Когда город успокоился, и все корабли вернулись в порт, и заново были отстроены разрушенные стены, Огион бежал от похвал. Он ушел из порта, отыскал странную маленькую долину — Росистый дол, подлинное имя которой было Явед — на той самой истинной речи, на которой имя Огиона Молчуна было Айхал. Весь день бродил он по этой долине, будто искал что-то, а вечером лег лицом в землю и заговорил с ней:
— Ты должен был сказать мне, что не вернешься. Я бы хоть попрощался с тобой. — И Огион заплакал, и слезы его падали в жесткую траву, в сухую пыль и сворачивались на земле маленькими комочками, сами превращаясь в грязь, в землю.
Там он и уснул, прямо на голой земле, не подстелив даже плаща, — уткнувшись лицом в землю. На рассвете он поднялся и отправился вверх но склону горы Гонт, в Ре-Альби. Обогнув деревню, Огион прошел прямо к дому, стоявшему на отшибе — к северу, над самой Кручей. Дверь были незаперта.
На грядках наливались кабачки; кое-где на плетях гороха виднелись перезревшие пожелтелые стручки. По пыльному дворику, кудахча и что-то поклевывая, бродили три куры рыжая, черная и пестрая; серая сидела в курятнике на яйцах. Цыплят было не видать, и петуха — Гелет называл его Корольком — тоже, "Король умер, — подумал Огион. — Может, цыпленок, который вот-вот вылупится, со временем займет его место". Ему показалось, что из фруктового садика за домом донесся острый запах лисы.
Огион вымел пыль и листья, которые нанесло в дом через открытую дверь. Теперь деревянный пол опять блестел. Затем вынес тюфяк и одеяло Гелета на солнце — проветрить. "Я поживу тут немного, — подумал он. — Хороший дом". А потом подумал еще: "Может, и коз заведу".
А. С. Бенсон
Закрытое окно
А.С.Бенсон (1862–1925) известен тем, что написал слова к "Торжественному церемониальному маршу" Эдварда Элгара, который многие знают как гимн "Земля Надежды и Славы". Меня всегда поражало, что человек, сумевший сочинить такую духоподъемную песню, почти всю жизнь не выходил из глубокой депрессии. Большую часть отпущенного ему Богом срока он провел затворником в академических стенах: сначала — как руководитель факультета в Итоне, затем — в качестве главы колледжа Св. Магдалины в Кембридже. Он много и охотно писал — в основном эссе и очерки, — но за все время издал только два сборника необычных рассказов: "Беспокойный холм" (1903) и "Острова заходящего солнца" (1904). Большинство его историй полны архаики и могут заинтересовать теперь разве что любителей старины, но все же в некоторых ему удалось взять верную ноту. Как в предлагаемой здесь — написанной на манер средневековых рыцарских романов и повествующей о тайне древней крепости.
Крепость Норт стояла в самом захолустье, затерявшись среди меловых холмов Южной Англии. Прежде старая дорога, пролегающая но возвышенности, могла привести к ней, но она давным-давно потеряла свое важное значение, поросла густой травой и теперь использовалась местными жителями лишь как удобный переход через гряду холмов для прогона вьючного скота. Крепость, возведенная в давние времена для охраны дороги, имела вид мошной, но безыскусно выстроенной башни, окруженной толстыми, неприступными стенами. К башне был пристроен скромный, но приличный дом, где без особых хлопот и в достатке жил молодой сэр Марк де Норт. Южнее простирался бескрайний Нортский лес, но крепость возвышалась над ним, располагаясь на пологом склоне одного из сплошь покрытых зеленью холмов, прикрывающих ее с севера. Среди жителей соседних деревень о крепости издавна ходила дурная слава. Ее называли Башней Ужаса, но такое название употребляли все реже, да и то старики, забывшись, по привычке, — так не хотелось навлечь на себя гнев молодого хозяина. Сэру Марку еще не было и тридцати, хотя он и поговаривал, что уже пришла пора жениться, но было непохоже, что он спешит исполнить свое намерение, предпочитая безмятежную уединенную жизнь и частые выезды на охоту с гончими и ястребами. С ним жил его кузен и возможный наследник Роланд Эллис — веселый, беззаботный человек, на несколько лет старше Марка. Он навестил молодого Норта, как только тот вступил во владение замком, да так и не смог найти причины для отъезда. Они идеально дополняли друг друга. Сэр Марк был скуп на слова, любил ученые книги и поэзию. Совсем другое дело Роланд, ставящий превыше всего непринужденное застолье с добрым вином и сердечной беседой и нашедший в хозяине благодарного слушателя. Марку пришелся по душе его кузен, и он приветствовал его решение остаться, полагая, что Роланд поможет оживить унылую атмосферу в доме, который стоял на отшибе и был так редко посещаем немногочисленными соседями.
