Именно такие мысли бродили в моей голове, пока я одевалась. Корсет, правда, сама зашнуровать не смогла.
— Ар, если тебе не трудно, — с такими словами я зашла на кухню и повернулась к карателю спиной.
Ворон всё понял без слов. Сегодня шуровку он затягивал дольше, зато аккуратнее.? вот когда я села за стол и передо мной поставили восхитительные воздушные оладьи, то мой взгляд упал на новостные листки.
Рука сама потянулась к ним. И уже через несколько секунд я изучала статьи. И лишь когда дошла до последней строки, выдохнула. О моей фееричной примерке в них не было ни слова. Зато целый разворот — об отборе, который устраивала Ее Величество королева Ингрид Раннвейгская — мать ворона.
Как выяснилось, оный императрица проводила не с целью женить одного из сыновей, как намекал кричащий заголовок. По мне, так за-ради одного этого названия половина незамужних девиц в столице и свах уже скупили наверняка весь тираж. «Императрица начала присматривать девушек в невестки?» — значилось над колонкой. И только вопросительный знак, как незримая грань, отделял автора от любимой птицы репортеров-желотогазетчиков — утки, а с ней — и судебных исков.
— Что тебя так заинтересовало? — вопрос ворона заставил меня на миг оторваться от листка.
Я зачитала заголовок. Без лишних слов он протянул руку к листку.
— Я ещё не дочитала, подожди. Может, я это… Планирую поучаствовать в отборе, — решила, если уж дразнить ворона, то до конца!
— Тай!.. — Ар рыкнул так, что у меня создалось впечатление: окончание его фразы было исключительно нецензурным, и ворон просто его не озвучил.
— Да, милый? — Я была сама невинность, прикрывшаяся новостным листком, как щитом, и выглянувшая из-за оного ровно по кончик носа.
— Там в конце стоит знак вопроса? — видимо, зная газетчиков как облупленных, уточнил ворон.
— Угу, — фыркнула я, раздосадованная, что так быстро открылась истина.
Услышав мой ответ, каратель утратил к листку интерес, а я смогла прочитать, как на место новой фрейлины в свите Ингрид Раннвейгской претендуют сразу несколько девиц из столичных аристократических семей и одна провинциалка. О последней имелось лишь упоминание, зато были размещены портреты других трех сиятельных кандидаток. Одна — русоволосая, с надменно-кислым выражением лица, кое бывает у девиц, питающихся исключительно уксусом. На завтрак, обед и ужин. Вторая улыбалась с чарографии, кивая то вправо, то влево, словно рекламировала услуги новомодного цирюльника. В ее глазах был космос. Точнее, наполнение оного — пустота. А вот третья, с волосами цвета первого снега и пронзительно-фиалковыми глазами, смотрела прямо на зрителя, чуть изогнув бровь с немым вопросом: «Проклясть, смертный, или сам убьешься?».
— Если ты не хочешь оладушки, можно я их съем? — столь прозаическим вопросом отвлек меня от газеты Ар.
— Чего? Нет?!
Мой коготь и вилка ворона впились в несчастную оладушку на моей тарелке одновременно.
— Ну, ты так была увлечена пищей духовной, что я решил, что телесная тебе неинтересна.? у меня первый раз в жизни получился такой вкусный завтрак. Не пропадать же добру… — ворон откровенно смеялся надо мной, ну и над собой тоже.
— Хор-рошо, — я решила подпитать мужской нерастущий организм, и мой коготь указательного пальца второй руки проскрежетал по тарелке, располовинивая оладушку.
Но насладиться ею ворону не дал активизировавшийся кристалл связи. Арнсгара вызывал во дворец император. Причем слыша холодный голос проекции, я поймала себя на мысли, что в нем нет и отзвука отцовских интонаций. Передо мной были лишь начальник и его подчиненный, которого в случае невыполнения приказа ждет не разжалование, а смерть.
Его величество требовал отчета. Причем не по поводу покушения на супругу, нет. Касательно исключительно проклятия.
— Мне нужно уехать на несколько часов, Тай. Пожалуйста, дождись меня и не разнеси нечаянно столицу.
— Я постараюсь, — ответила кристально честно.
