Сердце мальчика пело от радости – ну как тут не проснуться?
Стряхнув с себя остатки сна, он увидел, что никакое не солнце он обнимает, а своих братьев и мать.
Тут только он осознал, что солнце живет здесь, в этом доме. И сам он, вчерашний сирота, в объятьях солнца.
Ион Крянгэ
Сказка про Стана Бывалого
Жил да был один холостяк, и звали его Стан. Ни отца, ни матери – рос среди чужих людей. Бездомным мальчиком шел он от порога к порогу, пока не остановился в одной процветавшей деревне. Не у одного господина побывал он в услужении, прежде чем перевалило Стану за тридцать, овечки у него завелись, телега о двух волах, корова дойная, избушку себе справил – сам себе хозяином сделался. Да что за хозяин без хозяйки? Только вот до того он был от соседей про женушек наслышан, что только и знал, что женитьбу откладывал: с осени на зиму, с зимы на весну, с весны на лето, а воз с женитьбой и ныне там. В народе говорят: в двадцать лет по своей воле женишься, до двадцати пяти – другие помогут, до тридцати – бабе кланяйся, а после тридцати сам черт тебе не сват.
Был Стан характера тихого, слова лишнего не проронит, а как скажет – и не возразишь.
Любой бы такому зятю был рад – да разве уговоришь? Друзья ли, бабы ли – все оставили его в покое.
Однажды поднялся он до третьих петухов, мамалыгу с брынзой в сумку упаковал, запряг волов и с божией помощью за дровами отправился. Светало, когда леса достиг. Дров нарубил, в повозку сложил, пустил волов пастись и сам подкрепиться расположился. Уж и сыт, а мамалыга все есть – не домой же нести. На пне оставил со словами: «Найдет угощение какое-нибудь существо – поблагодарит». С божией помощью запряг волов и домой пошел – солнце как раз в зените было. Едва лес остался позади, накрыла Стана гроза: дождь, град со снегом пополам – темно, хоть глаз выколи. Страшный суд какой-то! В такое ненастье и праведнику до греха недалеко – любимая чертями погода.
Скараоский, самый важный над чертями начальник, возьми да и разошли своих слуг рогатых по воде и по суше с миссией: людей перессорить и вреда побольше причинить.
Метнулись черти на все четыре стороны. Кому, может, и посчастливилось из них, да только не тому, кто выбрал лес для своих гнусностей.
Сбившись с копыт в поисках подходящего случая, в сумерках разглядел черт след от Становой повозки и на цыпочках прокрался к опушке, где дровосек повозку грузил. Самого парня к тому времени и близко не было.
Осерчал черт, зубами защелкал: без ничего к Скараоскому не сунешься, а от затяжной пешей прогулки у рогатого головокружение началось, с голодухи живот к спине прирос.
А кусок мамалыги лежит себе на пне – на корм нечисти. Слопал черт мамалыгу и к начальнику поплелся. В аду его ждал допрос с пристрастием:
– Что, приятель, преуспел? Много душ загубил?
– Какое там, – повинился черт, трепеща от страха. – До того природа разбушевалась, что на весь лес – один посетитель из рода человеческого. Только ушел он от меня, опоздал я с погоней. Хорошо хоть, попался мне кусок мамалыги на пне. Утолил голод, а то ведь и отощать можно. Вот и все, ваше темнейшество.
– Ах ты ж мелкий бес! Мамалыгу стрескал, а про слова человека, на пне ее оставившего, тебе и невдомек?
– Какие такие слова, господин?
– Да ты простых смертных мысли читать должен, не то что разговоры подслушивать! Меня и в лесу-то не было, а уж знаю, что было сказано: «Найдет угощение какое-нибудь существо – поблагодарит». Поблагодарил, как проглотил?
– Молча съел, господин.
– Вона как! Ни в чем на вас, чертей, положиться нельзя! Но я тебя проучу: иди-ка ты на службу к своему кормильцу и три года на него батрачь. Звонкой монеты не проси, ударьте по рукам, что ты, как выйдет срок, заберешь из его дома, что тебе понравится. И чтобы Адовой Пятке от твоего заработка польза была – вон подпорки все истлели… Сообразишь ли, что надобно? Ступай немедля.
– Будет исполнено, господин!
Перед Становым домом превратился черт в восьмилетнего мальчишку, ко двору благодетеля затрусил. Стан мешал себе мамалыгу, когда раздался собачий лай. Глядь – парнишка от псов на забор залез. Кинулся Стан к забору отозвать собак:
– Молчать, Хормуз! Стоп, Балан! Домой, Зурзан! А ты откуда, малыш? Что псов мне дразнишь?
– Какое дразнишь, дядя? Я убогий сиротка, службы себе ищу.
– Службы? Да ты с гусями не справишься… Сколько лет?
– Тринадцать.
