Зина пожала плечами и поведала обо всем без утайки. Она забыла о своем статусе арестованной, не анализировала речь, и следователь ей сейчас представлялся чуть ли не самым родным человеком. Подполковник правильно подгадал с визитом, взял тепленьких. Ни Зина, ни Роза не желали ломать головы над выстраиванием каких-либо теорий и не хотели скрытничать; они находились в самом благодушном расположении духа.
Про жену Егора Зина рассказывала особенно горячо, употребляя эпитеты «тупая» и «блондинистая»; живописала средневековый замок «с камином, Александр Сергеевич!»; Игоря назвала «Ржевским».
– Значит, там… – Шувалов не знал, как назвать то место, где побывали… сознания девушек, – на пороге мира мертвых, – нашелся, повторив слова Розы, – Егор был не один, а с другим магом?
– Он так назвался, – нахмурилась Роза. – И очень не хотел, чтобы Егор уходил. Скучно ему там будет, что ли… Я не поняла.
– Да, – подтвердила Зина, – они там развлекались вместе. Только он не магом назвался, а каким-то оператором какого-то поля… пси. Точно, оператор пси-поля!
– Вот даже как… – Александр Сергеевич задумался. Подуло научной фантастикой. «Может, пришельцы? Ни черта не понятно… скорей бы Егор этот поднимался!» – думал он, пытаясь разложить повествование Зины по полочкам.
В ее рассказ он поверил от первого до последнего слова. Кое-какие пробелы в летнем трехнедельном отсутствии Игоря-Егора заполнились. Другая планета, параллельный мир или звездолет пришельцев. Неизвестно где, но вне Земли – это почти точно. Многие неувязки сходятся, и наличие жены и друга это подтверждает. Точнее только он сам разъяснить может. Если захочет, конечно. Как на него давить и надо ли это делать, Шувалов пока не имел ни малейшего представления.
Зину отвезли в камеру, Розу в общагу. Потянулись дни.
В своей одиночке Зина раз за разом вспоминала, как она отделялась от тела, как летела в окружении шепчущих разные мерзости теней, как было страшно, а в итоге почувствовала на себе мужчину. Как в ужасе завизжала, не поняв, что это. Изнасилование? Раз за разом она выскальзывала из-под тяжелого тела, окидывала взглядом средневековую обстановку и в упор смотрела на красивую голую девушку, на жену Егора.
Вот и свиделись. Конкурировать бесполезно. Там было только тело, а если вместе с душой? До ужаса обидно! Она впервые почувствовала себя ущербной. Никогда не завидовала высоким красавицам, а тут воочию, в двух шагах от себя встретила шикарную женщину, и сердце защемило.
«Может, он ее приукрасил в своей фантазии, а на самом деле она выглядит как чучело? – с надеждой думала девушка и обрывала себя. – Не глупи, Зинка, успокойся. Вспоминай лучше о том моменте, когда ты сама оказалась на том широком ложе. Тебя он тоже нафантазировал, значит, тоже любит! Борись, Зинка!..» – так, в муках ревности, сжимая-разжимая кулаки, Зина томилась в ожидании. О ней словно забыли.
Я пришел в себя классически, пролетев по лабиринту из труб прямоугольного сечения. Постукался в гулкие стенки при поворотах и, открыв глаза, вылетел в свет. Веки были свинцовыми.
Дежавю – я снова в больнице. Плохая привычка. Освещение тусклое – ночник. Писк кардиомонитора. В пределах видимости только потолок. Голова не поворачивается, руки-ноги не шевелятся. Нет сил. Ничего не болит. Нет, в животе слева что-то тянет. Там, куда болт попал. Вроде. Нет, точно туда, не зажило еще. А сколько прошло? Попытался оценить продолжительность своего отсутствия и испугался: совершенно потерял чувство времени в том проклятом Нигде! И устыдился. Если бы были силы, то застонал бы и зубы сточил от досады. Я вел себя как дорвавшийся до наркотика наркоман, как психопат пустоголовый, только об удовольствиях и думающий. Сладко пожрать, пьяно попить, поспать, потрахаться и развлечься; причем тупо и лениво, как пресыщенный недоросль или кот, которого «и здесь неплохо кормят». Если это и есть прообраз рая, то такой парадиз на фиг не нужен. Какая Зина все-таки молодец, вытащила! Кстати, а почему она, а не Лиза? Понятно, что она далеко, понятно, что Эгнор – мир закрытый, однако сомнения волей-неволей закрадываются, они – обратная сторона любви. Надо набраться сил, выяснить поточнее, и домой… А все ли я здесь завершил? С этим, кстати, необходимо разобраться в первую очередь. Очень уж у «серых» все было правильно устроено, без Высшей помощи обойтись никак не могли. Чувствуется, что та группа была далеко не одинока…
С такими невеселыми мыслями я уснул обычным сном без сновидений.
