. – Но нет! – «он знал, что с ним ничего не случится». Ведь «всё именно так и было задумано Солженицыным: чтобы органы КГБ нашли рукописи, а он, не подвергшись наказанию, получил бы повод устроить скандал». Он и затеял письмо съезду писателей (которое имело такие нехорошие последствия на родине Сумы, да сам же Сума на чехословацком съезде[239] в этот кипяток и попал).
Переведу на мгновение дух. В «Телёнке» я описывал, как в своём подпольи, под мозжащим растоптом КГБ, я спасал рукописи, маневрировал, искал новых убежищ, где хранить, где дописывать неоконченное. И когда те вихри прожигали мне голову, мог ли я думать, что через 13 лет придётся почитать отчёт самого Голиафа КГБ – что́ они думали с другой стороны, как растравно они подосадуют, что не раздавили меня, когда это был бы беззвучный хруст: кто там заметил в 1965 году конфискацию моего архива? долго ли помнил бы Запад исчезновение автора «политической прохрущёвской» повести?
______________
Да ещё ж история с Нобелевской премией. Известно, как её обычно получают: громко протестовать! и протестовать! и протестовать! «Протестовать, ничем не рискуя. Исключён из Союза писателей? – не беда!.. В Советском Союзе он – как у Христа за пазухой» (так и написано). Просто – разгульная безопасность.
И разумеется – получает Нобелевскую.
Ну, чёрт с тобой, получил – так уезжай, по крайней мере! Так нет, «Солженицын вновь прибег хотя и не к наказуемому [!!!], но одному из самых грязных трюков своей жизни: он вообще не подал никакого заявления относительно оформления паспорта и визы» (буквально, только курсив мой. – А. С.). Вот этим трюком я более всего и ранил измученное сердце КГБ.
Но и на этом не остановился наглец: теперь он решил публиковать «Архипелаг». «И незачем кивать на цензуру, бюрократов, на ограничения» – книгу «Архипелаг» ему удалось издать. Но каким опять подлейшим трюком! Уж ЧК ли, ГПУ, КГБ не знает трюков? Уж кто тогда и знает! Но Солженицын опять умудрился подкинуть заманчивый крючок: чтоб КГБ же и двинуло «Архипелаг» в печать! И как же этот крючок закинут? А очевидно, что КГБ получило анонимный донос на хранение «Архипелага» – от самого Солженицына!!
Среди читателей могут оказаться детективно-тупоумные и начнут задавать наивные вопросы:
– что ж за странный путь печатать «Архипелаг», отдав его в КГБ?
– и с какой же целью Солженицын, уже и так удушенный КГБ, ещё отдаёт против себя «Архипелаг»?
Да он же знал, что советское правительство, по своему безконечному добролюбию, за такую лёгкую книжицу не станет его ни в тюрьму сажать, ни убивать. (Сегодня в СССР сажают тех, кто её только читает.)
______________
Что могли – всё сделали. Всесоюзным приказом
