Последнее восклицание, перешедшее в змеиное шипение, растворилось в едкой неуловимой азиатской улыбке Ту Лаг Ти. Анибал Ронкали нежно поглаживал свои усы и с легкой дрожью на губах напевал про себя какой-то сентиментальный мотивчик. Он говорил с нервной жестикуляцией, от которой подрагивали упругие, как хвосты ящериц, черные его кудри:
— Доктор Бандерас не посмеет закрыть лавки, торгующие спиртными напитками. Если он это сделает — произойдет революция. Праздники вроде сегодняшнего — единственная отрада метисов и индейцев!
III
Доносились отголоски ярмарочного веселья. Плясали ряды развешанных по улице пестрых фонариков. В конце улицы крутилось чертово колесо. Несшиеся оттуда истерические выкрики гипнотизировали кошек, усеивавших карнизы домов. Улица то и дело озарялась световыми вспышками, сопровождавшими акробатические номера ветра — канатоходца на проволоке, увешанной фонариками. А вдали, над звездной туманностью праздничного города, громоздился черный силуэт крепости Сан-Мартин-де-лос-Мостенсес.
Книга третья
Шутовской хоровод
I
Тиран Бандерас, стоя у окна, направлял подзорную трубу на город Санта-Фе.
— Люблю иллюминацию! Не правда ли, друзья, красиво?
Кольцо прихлебателей окружало подзорную трубу и специально построенную вышку, на которую взобралась зеленая мумия.
— В хлебе и зрелищах народу нельзя отказывать. Ох, до чего же красива сегодня иллюминация!
Морской ветер доносил из Санта-Моники приглушенные выстрелы. Расстреливали революционеров.
— Народ, не зараженный пагубной пропагандой, прекрасен! Строгость ему на пользу!
Шайка прихлебателей, окружавших вышку, жадно внимала тирану.
II
Сантос Бандерас спустился с наблюдательной вышки и, присоединившись к своим куманькам, схватил за ухо лисенсиата Вегильяса.
— Ну что ж, может, послушаем в последний раз лягушачий концертик? Как ваше драгоценное горлышко? Не желаете ли прополоскать?
Прихлебатели встретили шутку циничным смехом, в котором, однако же, проскальзывали и страх и лесть. Начито всхлипнул:
— Какой чистоты голоса можно требовать от приговоренного к смерти?
— Зря вы отказываетесь смягчить сердца ваших судей музыкой. Господа, старый дружок мой нынче обвиняется в государственной измене. Не будь он разоблачен, он погубил бы нас всех. Вы, конечно, помните, что вчера ночью я доверительно сообщил вам о своем намерении возбудить дело против полковника де ла Гандары в связи с его преступными действиями? Так вот, слова Сантоса Бандераса, сказанные в кругу друзей, стали известны за пределами этих стен. Ваше дело решить, какого наказания заслуживает этот болтун. Мною вызваны свидетели, и, если вы позволите, я велю их ввести для дачи показаний. Сам обвиняемый утверждает, будто одна публичная женщина во сне прочитала его мысли. До встречи с Вегильясом с этой женщиной провел магнетический сеанс некий доктор Поляк. Уж не с романом ли Александра Дюма мы имеем дело! Доктор, который магнетизирует и развивает ясновидение у девиц из публичного дома, разве это по меньшей мере не прямой потомок Жозефа Бальзамо? Помните роман? Вещица презанятная. А теперь мы с вами наяву переживаем этот романчик. Представьте себе нашего бравого лисенсиатика Вегильяса в роли соперника великого мулата! Сейчас он нам объяснит, куда он направлялся в обществе изменника полковника ла Гандары.
Начито запыхтел:
— Мы вышли вместе из одного заведения и дорогой болтали о пустяках.
— Оба были навеселе?
— Ваша милость, да по случаю такого праздника кто в Санта-Фе не был пьян! И вот этот мошенник, когда мы с ним шли и разговаривали, вдруг кинулся к какой-то двери. Кто-то в рубашке ему открыл. Ничего не понимая, я, как борзая, бросился за ним.
— Можете вы назвать заведение, в котором встретились, чтобы гульнуть?
— Генерал, не заставляйте меня краснеть, ибо это не то место, которое прилично называть в зале суда. Находясь перед таким благородным патрицием, как ваша милость, я немею от стыда.
— Отвечайте на вопрос. В каком притоне вы встретились с полковником ла Гандарой и о чем с ним беседовали? Лисенсиат, вы знали об ордере на арест полковника и, будучи в нетрезвом виде, неосторожным словом заронили у беглеца подозрение.
