6. В наше время явился император Юстиниан, который, приняв власть над государством, потрясаемым <волнениями> и доведенным до позорной слабости, увеличил его размеры и привел его в блестящее состояние, изгнав из него уже издавна насиловавших его варваров, что выяснено мною со всеми подробностями в моих книгах, написанных о войнах. 7. Говорят, что некогда Фемистокл, сын Неокла, хвалился тем, что благодаря своей прозорливости город, бывший до тех пор маленьким, он сделал большим и могучим. 8. Император же с величайшим искусством сумел промыслить себе целые новые государства. В самом деле, целый ряд областей, бывших уже чужими для римской державы, он подчинил своей власти и выстроил бесчисленное количество городов, не бывших раньше. 9. Найдя веру в бога в прежнее время нетвердой и принужденной идти путями разных исповеданий, стерев с лица земли все пути, ведшие к этим <еретическим> колебаниям, он добился того, чтобы она стояла теперь на одном твердом основании истинного исповедания. 10. Кроме того, поняв, что законы не должны быть неясными вследствие ненужной их многочисленности и, явно один другому противореча, друг друга уничтожать, император, очистив их от массы ненужной и вредной болтовни, с великой твердостью преодолевая их взаимные расхождения, сохранил правильные законы. Сам, по собственному побуждению простив вины злоумышляющим против него, нуждающихся в средствах для жизни преисполнив до пресыщения богатствами и тем преодолев унизительную для них злосчастную судьбу, добился того, что в империи воцарилась радость жизни. 11. Так как римская держава со всех сторон подвергалась нашествиям варваров, он усилил ее количеством войск и укрепил все ее окраины строительством крепостей. 12. Многое иное было мною описано в других моих книгах; какие же блага [для империи] созданы им его строительством, это будет предметом описания в данном труде. Из тех, кого мы знаем по слухам, говорят, лучшим государем был персидский царь Кир, и для своих единоплеменников он был главным виновником создания их могущества. 13. Я не знаю, был ли этот Кир таким, каким описал его афинянин Ксенофонт в книге о его воспитании: 14. Может быть, искусство писателя благодаря изяществу стиля смогло в большой степени приукрасить его деяния. 15. Если же кто внимательно всмотрится в правление нашего императора Юстиниана (я думаю, если кто назовет его прирожденным императором, он это скажет совершенно правильно, так как он, говоря словами Гомера[1], «милостив к нам, как отец»), этот человек признает, что Кир и его держава были сравнительно с ним игрушкою. 16. Это мнение подтвердит самый размер его империи, о чем я говорил недавно, ставшей более чем вдвое большей и размерами страны и другими силами; те же, которые злокозненно строили против него заговоры вплоть до убийства его, не только живы до этого времени и спокойно владеют своим достоянием, хотя они явно были изобличены в этих преступлениях, но даже стоят во главе римских войск, даже больше: записанные в списки консулов носят самое высокое в империи звание. 17. Но теперь, как я уже сказал, мне нужно обратиться к делу строительства этого императора, чтобы люди позднейшего времени, видя величину и количество его построек, случайно не прониклись недоверием: как возможно, чтобы все это было сделано одним человеком? 18. Ведь многое из ранее совершенного, не закрепленное словом истории, подтверждающей это, вызывает к себе недоверие в силу своих чрезмерных достоинств. Пусть же основой всего моего рассказа будет, естественно, прежде всего то, что создано в Византии. 19. Ведь, приступая к началу дела, надо, по словам поэта[2], дать издалека блестящий фасад.
20. Некогда в Византии городская толпа и подонки общества восстали против императора Юстиниана и произвели тот мятеж, который получил название «Ника»; его я подробно и не прикровенно описал в моих книгах о войнах[3]. 21. Показывая, что не против одного только императора, но в своем беззаконии они подняли руки и против бога, они дерзнули сжечь и церковь христианскую [византийцы называют ее храмом Софии («Премудрости»)[4], дав такое ей название как наиболее приличествующее богу]; попустил господь совершить им такое беззаконие, в предвидении, с какой красотой этот храм будет перестроен в будущем. 22. Тогда эта церковь лежала обращенная пожаром в прах и пепел; немного же позднее император Юстиниан отстроил и изукрасил ее с такой пышностью, что, если бы кто-нибудь раньше, показав изображение того, что теперь мы видим перед собою, спросил любого из христиан, хотел ли бы он, чтобы церковь эта была уничтожена и вновь явилась такою,(как сейчас), он, думаю, тотчас же взмолился бы увидать эту церковь разрушенной, с тем чтобы она была перестроена в ее теперешнем виде. 23. И вот император со всем рвением приступил к строительству, не жалея никаких средств; со всей земли он собрал каких только мог мастеров. 24. Анфемий из Тралл, в искусстве так называемой механики и строительства самый знаменитый не только из числа своих современников, но даже из тех, кто жил задолго до него, служил рвению императора, организуя порядок работ мастеров, подготовляя заранее нужные в будущем изображения. 25. Вместе с ним работал другой архитектор, по имени Исидор, родом из Милета, во всех отношениях человек знающий и подходящий, чтобы содействовать императору Юстиниану. Даже в этом самом сказалась божья милость к императору: ибо заранее были им предуготовлены люди, которые должны были императору быть наиболее полезными дня совершения задуманного им дела. 26. И, конечно, всякий должен был бы прийти в восхищение перед умом императора, потому что из всех людей для выполнения самых ответственных дел он сумел выбрать наиболее подходящих людей.
