Когда я слез с наркотиков, дело пошло на лад. Я научился завязывать шнурки и даже галстук одной рукой. Я быстро совершенствовался, я натренировался писать левой рукой — печатными и курсивом (до несчастного случая я был правшой). Я начал печатать на ноутбуке пятью пальцами. Мой трудотерапевт заказал мне качающийся нож, и я смог резать мясо. Благодаря разным приспособлениям или новым методам я вновь научился делать почти все, что мне было нужно. Я понял, как заводить часы и застегивать эту хитрую пуговицу на левом манжете рубашки зубами. Однако все еще были дела, в которых мне нужна была помощь. Иногда я был слишком независим для того, чтобы просить о помощи. Иногда, несмотря на то что мне предлагали помощь из лучших побуждений, я хотел разобраться в проблеме самостоятельно. Однажды на кухне я заметил, как моя сестра борется со сложными чувствами, видя, как я пытаюсь почистить апельсин.
— Тебе не нужна?.. — Она не договорила.
— Свободная рука, ты хочешь сказать? — закончил я за нее. — Конечно нужна, глупая; у меня же теперь только одна рука.
Я улыбнулся Соне, и она покраснела. Я достал свой качающийся нож и разрезал нечищеный апельсин на восемь частей, так же как я делал во времена Младшей лиги по футболу. Я незаметно вставил дольку в рот, чтобы корка закрыла мои зубы, и стал прыгать вокруг, изображая гориллу. В тот момент, когда сестра уже решила, что я абсолютно лишился рассудка, я продемонстрировал ей свою идиотскую ухмылку, обнажив апельсиновую корку. Соня поперхнулась от смеха, вода попала в нос и вылетела в стакан, все лицо было мокрым. Это стало нашей коронной шуткой — спрашивать, не нужна ли мне свободная рука, даже если я ничего не делал.
Из-за моего упоминания «Маргариты» на пресс-конференции люди присылали мне различные подарки, как-то с этим связанные: двадцатидолларовые банкноты с желтой наклейкой «На „Маргариту“», подарочные сертификаты в мексиканские рестораны, где делают правильные коктейли. Даже бутылки текилы. Периодически я получал большие посылки, в которых обнаруживались ингредиенты для «Маргариты». Однажды я открыл одну из таких коробок, и ее содержимое буквально вогнало меня в ступор. Я позвал сестру. Помимо бутылок текилы, ликера из апельсиновых корок и смеси «Маргарита», там был аккумуляторный блендер фирмы «Блэк энд Декер». Деваться некуда! Мы с сестрой стали легкомысленно воображать наши возможности — как мы поднимемся на высокую гору, взяв с собой портативный блендер, и будем делать «Маргариту» прямо из снега. Круто, не правда ли? Я крикнул: «Дай пять» — и поднял вверх руки, глядя на сестру. Она тоже подняла вверх руки, готовые уже соприкоснуться с моими, и в самую последнюю секунду, когда мы оба осознали проблему, хлопнула по моей пятерне всеми десятью пальцами.
— Ха-ха! Да ты совсем забыла! — дразнил я ее.
— Нет, ты тоже поднял обе, ты тоже забыл.
Должен сказать, она была права. Мы до сих пор смеемся над этим «дай пять».
Остальные яркие моменты следующих нескольких месяцев совершенно невероятны, даже не могу поверить, что это произошло со мной. Четверо моих друзей и я были приглашены в Денвер на ужин с нашим рок-кумиром Трей Анастасио и восемью ребятами из его группы перед их июньским выступлением в концертном зале Филмор. Еще одна моя любимая группа, The String Cheese Incident, провела большую благотворительную акцию с продажей плакатов для сбора средств на лечение пострадавшего Арона. Под моим именем прошел июльский концерт в Санта-Фе, Нью-Мексико. Этот концерт собрал семнадцать тысяч долларов в пользу пяти волонтерских поисково-спасательных групп из Юты, Колорадо и Нью-Мексико, которые помогали меня искать. Кристи и Меган, две девушки из Моаба, которых я встретил в каньоне Блю-Джон, тоже пришли на концерт, как и мои родители с сестрой, и просто умопомрачительное количество моих друзей.
