У него было много врагов (известно, что еще с юношеских лет ангельским характером Ней никогда не отличался), но немало и сочувствовавших, в том числе русских и английских офицеров из оккупационных войск. Даже были английские лорды, выступавшие в его защиту. Но судьба маршала была предрешена заранее. Впрочем, решил ее сам Ней, добровольно отдавший себя в руки врагов.
На заседании 6 декабря палата пэров признала Нея виновным в государственной измене и подавляющим числом голосов вынесла ему смертный приговор. Из 162 пэров, судивших его, 139 проголосовали за смертную казнь, 17 (в том числе маршал Сен-Сир) высказались за изгнание, 5 пэров (в том числе маршал Макдональд) воздержались. И лишь один из судей проголосовал против смертного приговора. То был молодой французский аристократ из старинного дворянского рода герцогов де Брольи. Любопытно, что судьи, проявившие милосердие, принадлежали в основном к старой аристократии. Но их было немного. Среди пэров, вынесших обвинительный вердикт, оказались и 5 маршалов Франции (Мармон, Виктор, Келлерман, Периньон и Серюрье). Когда читавший приговор дошел до перечисления чинов и титулов Нея, тот прервал его: «Оставьте, к чему это? Я — Мишель Ней, и скоро буду прахом!» Видимо, предвидевший исход суда, маршал Ней воспринял приговор с полным самообладанием. Ни один мускул не дрогнул на лице «храбрейшего из храбрых».
Утром 7 декабря приговор был приведен в исполнение. Власти спешили, опасаясь бурной реакции общественности на вынесенный пэрами приговор. Садясь в карету, в которой его повезли на казнь, Ней сказал сопровождавшему его священнику, пропуская его вперед: «Садитесь, святой отец, прежде меня, зато я прежде вас буду на том свете». Его доставили на перекресток у парижской Обсерватории. Маршал подошел к решетке сада Люксембургского дворца, где предстал перед взводом солдат. Герой многих сражений достойно встретил свой последний час. Как и на суде, Ней одет был в штатский костюм. Ему хотели завязать глаза, но он с негодованием вырвал черную повязку из рук жандармского офицера и бросил ее ему под ноги, сердито прорычав, что более 20 лет без страха смотрел в лицо смерти и теперь, когда она пришла, намерен встретить ее с открытыми глазами, как и подобает солдату. Спокойно, с достоинством, без какой-либо рисовки, он снял с головы шляпу и отбросил ее в сторону. Затем, воспользовавшись короткой паузой, пока жандарм отходил от него, Ней обратился к уже взявшим наизготовку ружья солдатам: «Французы, я протестую против моего приговора! Моя честь…» Ружейный залп оборвал его — и маршал рухнул навзничь. Барабанный бой и крики построенных в каре войск: «Да здравствует король!» довершили мрачную картину казни. Было 9 часов утра 7 декабря 1815 года. Маршал Ней умер, как и жил, без страха. «Прекрасная смерть. Вот как нужно умирать!» — сказал своим офицерам военный комендант Парижа граф Л. де Рошешуар.
Узнав о приговоре, вынесенном Нею, его жена, по совету маршала Макдональда, бросилась к королю умолять о помиловании мужа. Но сразу во дворце не приняли. Только через час после казни Нея ее принял герцог Дюра. Выслушав посетительницу, этот придворный заявил: «Мадам, аудиенция, о которой вы просили, потеряла всякий смысл». Присутствовавшая при этом разговоре герцогиня Ангулемская (дочь казненного короля Людовика XVI), не скрывая своего злорадства, добавила: «Слишком поздно, мадам. Ваш муж уже понес наказание». Аглая Луиза Ней лишилась сознания… Казнь маршала Нея произвела тяжелое впечатление на французское общество и вызвала много нареканий в адрес новых правителей, вернувшихся к власти на иностранных штыках.
Кроме французских наград Ней имел высшие степени иностранных орденов Железной короны (Италия) и Христа (Португалия).
* * *
Как и все наполеоновские маршалы, Ней был храбрым и мужественным воином, выдающимся боевым генералом, затем маршалом Империи, долгие годы отважно сражавшимся с многочисленными врагами Франции сначала под знаменами Революции, а затем — под императорскими орлами. Как и большинство маршалов Первой империи, Ней обладал ярким военным талантом, но его военные дарования не выходили за рамки тактического масштаба, отдельно взятого боя или сражения, когда требовалось решение какой-то конкретной, частной боевой задачи. Тут Ней как боец первой линии был незаменим. Но, будучи блистательным тактиком, он оказался начисто лишенным полководческого таланта, показал себя крайне слабым стратегом. Со всей очевидностью «храбрейший из храбрых» подтвердил это в сентябре 1813 года, когда Наполеон попытался использовать его в роли командующего армией. То же самое повторилось и во время последней кампании Наполеона, самой короткой из всех проведенных им кампаний — кампании 1815 года. «Какая нерешительность! Какая медлительность!» — так оценил действия Нея в сражении при Катр-Бра Наполеон. Через два дня в битве при Ватерлоо вся армия стала свидетельницей безумной отваги маршала Нея. Но его беспримерная храбрость не подкреплялась точным расчетом, хладнокровием крупного военачальника и полководческим искусством. В геройских, но бесплодных лобовых атаках на английские пехотные каре он без какой-либо пользы погубил цвет французской кавалерии. Осознав в конце концов свой грубый, граничивший с преступлением, просчет, «храбрейший из храбрых» с фанатичной решимостью ищет смерти на поле битвы. Но он уцелел в этом кровавом побоище лишь для того, чтобы через полгода пасть от французских пуль.
Во всех войнах, в которых Нею довелось участвовать, он прославился прежде всего как отличный бригадный и дивизионный генерал, затем — командир корпуса наполеоновской армии, четко и неукоснительно исполнявший приказы и распоряжения своего главнокомандующего на поле боя. Именно в этом качестве он был идеальным исполнителем, особенно в могучих руках Наполеона.
Настоящий гусар, порывистый и нетерпеливый, бесстрашный и решительный, отважный и находчивый в бою, но в то же время амбициозный и своенравный — своего рода это было «дитя природы». Он был всем обязан своей неукротимой энергии и легендарной храбрости. Недаром не очень-то щедрый на похвалы Наполеон, в армиях которого всегда имелось несчетное количество храбрецов, особо выделял Нея, назвав его «храбрейшим из храбрых». Ему абсолютно неведомо было чувство страха. Когда однажды у него спросили, испытывал ли он когда-нибудь страх, Ней, не задумываясь, ответил: «Нет, для этого у меня не было времени». Он терпеть не мог трусов и малодушных людей. К примеру, однажды, узнав, что некий офицер, пользовавшийся сомнительной славой неисправимого бретера и скандалиста, проявил трусость и бежал с поля боя, Ней не поленился отыскать его, чтобы публично бросить презрительное: «Много я повидал в жизни трусов, но таких негодяев, как вы, встречать не приходилось». И, наоборот, храбрых солдат и офицеров маршал ценил и всячески поощрял. Проявлял постоянную заботу о своих подчиненных, за что пользовался их большим уважением и доверием. В отличие от некоторых других маршалов (например, Даву или Лефевра), Ней, чтобы обеспечить выполнение боевого приказа, никогда своим подчиненным не угрожал и не ругался. Однажды в одном из сражений, недовольный действиями своего начальника артиллерии, он не сдержался и грубо отчитал его, но уже вскоре, поостыв, извинился перед ним: «Извините, генерал, я погорячился».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