27. Этот храм представлял чудесное зрелище[5], – для смотревших на него он казался исключительным, для слышавших о нем – совершенно невероятным. В высоту он поднимается как будто до неба и, как корабль на высоких волнах моря, он выделяется среди других строений, как бы склоняясь над остальным городом, украшая его как составная его часть, сам украшается им, так как, будучи его частью и входя в его состав, он настолько выдается над ним, что с него можно видеть весь город, как на ладони. 28. Его длина и ширина так гармонично согласованы, что его вообще нельзя назвать ни очень длинным, ни сверх меры широким. 29. Несказанной красотой славится он. Блеском своих украшений прославлен он и гармонией своих размеров; нет в нем ничего излишнего, – но нет и ничего не хватающего, так как он весь во всех своих частях, в надлежащей мере являясь более пышным, чем обычно, и более гармоничным, чем можно ожидать от такой громады, наполнен светом и лучами солнца. 30. Можно было бы сказать, что место это не извне освещается солнцем, но что блеск рождается в нем самом: такое количество света распространяется в этом храме. 31. Передняя часть храма (конечно, это то место, обращенное на восток, где в святая святых совершается таинство служения богу) выстроена следующим образом. 32. Строение поднимается с земли не по прямой линии, но несколько отступает назад от боковых стен небольшим изгибом; а с середины оно вновь поворачивает назад и, идя в виде полукруга, что сведущие в этих делах люди называют полуцилиндром, поднимается отвесно вверх. 33. Крыша этого сооружения разрешается как четвертая часть шара; возвышаясь над ней, на прилегающих частях здания поднимается другое, более мощное сооружение, в виде полумесяца, удивительное по красоте, но в общем вызывающее страх вследствие кажущейся опасности такого соединения. 34. Ведь кажется, что оно держится не на твердом основании, но возносится в небо не без опасности для тех, кто находится в храме. Между тем, все это устроено здесь с исключительной устойчивостью и безопасностью. 35. По обе стороны этого сооружения с самого основания идут колонны; они тоже стоят не прямыми рядами, но, как в хоре, стоя друг против друга, загибаются внутрь в виде полукруга, и сверху на них покоится это лунообразное сооружение. 36. Против восточной стороны стоит стена, имеющая двери для входа в храм, а по обеим ее сторонам стоят полукругом колонны, и на них сверху точно так же, как было указано выше, покоится сооружение. 37. Посередине храма высятся четыре сделанных человеческими руками постамента, которые называют стереобатами (pessoi): два из них обращены на север, два другие – на юг: они стоят друг против друга и совершенно похожи один на другой. И та и другая пара имеют посередине по четыре колонны. 38. Эти постаменты сложены из огромных каменных глыб огромной высоты, великолепно подобранных и искусно подогнанных друг к другу. Можно подумать, что это отвесные утесы горы. 39. На них поднимаются арки со всех четырех сторон; края их сходятся по двое и крепко приделаны к верху этих постаментов, остальная же часть арки, гордо поднявшись кверху, витает в беспредельной высоте. 40. Из этих арок две, обращенные на восток и па запад, поднимаются прямо в воздухе, остальные же две имеют снизу подставленную стену с очень маленькими колоннами. 41. Над ними высится круглое, выгнутое сооружение; отсюда всегда появляется первая улыбка дня. 42. Оно, на мой взгляд, как бы витает над всей землей, и все это сооружение постепенно поднимается кверху, сознательно задержавшись настолько, чтобы те места, где, кажется, оно отделено от здания, были проводниками большого количества лучей света. 43. И никаким языком, как бы он ни был многословен и красноречив, нельзя будет всего этого описать[6]. Соединение арок, созданное в виде четырехугольника, дает возможность закончить сооружение между ними в виде четырех треугольников. 44. Низ каждого из этих треугольников, твердо опираясь на взаимное сплетение арок, образует внизу острый угол, а затем, поднимаясь кверху, расширяясь посередине, они заканчиваются кругом, который поднимается тут, образуя новые углы. 45. Огромный сфероидальный купол, покоящийся на этом круглом здании, делает его исключительно прекрасным. 46. И кажется, что он покоится не на твердом сооружении вследствие легкости строения, но золотым <полу> шарием[7], спущенным с неба, прикрывает это место. 47. Все это, сверх всякого вероятия искусно соединенное в высоте, сочетаясь друг с другом, витает в воздухе, опираясь только на ближайшее к себе, а в общем оно представляет замечательную единую гармонию всего творения. Все это не позволяет любующимся этим произведением долго задерживать свой взор на чем-либо одном, но каждая деталь влечет к себе взор и очень легко заставляет переходить от одного к другому. 48. При рассматривании всегда приходится быстро переводить свой взор с одного предмета на другой, так как рассматривающий никак не может остановиться и решить, чем из всей этой красоты он более всего восхищается. 49. Но даже и так, обращая на все свое внимание, перед всем <от изумления> сдвигая брови, зрители все-таки не могут постигнуть искусства и всегда уходят оттуда подавленные непостижимостью того, что они видят. Но достаточно об этом.
