Субботин умолк. Выразительно поглядел на студентку: запоминай, мол, мотай на ус, Олеговна!..
— Однако, Василий Палыч, педагог из вас! — улыбнулся Валентин. — Запугаете девушку подобными новеллами — она же в маршрут больше не пойдет.
Ася сделала протестующее движение, хотя видно было, что рассказанное начальником произвело на нее впечатление.
— Кстати, о маршрутах! — встрепенулся Субботин. — Пусть-ка она сходит с тобой в пару-тройку маршрутов. — Он поглядел на Асю и засмеялся с чуть ощутимой желчью — Даст бог, глядишь, сделает из себя вегенерианку. И эту… как ее… шантажистку…
— Шарьяжистку, имеется в виду, Василий Палыч? — предельно кротким голосом осведомился Валентин.
Тот лишь махнул рукой.
— А! Та же Маша, только в другом сарафане.
— Ну-ну, — Валентин весело блеснул зубами и встал. — Пойду поужинаю.
— Валяй! — великодушно разрешило начальство. Катюша постаралась. Когда Валентин подошел к костру, его уже ждали отварные макароны, щедро заправленные консервированной говяжьей тушенкой, и крепкий чай со сгущенным молоком.
— Опять привет от Глеба, — он нехотя взял ложку.
Ел машинально, без всякого желания, а просто в силу необходимости. Невесело глядел в огонь, размышлял.
Увидев, что он допил чай, Катюша с готовностью вскочила.
— Налить еще?
— Спасибо, что-то не хочется. Схожу умоюсь, а то со всеми этими передрягами вовсе уж чмыхнулся — даже не умылся после дороги.
— Какими передрягами? — она искренне встревожилась, и голос ее зазвучал сочувственно. — Неприятность случилась?
— Все это, Катюша, как говорится, мелочи жизни, — Валентин потянулся к рюкзаку, который он давеча, прежде чем идти к начальнику, скинул здесь вместе со спальным мешком.
Кичер-Маскит вытекал из небольшого озера, над которым, на крутой террасе, и расположился табор. Внизу, у берега озера или речки, удобного места для палаток не нашлось.
Стояла уже почти ночь, лишь на западе, за мягко-волнистым гребнем отрога, оголенного, как большинство окрестных хребтов, затухающе розовело небо.
Валентин уверенно сбежал к воде, хотя всего лишь несколько дней назад протоптанная тропинка едва угадывалась в темноте. Он остановился у самой береговой кромки и замер, с наслаждением вдыхая бодрящую свежесть озера. Оно питалось холодными родниками, бьющими где-то в глубинах, и было расположено достаточно высоко, чтобы выглядеть вполне безжизненным. Никаких водорослей, ила — чистейшее, можно даже сказать, стерильное песчано-каменистое дно. Никаких задумчивых кустов по берегам. Никаких рыбьих мальков, резвящихся на отмелях в солнечные дни.
«Искупаться, что ли, перед сном?» — подумал Валентин и снова, как уже в который раз за эти дни, вспомнил Романа и его лихой треп о том, что он-де купался за Полярным кругом и в памирских ледниковых озерах. Несколько улучшившееся было настроение оказалось мигом испорченным. Валентин отошел от воды и у подножья пологого откоса опустился на суховатую, скудную, по-горному жесткую травку. Потом, почти сам того не заметив, лег на спину, подложив под затылок сцепленные ладони.
Переход от Гулакочинской разведки до базы партии они с Гришей сделали с одной ночевкой. База встретила тишиной и неким запустением. Сейчас на ней обитали всего двое — радист Виктор Зайцев да завхоз Ермил Евдокимыч. Как они рассказали, Субботин еще в день отъезда Валентина с Романом ушел со своим отрядом вверх по Кичер-Маскиту. У них все прошло гладко: коней переправили в том месте, где из Малого Маскита вытекает речка Кулинда, а вещи перевезли прямиком через озеро на резиновых лодках. «Ну еще бы! — подумал тогда Валентин. — Два таких полевых волка, как Василий Павлович и Самарин, — у них чепе исключены…» На другой день Гриша со своими лошадьми отправился обратно к себе на Гирамдокан, а Валентин поспешил к Субботину, в свой съемочный отряд. Через озеро его переправил Виктор. Радист был настроен мрачно — невыносимо томясь от скуки на безлюдной базе, он попросил Валентина взять его с собой, но получил решительный отказ: «Твое дело сидеть при рации. Вдруг, не дай бог, случится что-нибудь в поисково-разведочном отряде, прибежит от них человек, чтоб вызвать, допустим, вертолет, а тебя нет на месте. За такое знаешь, что будет и тебе, и мне, а главное — Василию Павловичу? Уразумел? То-то же!» Нет, ни черта Виктор не уразумел! Он как надулся после того, так и продолжал дуться. Греб молча, неровными сердитыми рывками, так что на середине озера Валентин, отстранив его, сел за весла сам…
Поклажа у него была нетяжела — спальный мешок, кое-какие личные вещички, молоток, компас да наган. Поэтому вверх по ущелью Кичер-Маскита он двигался с быстротой и легкостью сохатого. Вполне возможно, что он установил некий личный рекорд, пройдя за один день весь Кичер-Маскит от самого устья до вот этого безымянного озера в его верховьях. И если оно было так, то рекорд получался с горьким привкусом — Валентина безостановочно гнала вперед острейшая досада, пожалуй, даже злость на Романа.