Свое возвращение в горы я начал с визита на лавиноопасный участок горы Резолюшн. Там мы нашли вещи, которые мы с Чедвиком и Марком потеряли в феврале в лавине пятой категории. Нашелся даже мой цифровой фотоаппарат «Сони», который сразу же после замены батареек начал работать — несмотря на удар лавины и тот факт, что камера протаяла через трехметровый снежный покров, лежала под дождем и солнцем, ее грызли сурки. Она до сих пор делает отличные фотографии. (Молодцы, «Сони».)
В июле я пошел на шоу Дэвида Леттермана, встретил несколько очень известных радио- и тележурналистов, вместе с друзьями посмотрел пять концертов в западных штатах. Совершил восхождение с новым протезом в каньоне Кэстлвуд рядом с Денвером, а также взошел на пять четырнадцатитысячников за тридцать часов в Центральном Колорадо. В августе я занимался скальными восхождениями в каньоне Эль-Дорадо недалеко от Боулдера в связке с моим другом и товарищем по несчастью Малькольмом Дели — у него тоже была ампутирована рука. Кроме того, я шел вслед за моим другом, Ричем Хэфеле, к первому финишу экстремального марафона «Лидвилл трайал 100». Вдобавок в августе я пережил два плотных экстремальных дня фотосессий для журналов GQ, выпуск «Мужчина года», и «Вэнити фейр», выпуск «Люди года — 2003».
На свадьбе моей сестры 31 августа я читал речь о том, как любовь похожа на танец. Когда Соня говорила «да» своему мужу, Заку Элдеру, она была невероятно красива — я никогда ее такой не видел. Во время приема мы с Соней танцевали друг с другом под ее любимую песню The String Cheese Incident, «Восхождение», смеялись и улыбались, потому что вели себя как фрики прямо на глазах у наших родственников.
Через четыре дня после свадьбы я пролез стандартный маршрут на гору Моран в Вайоминге, с командой из восьми моих друзей. Особенно приятно мне было на наиболее трудных участках маршрута использовать единственное в мире протезное устройство, которое я разрабатывал с помощью трех удивительно щедрых компаний: Hanger Prosthetics, Therapeutic Recreation Systems и Trango (снаряжение для восхождений). Через две недели в Дулуте, штат Миннесота, я участвовал в приключенческой гонке в команде из трех человек. Мы финишировали в общей толпе после двенадцати миль морского каякинга, четырех миль спуска по порогам на каноэ и двадцати километров бега по тропам.
В сентябре мы с мамой смотрели видео, которое я снял в каньоне. Мы оба плакали — маме было тяжело видеть на пленке, как я страдаю, но это заставило нас еще раз испытать благодарность за то, что мы все еще есть друг у друга. Мы сидели на диване, держась за руки, и снова и снова повторяли друг другу: «Я тебя люблю».
А затем было возвращение в каньон Блю-Джон. Я взял с собой четверых друзей — Марка ван Экхута, Джейсона Хэлладея, Стива Пэтчетта и Кристи Мур. С нами шла также целая команда из телекомпании Эн-би-си. Мы прошли через щель, где я торчал в капкане с субботы, 26 апреля, по четверг, 1 мая 2003 года. Это было одним из странных жизненных синхронов: я стоял на вершине того валуна, который ровно шестью месяцами раньше обрушился на мою руку, и время совпало до минуты. Когда все оставили меня одного, я провел церемонию — развеял пепел сожженной руки в том месте, где произошел несчастный случай, и за два дня до своего двадцать восьмого дня рожденья стер с южной стены все видимые остатки надписи «RIP ОКТ 75 АРОН АПР 03». Позже тем же вечером, вернувшись на вертолетную стоянку, я уронил пластиковый стаканчик с вином на туфлю Тома Брокау.[97]
