шероховатость, которая сильно пульсировала и болела. Он встал с какой-то койки и посмотрел в зеркало. Там он увидел себя – грязного, осунувшегося, с открытой раной в руке, облезшим куском кожи на плече и спине, а также с длинным шрамом, протянувшимся от переносицы вдоль лба.
Он снова проснулся, но уже в холодном поту. Какой-то эпизод пропал из его памяти. Стараясь вспомнить, что ему приснилось и что он мог забыть, Егор обтирал потеющий лоб и тяжело дышал. Бешеный ход сердца успокоился только тогда, когда Маша накинула на него руку. Егор снова смог уснуть.
IV
Молчаливую утреннюю трапезу нарушил ввалившийся в дом мэр Рей, которого совершенно никто не ожидал увидеть. Он яростно махал хвостом, скалился и натужно пытался изобразить на своем кошачьем лице злобу, которая выглядела не особо-то и вызывающе. Единственный, кто спохватился, был Егор. Сердце заколотилось с бешеной скоростью, сон всплыл в голове, и тут он наконец вспомнил о том, что забыл в магическом подвале Жени.
– Твари! Предатели, захватчики и лгуны! – горланил своим человеческим голосом Рей. Его шерсть поднялась дыбом, а изо рта потекла легкая струйка пены. – Как вы могли бросить нас на произвол судьбы?! Бедный оружейник – Игорь Дмитриевич, – совсем на себе все волосы изорвал! Вы напугали весь город, а теперь сидите и мирно пьете чай?!
Испугавшись не на шутку, Егор почувствовал очень дурное веяние, нахлынувшее на него. Он повернулся к Маше и чуть не схватился за грудь.
– Господин Рей! – упал он на колени и поклонился, расшибив лоб о пол. – Виноват, – молился он. – Виноват, дурак. Я совсем все забыл! Моя вина, что я не взял дело в свои руки!
– Знаю, Егор, и поэтому я на тебя очень зол! Убирайтесь отсюда, пока мы не взяли вас силой. Поверьте, что я не хочу вас убивать, но ваша наглость перешла все границы! Вы еще и нагрубили старшему портье, почтенному сыну Романа Федоровича!
– Стойте, Рей! – начал Егор, встав с колен. – Мы закончим дело. Обещаю, что мой брат, – он повернулся к Лёше и посмотрел на него полным печали и надежды взглядом, от чего тот спохватился и встал из-за стола, – мой брат одобрит мое поспешное и необдуманное решение, которым я обременил ваш город.
– Я не прошу от тебя исполнения просьбы, глупый ребенок, поэтому вы можете спокойно уйти из города и перестать обрекать нас на еще большее несчастье, – ответил Рей, чуть смягчившись от искренних раскаяний Егора.
Выйдя из-за низкого столика, Лёша выступил вперед и спокойно спросил:
– О чем речь, президент?
– Как? – опустил шерстку кот и посмотрел на старшего брата. – Ваш брат не рассказывал вам? Я думал, вы выдернули пулю, разорвав его предплечье на куски.
– Ну, я, собственной персоной, но интересоваться, с кем он порамсил, я не собирался. Рассказывайте, куда он вляпался.
Засев за стол, кот, которому любезно подали лучший сорт сливок, которыми Женя обычно поливал кофе, начал объяснять всем то же, что и Игорь Дмитриевич объяснял Егору. Только лишь Женя сидел и беззаботно курил свою траву, в сотый раз выслушивая рассказы о страшных дикарях, ему погоды особой не делавших.
Выждав, пока усатый президент закончит, Лёша скрестил руки на груди и потупил взгляд. Его брови, как тогда, в отеле, почти впали в глазницы. Егор сидел рядом, виновато опустив голову, и томился в ожидании, будто бы слушая решение суда в зале. Первой выступила Маша. Егор до последнего был уверен, что она не полезет в это дело, но все же это было очевидно, учитывая ее бурный характер.
Старший брат согласился выслушать Машу. Она сказала, что хочет участвовать, дабы загладить вину Егора, ведь с недавних пор их ответственность общая. Младший брат раскраснелся и улыбнулся, хотя и всей душой был против этого. У старшего брата не оставалось выбора, ведь с некоторой поры решения принимает в их компании большинство, которым зачастую являлся Лёша, поэтому было принято решение закончить дело, ведь сначала путники не видели в этом особой опасности. Да и Женя был не против закончить дело, рассказы о котором его помотали за недолгую жизнь.
Снаружи их уже поджидал отряд из шести солдат, облаченных в форму для игры в регби – элита «пограничных служб города А».
Мальчики-газетчики, которые раздавали журналы двух самых популярных газет в городе А, – аналог «Современника» Александра Сергеевича и «Горячий выпуск» – разнесли вести о надвигающейся битве, на которую кто-то откликнулся, а кто-то нет. В городе начался настоящий переполох, жизнь закипела, как никогда ранее.
Никто не был среди тройки путников тактиком, стратегом или военным. Было трудно принимать решения за хоть и небольшую, но все же армию города А, представлявшую из себя с две дюжины не особо подготовленных бойцов, пару добровольцев и «элиту». Пытаясь хоть как-то утихомирить ситуацию, Лёша смело и серьезно говорил дилетантским голосом, совершенно ничего не смысля в стратегии. Это все заметили, в том числе и Егор.
Последней просьбой младшего было передать командование ему, ведь помимо незаурядной смекалки и пытливого ума, которые тот отрицал напрочь, начиная кокетничать и принижать себя, Егор владел картой с дрона миноискателя, которую он изучил еще давно, выстроив маломальский план. Отдав дрон в отдел Черного, Егор подошел к брату, который чистил карабин Уорвика и смазывал конденсатор. Тогда он сказал:
– За каждого убитого по твоей вине солдата я буду отрубать тебе по пальцу ноги, – и эти слова прозвучали максимально серьезно. Егор не услышал в них фальши, хоть в глубине души понимал, что даже у старшего брата не хватит сил сделать это, но потом он добавил: – С сегодняшнего дня ты, как и подобает настоящему мужчине и человеку, который решил, что он самостоятелен, будешь отвечать за свои поступки.
Со стороны может показаться, что заявление Лёши звучит разумно, ведь Егор подвергал минимум три дюжины человек жуткому риску, но, если подумать: что в одном, что в другом случае – люди погибают. Либо от нападок «РУМБЫ», либо во время отстаивания своей чести.
На плечи Егор водрузил себе очень тяжелый груз, который отныне он обязан был донести до конца.
Днем, когда сообщество Черного занималось разработкой дронов и их усовершенствованием, Игорь Дмитриевич собирал отряды, проводил вводные лекции на пару с Женей и некоторыми главами отрядов интервенции за чертой города, к Егору подошла знакомая фигура с выгнутой, как у гуся, шеей и большим округлым животом. Роман Федорович как-то горько улыбался и вел за собой старика, облаченного в военную, настоящую форму, грязные