— Неужто моя многолетняя преданность не является достаточной гарантией?
— Возможно, вы сделали это непреднамеренно, однако суд Сантоса Бандераса не признает опьянение смягчающим обстоятельством. Вы пьяница, который проводит разгульные ночи в домах терпимости. Знайте, что каждый ваш шаг отлично известен Сантосу Бандерасу. Предупреждаю вас, что только правдивые показания могут смягчить наказание. Заблудший друг мой, я был бы рад протянуть вам руку и извлечь вас из той пропасти, в которую вы сами ввергли себя. Как вам известно, наш кодекс предусматривает за такого рода деяния самое суровое наказание.
— Господин президент, в жизни встречаются такие переплеты, которые захватывают вас врасплох и валят с ног, переплеты почище любого романа. В ту святую ночь я находился у одной кошечки, которая умеет читать чужие мысли.
— И такая ученая кошечка прозябает в доме терпимости и ждет, чтобы вы за ней поухаживали?
— Так, по крайней мере, случилось прошлой ночью в заведении Кукарачиты. Я расскажу все без утайки и хоть этим облегчу мою совесть. Увы, мы оба грешили. И это в ночь поминовения всех усопших! Клянусь честью, что у этой кошечки была заколдованная свечка, которая раскрывает чужие тайны. Она читала в мыслях.
— Лисенсиат, все это могло примерещиться вам только под действием алкогольных паров. Вчера, когда вы развлекались с индианкой, вы были в доску пьяны. Вы оказались предателем, разгласили мои секреты, находясь в объятиях продажной твари. Для охлаждения вашей чересчур пылкой плоти вас заключили в тюрьму. Отойдите, лисенсиат, в уголок, преклоните колена и попытайтесь вознестись мыслью к всеблагому. Вашими судьями будут наши любезные друзья, хотя и не исключено, что они вынесут вам смертный приговор. Сейчас по вашему делу будут выслушаны свидетели, и, если их показания пойдут вам на пользу, я первый скажу спасибо. Полковник Лопес де Саламанка, распорядитесь немедленно доставить для дачи показаний публичную женщину и доктора Поляка.
III
Остановившись в дверях, полковник Лопес де Саламанка пропустил вперед доктора Поляка. За ним на цыпочках вошла Лупита Романтик. Доктор Поляк, высокого роста, с густыми бакенбардами, широким лбом и гривой мудреца, был во фраке, с двумя ордепскими лентами на груди и розеткой в петлице. Сняв цилиндр, он отвесил церемонно-театральный поклон:
— Разрешите засвидетельствовать свое глубочайшее почтение высшему сановнику республики: Микаэлис Лухин, доктор каирского университета, знаток оккультных наук и последователь бенгальских брахманов.
— Вы сторонник учения Аллана Кардека{125}?
— Я всего лишь скромный ученик Месмера{126}. Кардекианский спиритизм не более чем детское извращение средневековой некромантии{127}. Вызывание душ усопших было известно еще в глубокой древности. Об этом свидетельствуют египетские папирусы и халдейские таблицы. Слово, обозначающее это явление, состоит из двух греческих слов.
— Уж больно учено вы выражаетесь, разлюбезнейший доктор! Скажите, титул каирского пророка дает вам приличный заработок?
— Господин президент, заслуги мои, если таковые имеются, не в том, что я зарабатываю деньги и скапливаю богатства. На меня возложена миссия распространять теософское учение и готовить народы к будущей эре чудес. Новый Христос грядет по дорогам планеты.
— Вы признаете, что усыпляли эту девицу при помощи магнетических пассов?
— Признаю, что провел с ней несколько опытов. Субъект замечательный!
— Расскажите поподробнее о каждом из них.
— Господин президент, если вы пожелаете, то я познакомлю вас с программами моих опытов в крупнейших колизеях и академических центрах Санкт-Петербурга, Вены, Неаполя, Берлина, Парижа, Лондона, Лиссабона и Рио-де-Жанейро. Совсем недавно мои теории о карме{128} и биомагнетическом внушении обсуждались в крупнейших газетах Чикаго и Филадельфии. Гаванский клуб «Теософская звезда» присудил мне звание Совершенного брата. Императрица австрийская оказывает мне честь постоянно обращаться ко мне за истолкованием ее снов. Я владею такими тайнами, которые, однако, никогда не открою. Президент Французской республики и король прусский хотели меня подкупить во время моих выступлений в их столицах. Напрасный труд! Теософская стезя отвергает почести и богатства. Если вы позволите, господин президент, я предоставлю в ваше распоряжение мои альбомы с фотографиями и газетными вырезками.