Валялся я около месяца. Последнюю неделю пытался вставать и делать зарядку. В последний день двигался уже вполне уверенно. Капельницы и уколы перестали ставить еще раньше и сегодня обещали выписать… в камеру. В постоянном медицинском наблюдении я больше не нуждался, оставалось просто есть и шевелиться.
Чего я только не передумал за это время! Самым обидным было то, что я упустил великолепную возможность учебы у древнего мага. Но что теперь сделаешь, время назад не вернешь. Или можно? Должна существовать возможность с Игорем пообщаться, раз он во мне устроился. Но подождать придется. Сначала до стихий надо добраться, свободное сознание заново освоить. Странно, при прошлых ранениях подобного не было. И «девочек» видел, и сознанием гулял. Причина либо в том «сером» плетении на наконечнике болта, либо в полнейшем истощении, либо… фиг знает в чем. Как мне вообще выжить удалось? Игорь тоже этого не понимал.
О колдовских способностях в данный момент особо не переживал – ауры видел прекрасно и совершенно не важно, за счет каких сил; значит, и остальное восстановится.
Один раз приводили Зину. Я тогда почти не разговаривал. Она поплакала надо мной, обцеловала, затребовала ножницы и подровняла бороду. Похвалила, что я хорошо выгляжу, на древнюю развалину уже не похож. Напоследок призналась в любви. А я только хлопал глазами, отвечая «да – нет». Я был ей искренне благодарен, мне было ее жалко, но не любил. На ее месте для меня стояла Лиза.
Как она там? Чувствую, что с ней все хорошо. Поволновалась, но сейчас успокоилась настолько, насколько это возможно при такой неопределенной разлуке. Удивительно! Знания о ее чувствах словно сидят где-то в укромных уголках сознания и совсем не мешают. Даже наоборот, стимулируют к жизни. Я это сейчас понял, после Нигде, а до того не задумывался. Надо было прочувствовать отсутствие этих знаний, чтобы понять.
Несколько раз появлялся следователь, Александр Сергеевич Шувалов. Везет же мне на Пушкиных – Верес так же именовался. Несмотря на запреты врачей, он пытался со мной общаться. Я поначалу не мог, а после молчал специально. Успеем побеседовать, потерпит. В камере и начнем. Ставлю сто против одного, как любят говорить американцы, что он сам ко мне заявится, а не вызовет в кабинет. Я здесь «вери импотент персон», в моем присутствии только шепотом изъясняются, боятся, что подслушаю. Зря. Я сейчас слабее младенца, но никому этого знать не обязательно.
Из комфортабельной палаты в стиле люкс, за которую состоятельные больные бешеные бабки платят, меня перевели в мрачные подвалы Лубянки.
– Встать! – раздался голос из прорезанного в двери зарешеченного окошка, и почти сразу лязгнул засов.
Я сел на застеленные чистым бельем нары. В целом камера была уютной. Параша, умывальник, стол, табуретка и откидные нары. В подобной Ленин трудился, из хлебной чернильницы на бумагу молоко наносил, революцию организовывал. Я же ничего написать пока не успел. Но пари выиграл: вошел следователь собственной персоной.
– Не вставайте! – с ходу заявил Шувалов, улыбаясь очень к себе располагающе.
Я подниматься и не думал, поэтому на его приказ-просьбу внимания не обратил.
Одним слитным движением, с каким-то полууголовным шиком Александр Сергеевич сел на табурет как раз напротив меня.
– Вас как называть: Игорем, Егором? – погнал он с места в карьер.
– Егором. Родители знают? – Я тоже решил обойтись без политесов.
– Нет. Стоит сообщить?
