– Ладно, – сказала она, стараясь скрыть настороженность.
– Думаю, нам необходимо до конца высказаться, прежде чем мы сможем забыть о прошлом.
Она промолчала, услышав, что он старается говорить небрежно, но все его попытки провалились, и ее охватило дурное предчувствие, как бывает при звуке далекого свистка, когда приближается поезд.
– Насчет того, что произошло, когда мы жили врозь.
– Ничего не произошло, – сказала Дейзи. Чересчур поспешно.
Он громко сглотнул:
– Тебе хочется в это верить. Но что случилось, то случилось.
– Кто это говорит?
Разумеется, Лотти – кто же еще? Она знала, что Лотти против их примирения.
– Всего лишь поцелуй, – сказал он. – Ничего особенного. Произошло это, когда я оказался на дне пропасти и не знал, вернусь ли к тебе.
Дейзи отпустила его руку и рывком села, опершись на локоть:
– Что ты сказал?
– Всего лишь поцелуй, Дейз, но я подумал, что должен быть честным до конца.
– Ты кого-то поцеловал?
– Когда мы жили врозь.
– Погоди-ка, мы все считали, что у тебя нервный срыв из-за того, что ты не можешь привыкнуть к отцовству, а ты, оказывается, зажигал по всему городу.
– Все было не так, Дейз…
– А как было? Я тут выслушиваю от твоей мамочки, что ты чуть ли не кидаешься под автобусы, даже не способен поговорить со мной, а ты все это время целовался и миловался. Кто она, Дан?
– Послушай, тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? Речь идет об одном поцелуе.
– Нет, не кажется. – Она откинула одеяло и выбралась из постели, не желая признаться самой себе, что ее бурная реакция каким-то образом связана с тем, что у нее самой рыльце в пушку. – Я буду спать в другой комнате. Не ходи за мной и не шатайся по коридорам, – прошипела она. – А то разбудишь ребенка.
18
Бунгало, обитое крашеной белой доской и окруженное маленьким садом ржавеющих скульптур, стояло на гальке в ста или более футах от ближайших соседей.
– Мне здесь нравится, – сказал Стивен Микер, когда они оба рассматривали в окно уходящее за горизонт побережье. – У людей нет предлога заглядывать сюда. Терпеть не могу, когда кто-нибудь считает, будто имеет право так поступать. Можно подумать, в старости тебе следует радоваться любому визиту, прерывающему бесконечный скучный день.
Они сидели и пили чай в скудно обставленной гостиной, где на стенах висели превосходные картины, никак не подходившие к мебели и обивке. Снаружи не было ни души, море пусто поблескивало под августовским небом, семьи и отдыхающие предпочитали побережье в Мерхеме, где было песчаное дно. Уже второй раз на неделе Дейзи прервала его бесконечный скучный день, но он был рад ее приходу – отчасти из-за подборки журналов, которую она принесла ему в дар, отчасти из-за того, что время, о котором она хотела поговорить, было одним из нескольких периодов его жизни, когда он был по-настоящему счастлив.
– С Джулианом было весело, знаете ли, – сказал он. – Он был совершенно невыносим, если дело касалось финансов, но у него был талант собирать людей, почти такой же, как талант собирать предметы искусства. В этом отношении они были похожи с его женой. Пара соро́к.
По его собственному признанию, он полюбил Джулиана на всю жизнь. Он сообщил это с восторгом, который странно было видеть у чопорного старика. В шестидесятых годах, когда Джулиан и Аделина развелись, Стивен и Джулиан переехали вместе в маленькую квартирку на Бейсуотер.
– Мы по-прежнему говорили людям, что мы с ним братья. Мне было все равно, а Джулиан всегда переживал по этому поводу.
Несколько картин на стене были подарком Джулиана. По крайней мере одна из них принадлежала кисти Френсис, получившей запоздалую славу после того, как ее «причислила к своим» одна феминистка-искусствовед.
Дейзи, молча поразившаяся при виде некоторых подписей на холстах, с тревогой отметила потемневшие углы, покоробленную от соленого воздуха бумагу.
– Не следует ли их хранить… где-нибудь в сейфе? – тактично осведомилась она.
– Но там их никто не увидит, – возразил Стивен. – Нет, дорогая, они останутся в моей маленькой лачуге со мной, пока я не отброшу копыта. Милая дама, эта Френсис. Ужасно жаль, что все так случилось.
Он оживился, когда Дейзи продемонстрировала ему снимки поляроидом почти законченной фрески, с грустью восхищаясь собственной красотой в молодости, называя имена тех людей, которых вспомнил. Джулиан, сообщил он ей с грустью, на открытие не приедет.
– С ним бесполезно связываться, дорогая. Он живет в доме престарелых в пригороде Лондона. Совершенно впал в детство.
Нинетт, как он последний раз слышал, проживает в Уилтшире, в какой-то коммуне; Джордж стал «какой-то шишкой» в экономике, преподает в Оксфорде.
– Женился, кажется, на виконтессе. Настоящей аристократке. О, а вот и молодой человек Лотти. Или ее сестры… не помню. Джордж звал его принцем ананасов. Я постараюсь вспомнить его имя, если потерпите немного.
Дейзи ушам не поверила, когда экзотическая длинноволосая богиня на фреске оказалась Лотти.
– В те дни она отличалась красотой, но не шаблонной, разумеется. А еще строптивостью. Впрочем, некоторым мужчинам это нравилось. Между нами, никто особенно не удивился, когда она попала в беду. – Он поставил чашку и тихонько посмеялся. – Джулиан всегда говорил: «Elle pet plu haut que sa cul…» А знаете, как это переводится? – Он наклонился вперед и произнес тоном заговорщика: – «Она пукает выше, чем ее задница…»
* * *
Дейзи медленно шла вдоль пляжа, возвращаясь в «Аркадию», полуденное солнце припекало неприкрытую голову, ноги то и дело сходили с тропы. Утро явилось приятным отвлечением от того, что происходило в «Аркадии», где атмосфера накалялась с каждым часом. Работы в отеле шли в ускоренном темпе, приближаясь к завершению, комнаты приобретали задуманное великолепие, новую мебель расставляли и переставляли, подыскивая наилучшее эстетическое решение. Само здание теперь чуть ли не гудело, словно радуясь новой жизни, новой крови будущих обитателей.
Можно было бы ожидать, что люди, находящиеся в доме, тоже охвачены волнением и радостью по поводу достигнутого, теперь, когда дело близилось к концу. Но Дейзи редко чувствовала себя такой несчастной. За прошедшие двое суток Даниель почти с ней не разговаривал. Хэл закончил работу над фреской, а потом исчез, не сказав ни слова. Лотти нервничала и огрызалась, как собака, которая слышит приближение грозы. И все это время снаружи доносился отдаленный рокот недовольства деревни. Местная газета опубликовала на первой полосе материал под заголовком «Ссора с отелем „Красные комнаты“», и его перепечатали несколько национальных газет – как типичную историю, когда храбрые жители борются с предстоящими изменениями, – и проиллюстрировали публикации снимками женщин в откровенных нарядах, любивших посещать «Красные комнаты». Дейзи за это время переадресовала несколько звонков в офис Джонса, отчасти жалея, что ей не хватает храбрости поговорить с ним самой.
