Получивший ранение оберштурмбаннфюрер Лангендорф был отправлен в эсэсовский полевой госпиталь. Трансляция выступления Геббельса началась как раз в тот момент, когда его положили на операционный стол. Он успел услышать, как склонившийся над ним хирург проворчал: "Что хотели, то и получили"{625}. Медсестры, работавшие в госпитале, добровольно приехали в Германию из Голландии, Фландрии, Дании и Норвегии. Одна из норвежек, вспоминал Лангендорф, неожиданно обнаружила, что среди тяжелораненых солдат, только что привезенных в госпиталь, находится и ее возлюбленный. Она обняла его и положила руку раненого себе на колени. "Девушка оставалась вместе с ним до тех пор, пока он не умер". Как и большинство иностранных фашистов и национал-социалистов, скандинавские эсэсовцы, потеряв вначале свою родину, теряли теперь и весь смысл собственного существования. Этот. факт, помноженный на дикую ненависть эсэсовцев к большевизму, делал их грозными противниками Красной Армии в период битвы за Берлин.
Большую часть дня полки "Дания" и "Норвегия" обороняли подходы к аэродрому в Штраусберге против наступающих танков генерала Катукова. Оберштурмбаннфюрер Клоц, командир полка "Дания", был убит прямым попаданием в его автомобиль советского снаряда. Останки своего командира эсэсовские солдаты отнесли в небольшую часовню на близлежащем кладбище. У них не было времени нормально похоронить его. Вскоре они получили приказ о дальнейшем отступлении в юго-западном направлении - к кольцевой дороге вокруг Берлина.
Командование дивизии "Нордланд" избегало при отходе передвижения по большим дорогам. Шоссе Райхсштрассе-1 было забито беженцами, в районе Рюдерсдорфа движение и вовсе напоминало хаос. Колонны автомобилей постоянно застревали в пробках, создаваемых повозками мирных жителей. Все они становились прекрасными мишенями для атак советских штурмовиков. Германские солдаты, не получавшие нормального питания уже в течение целых пяти дней, не задумываясь, врывались в дома, оставленные своими хозяевами. Некоторые из них оказались настолько истощены, что валились с ног и засыпали, едва наполнив желудок какой-нибудь едой. Они даже не снимали шинелей, на которых все еще была окопная грязь. Солдаты могли спать столько времени, сколько им позволял противник. Многие просыпались, лишь заслышав звуки стрельбы. Один член гитлерюгенда провалился в сон настолько глубоко, что очнулся лишь тогда, когда бой шел уже вокруг дома, где он находился.
Германские офицеры старались навести порядок всеми возможными способами. Однако применять для этой цели личное оружие теперь было опасно. Один майор остановил самоходное зенитное орудие, на борту которого находились раненые военнослужащие. Он приказал водителю разворачиваться и двигаться в сторону фронта. В ответ ему сказали, что орудие выведено из строя и в бою все равно будет бесполезным. Тем не менее майор продолжал настаивать на своем и распорядился, чтобы раненые были сняты на землю. Неожиданно послышался громкий крик фольксштурмовца, стоявшего неподалеку: "Да пристрелите вы его! Убейте его!" Майору пришлось срочно ретироваться. Авторитет офицера, если он не поддерживался автоматами полевой жандармерии, уже не оказывал на отступающих солдат большого эффекта.
Хаос, творящийся на дорогах, усиливался всевозможными паническими слухами. Информация о том, что "Иван уже здесь!" (фальшивая либо достоверная), то и дело распространялась в колоннах немецких солдат. Германские военнослужащие утверждали, что часто видели "предателей Зейдлица", которые говорили, что имеют приказ отступать до Потсдама, расположенного к юго-западу от Берлина. Возможно, что эти утверждения являлись сущей правдой, поскольку 7-е отделы политуправлений советских армий посылали "антифашистски настроенных" военнопленных для выполнения специальных заданий на германской стороне. Причем рисковали в этом случае только сами военнопленные.
Некоторые бойцы, все еще одетые в шапки-ушанки и телогрейки, испытывали большую зависть к тем, кто уже перешел на летнюю форму одежды. Зато во время боев в лесных массивах у восточных окраин немецкой столицы красноармейцы чувствовали себя почти как дома. "Чем ближе мы подходили к воротам Берлина, - отмечал один из русских солдат, - тем больше окружающая местность напоминала окраины Москвы"{626}. Вспоминали красноармейцы и свои привычки. Так, 20 апреля, как отмечалось в одном из донесений, город Мюнхеберг подвергся разграблению солдатами и офицерами в основном специальных (танковых и артиллерийских) частей. Более чем пятьдесят военнослужащих пришлось арестовать, некоторые из них затем были переведены в стрелковые подразделения. Они воровали одежду, ботинки и другие вещи практически на глазах у местного населения. Свои поступки советские солдаты объясняли желанием послать что-нибудь к себе домой{627}.
Пока войска 56-го корпуса Вейдлинга отходили под напором противника к западным окраинам Берлина, остатки 101-го корпуса отступали севернее столицы. Часть сил этого объединения в ночь на 19 апреля вышла в район Бернау. Поскольку в распоряжении командования оставалось все меньше исправных автомобилей, раненых приходилось оставлять прямо у дорог. Большинство из них, по всей видимости, вскоре погибли от огня советской артиллерии и авиации.
Войска, прибывающие в Бернау, являлись в основном либо учебными частями, либо разношерстными подразделениями, состоящими из военнослужащих различных родов войск. Как только солдаты добирались до места отдыха - школы или жилого дома, - они тотчас же валились спать. Одна группа связистов нашла себе убежище в заброшенном сарае. Но с рассветом 20 апреля немцы были вновь атакованы частями 125-го стрелкового корпуса 47-й армии. Унтер-офицер растолкал спящих германских военнослужащих и приказал занять оборону. "Все это было уже бесполезно"{628}, - комментировал позднее события того дня один из бывших офицеров вермахта. Однако солдаты поднимались и вновь шли в бой, поскольку никто им пока не отдавал другого приказа.
Бой за Бернау - последняя сколько-нибудь значительная оборонительная акция перед началом сражений в самом Берлине - был чрезвычайно кровопролитным, хаотичным и коротким. Немецкие офицеры, командовавшие молодыми солдатами, довольно быстро осознали, что не в силах предотвратить возникшей паники. Вслед за ней началось массовое бегство в тыл. Как только Бернау взяли войска советской 47-й армии, батарея 30-й гвардейской артиллерийской бригады была развернута в сторону Берлина и открыла огонь по столице Германии{629}. Тем временем части 2-й гвардейской танковой армии генерала Богданова вышли к северо-восточным пригородам города в район кольцевой автодороги. О ней ходили слухи как о выдающемся шедевре инженерной мысли, однако те из советских бойцов, кто был знаком с достижениями сталинского режима, отнеслись к ней достаточно презрительно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