– Тринадцать ли. Семь, много – восемь. Как зовут-то?
– Кирике кличут.
– Часом, не святой Кирике Хромой, кто чертей за волосы тянет, крестил тебя?
– Знать такого не знаю, но меня Кирике кличут.
– Да ты и впрямь воробушек, Кирике, чик-чирик.
– Какой есть, не из каждого великана выйдет толк. По труду о человеке судят, не по росту-имени.
– Ай да Кирике – умен, как черт! Отгадай-ка лучше загадку: широкое – на широкое, сверху – горячее, сверху – раскоряченное, сверху – кривизна, сверху – белизна, сверху – желтизна, сверху – богатырь?
Кирике только улыбнулся:
– А отгадаю – дашь мне кусочек?
– Сначала отгадай, там видно будет.
– На дворе печь, огонь, таганец, чугунок, вода в чугунке, мука и пестик – мамалыгу мешать.
– Умница, Кирике! Сколько за год службы берешь?
– На год не согласен.
– А на какой срок?
– На три года, господ на переправе не меняют.
– Прекрасно, Кирике. И сколько за три года тебе положить?
– А нисколько. Пищу да платье. А как отслужу, отдашь мне из своего хозяйства, на что глаз положу.
– Странная сделка. А коли душа моя тебе приглянется? Черт тебя знает.
– Успокойся, многого у тебя не попрошу, заберу ненужное.
– Да уж ладно, только уговор: не ругаться, а то, чего доброго, доведешь меня до греха.
– Это само собой.
– Вот и по рукам. Подкрепись-ка картошкой в чесночном соусе и мамалыгой и за работу.
Устроился мальчишка поудобней, утолил голод и служить начал. И так работа у него спорилась, что с ним и Стан тоску свою забыл, везунчиком стал, разбогател, Кирике как сына полюбил.
Минуло два года, и Кирике спросил:
– Господин, почему ты до сих пор холост? Так и состариться недолго без наследника. Кому нажитое передашь?
– Господь с тобой, Кирике! Не женился в свое время – теперь только чертям на смех. Я больше старик теперь, чем парень…
– Нечего, господин, стариком притворяться. Самое время тебе жениться: есть чем жену и детей кормить. Добра-то сколько.
– Чудак ты, Кирике, человек. Ни посевов у меня нет, ни… Жену нелегко содержать…
– Коли так, то уж я пособлю, чтобы пшеницы тебе хватило на калачи не то что к свадьбе – к крестинам. Видишь вон то поле спелой пшеницы?
– Да.
– Отправляйся к помещику с тем, что возьмешься сжать и собрать ему в скирды весь его хлеб. Денег за это не проси, а требуй столько пшеницы, вместе с соломой, сколько под силу утащить тебе вдвоем с работником.
– Ты, Кирике, никак из ума выжил? Для такой службы сотни, а то и тысячи рук надобны. Игра не стоит двух вязанок пшеницы.
– Господин, доверься мне и иди к помещику.
На десятый раз только собрался он с духом, к помещику побрел:
– Нужны жнецы?
– А то как же. Пшеница вызрела.
– Я бы сжал ее.
– В одиночку?
– Не все ли равно? Мое дело – сжать и в скирды ее сложить.
– Что будут стоить твои усилия?
– Вот сложу я хлеб в скирды, а ты мне столько пшеницы отдашь, вместе с соломой, сколько утащу на спине со своим парнишкой.
Рассудил помещик, что говорит с безумцем, и молвил:
– Завтра на заре принимайся за работу. По плодам трудов и о цене договоримся.
Воротился Стан домой, а Кирике тут как тут:
– Господин, о чем с помещиком договорился?
– Как ты сказал, так и ему передал, только вот полю его конца-краю не видать. Заварили мы, братец, кашу…
– Успокойся, господин, доверься мне… – говорит Кирике.
К полю добрались в сумерках, Кирике уложил Стана спать: утро вечера мудренее, а сам моментально всю нечисть собрал и работать заставил. Кто жнет, кто снопы вяжет, кто убирает и скирдует…
Пробудился Стан на заре: все исполнено. А слуги помещика уж господину донесли, тот сам и пожаловал!
– Принимай работу, – сказал Стан. – Расчитаться надобно.
А Кирике тем временем веревкой, которой был подпоясан, перевязал большую скирду, на спину взвалил – и был таков. Барин дар речи потерял: как бы не унес на себе Стан остальные скирды. Ласкою взять задумал:
– Прими, мил человек, деньги вместо остального хлеба и ступай своей дорогой! Кабы знать, что сам черт к этому руку приложил.
– Врешь, барин, с божией помощью справились!
– Без нечистого не обошлось, так что бери мешочек с деньгами и иди душу спасать.
Ликующий Стан взял плату и поспешил к Кирике, а дома уже все обмолочено, свеяно, смолото.