Вот так было дело…
«Да пропади он пропадом, этот Роман! — внезапно ожесточился он. — Субботин давеча правильно сказал: с глаз долой — из сердца вон. Жили без Романа, будем и дальше жить без него!»
Остаток зари угас окончательно. Небо сделалось черным, глубоким, шрапнельно пробитым яркими и неяркими точками звезд. Взгляд сам отыскал Большую и Малую Медведицу, характерное «дубль-ве» Кассиопеи, чуть помешкав — Лебедя, и на этом астрономические познания Валентина оказались, увы, исчерпанными. Мысль, почему-то никогда до этого не возникавшая, внезапно уязвляюще полыхнула в мозгу: «Как же так?! Древние кочевники лучше ориентировались в созвездиях, чем я, инженер-геолог, человек уже начавшейся космической эры. Собственно, почему нам в университете не давали более или менее приличных основ астрономии? Учили рентгено-структурному анализу, спектральному анализу, а кому из нас они пригодились? Уверен, никому! А вот практическая астрономия…»
— Эй, Данилыч! — внезапно раздался сверху, как глас божий, зычный бас Субботина. — Ты где? С горя утопился, что ли?
— Здесь я, — помедлив, неохотно отозвался Валентин. — Отдохнуть человеку не дадут…
— Да ты уж не того ли… не спятил ли, а? Нашел место для отдыха! — скрипело начальство. — Иди, я твой спальный мешок расстелил. Ася тебе матрас надула. Во как ухаживаем за тобой. Цени, старший геолог!..
2
Припекать начало еще с утра, а к двум часам дня жара набрала полную силу.
Пробираясь сквозь душные заросли, где неподвижный воздух был обращен в жаркий, густой, отдающий горечью настой из десятков трав, кустарников, деревьев, Ася с тоской поглядывала на маячившие сквозь редкие прогалы лысые вершины водоразделов. Конечно, там тоже вовсю жарит солнце, но зато веет свежий ветерок, а если его вдруг и нет — все равно воздух чист и прохладен по причине одной лишь высоты и простора. Однако нет худа без добра: Ася вспомнила, как страдала от жажды во время предыдущих маршрутов по сухим каменистым склонам и водоразделам, а здесь, внизу, вода на каждом шагу. Можно попить ополоснуть лицо…
Валентин не сразу обратил внимание на то, сколь часто она, улегшись в удобном месте, припадает губами к ручью или пьет из сложенных ковшичком ладоней, а потом, явно блаженствуя, умывается грациозными кошачьими движениями. Заметив эти ее водные процедуры, он неодобрительно качнул головой, но промолчал.
Сегодня был их шестой совместный маршрут, и он, в отличие от предыдущих, пролегал понизу — вдоль залесенных подножий отрогов, где в устьях и по берегам ручьев, речек обнажались нижние горизонты одной весьма древней метаморфизованной толщи. За два минувших сезона полевых работ вроде бы удалось расшифровать ее довольно-таки заковыристую структуру, но нынче на Субботина накатило вдруг сомнение. А тут еще «фальшивомонетчик» Зайцев со своим поддельным трилобитом, и в результате начальник взъярился окончательно. В глубине души Валентин подозревал, что Василий Павлович дал себе клятву или лечь костьми, или раскрутить до конца проклятую метаморфику. Сам же он, Валентин, считал проблему сугубо второстепенной: ладно, допустим, удалось расчленить толщу на серии, выделить какие-то там свиты, подсвиты [55] — ну и что из того? «К тем рудам, на которые мы сейчас нацелены, все это не имеет никакого отношения, — накануне говорил он Субботину. — То есть не влияет ни на образование наших рудных тел, ни на пространственное их размещение». Василий Павлович взорвался, как вулкан Кракатау. В сердцах обозвал конъюнктурщиком и карьеристом, чем немало насмешил Валентина. «Нацелены, нацелены! Далось вам это ракетно-космическое сырье! — рычал он, рассерженно пошевеливая своими цыганскими бровями. — Я открою вам новость: кроме космоса существует еще земля-матушка!.. Что, к примеру, обычное железо стало вдруг ненужным? Слишком заурядное сырье? Заурядное — оно потому и заурядное, что без него и дня не проживешь!.. Тоже мне, космонавты доморощенные!» Как ни крути, но тут начальник был прав. Помимо же прочего, уж коль на то пошло, Василий Павлович достаточно терпимо относился к не столь уж невинным фантазиям и выходкам Валентина, так что, внезапно обретя собственную неординарную идею, он имел полное моральное право рассчитывать на понимание со стороны своего старшего геолога. И тот, естественно, не оказался свиньей: Валентин почти торжественно обещал ему помочь «раздраконить» хитрую метаморфическую толщу…