И все же Марка не вполне удовлетворял спокойный, размеренный ход его жизни. Нередко бывали дни, когда он спрашивал себя, правильно ли он поступает, что, ничего не меняя, с покорностью вола в стойле, день за днем, принимает ее неторопливое течение. С другой стороны, казалось, не было причин делать что-то иначе: на его землях проживало не так уж много крестьян, и никто из них не выражал недовольства. Он иногда даже завидовал их подчиненному положению крепостных с неизменным кругом каждодневных обязанностей. Единственным способом как-то поменять свою жизнь было начать службу в армии или даже при королевском дворе, но по своей природе сэр Марк не был солдатом и еще менее — придворным. Он ненавидел однообразные увеселения, да и войны тогда никакой не было. Вот он и продолжал жить дома, наслаждаясь покоем и уединением, хотя сомнения в полноценности своего времяпрепровождения иногда и посещали его. Пожалуй, если не принимать во внимание некоторую душевную неудовлетворенность, это все же был счастливый человек.
Память о старом сэре Джеймсе де Норте, дедушке Марка, надолго пережила его и являлась причиной такого жуткого названия крепости. Это был злой, нелюдимый человек, и о нем всегда ходили темные слухи. Он выгнал из дому своего сына, да так и не пустил его больше на порог, проведя остаток дней за чтением книг и предаваясь мрачным размышлениям. Кроме того, он внимательно следил за расположением звезд, вычерчивая странные фигуры в принадлежащих ему тетрадях. Старая комната, самая верхняя в башне, где он и встретил свой страшный конец, с тех пор никогда не открывалась. Чтобы пройти туда, нужно было миновать небольшую тяжелую дверь, к которой вела винтовая лестница из расположенной ниже спальни. В комнате было четыре окна, по одному на каждую сторону света, но окно с видом на холмы наглухо закрывали прочно запертые дубовые ставни.
Однажды весь день шел проливной дождь, и Роланд, изнемогая от безделья и в досаде на то, что Марк, погруженный в чтение, так спокойно сидит в своем старинном кресле, заявил наконец кузену, что больше не может терпеть и должен немедленно посетить старую комнату, в которой до сих пор ни разу не был. Марк закрыл книгу, снисходительно улыбаясь такой непоседливости своего друга, встал, лениво потянулся и пошел за ключами. Вместе они поднялись по винтовой лестнице; ключ глухо простонал в замочной скважине, дверь распахнулась, и они сказались в душной комнате с высоким бревенчатым потолком и выцветшими стенами. Вокруг, по периметру, стояли запертые стенные шкафы, а большой дубовый стол и кресло возле него занимали середину комнаты. Сами стены были отделаны непритязательно и грубо, а все углы и окна давно затянуло паутиной. Роланд засыпал Марка вопросами, и тот рассказал все, что знал о своем дедушке сэре Джеймсе и о его замкнутом характере, но признался, что понятия не имеет, почему он снискал среди людей весьма недобрую славу, а его имя окутано таким зловещим ореолом. Роланд возмутился, что такая прекрасная комната находится в столь ужасном состоянии и решил приоткрыть ставни одного из окон. Но лишь только он сделал это, как бушующий шквал дождя и ветра с такой силой и яростью ворвался в комнату, что ему пришлось поспешно закрыть окно. Между тем понемногу, по мере того как они беседовали, некое странное гнетущее настроение начало охватывать обоих, пока Роланд не заявил, что место здесь какое-то нехорошее. Тут Марк рассказал о смерти старого сэра Джеймса, который был найден на полу этой самой комнаты, после того как целый день не выходил из своей спальни, не подавая никаких признаков жизни. Говорят, что промокшая, как от дождя, одежда на нем была странным образом забрызгана грязью, будто после трудного путешествия; старик потерял дар речи, бормотал лишь бессвязные слова, а выражение ужаса не сходило с его лица до самой смерти, которая случилась вскоре после того, как его нашли. Затем молодые люди подошли к окну. На запертых на все запоры ставнях неверной рукой было начертано чем-то красным: "CLAUDIT ЕТ NEMO APERIT", что Марк перевел с латыни как "Он закрывает, и да никто не откроет". Далее Марк поведал о предании, гласящем, что несчастье случится с тем, кто откроет это окно, и сказал, что, по его мнению, лучше и впредь оставить его закрытым. Роланд лишь посмеялся над таким отсутствием любопытства у своего кузена и уже положил руку на засов, будто собираясь его вынуть, но Марк настойчиво запретил ему сделать это. "Нет! — сказал он. — Пусть остается все как есть. Мы не можем нарушать волю покойного!" Не успел он произнести эти слова, как ужасный порыв ветра заставил затрещать рамы в окнах, которые, казалось, вот-вот поддадутся и распахнутся под ударами стихии. В мрачном расположении духа они покинули комнату, но, спускаясь по лестнице, вдруг заметили, как сквозь свинцовые дождевые облака начинают пробиваться лучи солнца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