А едва Ар ушел, как я задумалась, чем лучше заняться в эти пару часов: почитать или оставить о себе относительно добрую память, прибравшись в доме ворона? Решила совместить и то, и другое: прочитала нотацию элементалю воздуха, отвечавшему за чистоту в покоях карателя, и засела писать заготовки «посланий с того света» родным. В общем, старалась быть тихим скромным умертвием. Всеми силами и со всем прилежанием! Одним словом — ждала ворона. И даже дождалась, как и крупные неприятности, начавшиеся сразу после того, как Ар вернулся. Да как начались! Со столба пламени, который врезался в небо как раз в районе городка Зейнца, что практически слился с окраиной столицы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Каратель, только-только преступивший порог дома, даже мундира с плеч скинуть не успел.
Огонь полыхнул заревом в осеннем небе, вот-вот готовом разразиться дождем. Туда же устремился и столб черного дыма.
— Во имя пульсара и пентаграммы, что за… — вглядываясь в начавший оседать после взрыва огонь, прошептала я.
— Мануфактуры, — напряженно произнес ворон и прикрыл глаза, словно вслушиваясь в себя.
Повисла тишина, звенящая осколками, натягивающая нервы, как струны, снедающая изнутри.
Я уже не верила в случайности. Особенно когда вот-вот должно было полыхнуть совершенно другое зарево — переворота. Только в голове бешено сменялись одно за другим четыре имени.
Кто?
Отчаянная Клейси? Внушительный, как матерый лесной медведь, Трум? Офицер Бозли, переживавший за дурня брата? Или Эйроу, у которого мы накануне пили чай? Я замерла. А вместе со мной, кажется, замедлилось и само время. Секундная стрелка четко щелкала через равные промежутки. Перемещаясь с единицы на двойку, тройку… Сейчас она отмеряла последние мгновения жизни кого-то из четверых. Ибо предателя ждет только одно — смертная казнь.
— Ни одна из четырех сингалок не сработала, — наконец выдохнул ворон. И в этой его фразе смешались и разочарование и… скрытое облегчение.
Ар все так же стоял закрытыми глазам, прямой, с напряженной спиной. Верховный каратель, которому наверняка не в первый раз приходилось выбирать между долгом и чувствами. Всегда — в пользу первого. И сейчас он был готов потерять одного из своих четырех верных людей. Но кто сказал, что это дается ему легко?
— Значит… — растерянно начала я.
— Значит, нам все равно нужно проверить, — закончил за меня ворон. — Только можно не мчаться сломя голову.
— Угу, только сломя руки, ноги и шейные позвонки, — пропыхтела я, вместе с вороном стремительно покидая дом.
Рядом с крыльцом нас ждал магомобиль с гербом имперского дома. Но главное — к авто прилагался водитель. Живой! Он как раз распахнул перед?ром заднюю дверцу. Видимо, на этой машине каратель и приехал после аудиенции с отцом-императором. А водитель ещё не успел, на свою беду, умчаться подальше.
— М-да, можно сказать, что, в отличие от жизни, моя смерть удалась… — протянула я, усаживаясь вслед за вороном в магомобиль.
— И почему же ты так решила? — иронично уточнил ворон и, уже обратившись в шоферу, приказал: — Зейнц, горящие мануфактуры. Быстро. Чтобы одно колесо — здесь, другое — там.
Вышколенный водитель ничего не ответил. Впрочем, он и при виде зомбичной меня не удивился. Зато элементаль под капотом недовольно фыркнул, видимо, выражая общее мнение об озвученном адресе. Ворон на это и бровью не повел. А вот мой ответ заставил его усмехнуться.
— Ну хотя бы потому, что, пусть и умерла, еду в магомобиле императорского дома, а не в стареньком и разбитом катафалке… — ответила ничтоже сумняшеся.
— Это намек на то, что склепа мало? — иронично уточнил он, и ему вторил гром, зародившийся в недрах дождевых туч.
— Ну, кому-то мало нарядов и украшений… — тоном кокетки протянула я. Хотела улыбнуться, но раздумала: клыки за ночь еще подросли. И чувствую, я еще больше стала похожа на свой рабочий материал, нежели на человека.
— Понятно, девушки даже после смерти остаются девушками, — закончил за меня ворон, а в его разноцветных глазах при этом плясали демонята.
