Он слышит у себя за спиной звук, вырвавшийся у одного из солдат.
— Шевелись, сестра! Тетрий, давай!
Валерий смотрит вниз, на сопло на конце черной трубки, таящей самую ужасную из известных ему смертей, снова смеется и поворачивается к младшим брату и сестре. Тетрий сделал неуверенный шаг вперед, теперь двинулась Стилиана. Валерий пятится назад, чтобы оказаться прямо рядом с ней. У солдат есть мечи. Он знает, что у Лисиппа тоже есть клинок. Этот крупный человек гораздо проворнее, чем можно предположить.
— Держите их обоих, — резко приказывает император Бдительным. — Ради бога, разве вы так глупы, что желаете собственной смерти? Это же огонь. Они вас сейчас сожгут.
Тогда один из солдат делает неуверенный шаг назад. Глупец. Второй нерешительно кладет руку на рукоять меча.
— У вас есть ключ? — быстро спрашивает император. Ближайший к нему солдат качает головой.
— Она его отобрала, мой повелитель.
«Мой повелитель». Святой Джад! Он еще может спастись.
Тетрий Далейн внезапно поворачивается и по стенке туннеля проскальзывает вперед, к брату. Валерий его не задерживает. Он не солдат, но сейчас на карту поставлена его жизнь, и жизнь Алианы, и та картина мира, наследство, которое создается. Он хватает женщину, Стилиану, за предплечье, раньше чем она успевает миновать его, другой рукой выхватывает свой маленький кинжал и прижимает острие к ее спине. Такое лезвие не способно проткнуть даже кожу, но они этого не могут знать.
Но Стилиана, которая совсем не сопротивляется, которая даже не пытается уклониться от его руки, смотрит на него, и император видит в ее взгляде торжество, граничащее с безумием. Он снова вспоминает о тех женщинах из мифа на склонах холма.
Слышит, как она говорит с пугающим спокойствием:
— Ты снова ошибаешься, если считаешь, что мой брат не станет сжигать тебя, чтобы спасти меня. И равным образом ошибаешься, думая, что мне не все равно. Лишь бы ты сгорел, как сгорел мой отец. Давай, брат. Покончи с этим.
Валерий потрясен до глубины души, он онемел от изумления. Он умеет распознать правду, когда слышит ее: она не лукавит. «Покончи с этим». Во внезапно снизошедшем на его душу спокойствии он слышит слабый звук, напоминающий один-единственный удар колокола.
Он всегда думал, он верил, что интеллект может взять верх над ненавистью с течением времени и при должном воспитании. Теперь он видит, что ошибался, но уже слишком поздно. Алиана была права. Гезий был прав. Стилиана, блестящая, как алмаз, могла радоваться власти и пользоваться ею вместе с Леонтом, но не она была ей нужна, не она главное для этой женщины. Главное под ее ледяным панцирем — это огонь.
Слепой человек, сверхъестественно точно нацелив сифон, растягивает щель рта, что, как понимает Валерий, должно означать улыбку. И говорит:
— Увы, какая… бесполезная трата. Такая кожа. Я должен это сделать… дорогая сестра? Так тому и быть.
И император понимает, что он это сделает, видит злобную жажду на жирном лице Кализийца, стоящего рядом с искалеченным Далейном. Внезапным яростным движением, — неуклюжим, так как он не привык к активным действиям, — он срывает с пояса женщины кошелек и сильно толкает ее вперед, так что она спотыкается, налетает на слепого брата, и они оба падают. Огня нет. Пока.
Пятясь назад, он слышит, что оба стражника отступают вместе с ним, и понимает, что ему удалось переубедить их. Он бы вознес молитву, но времени нет. Совсем.
— Быстрее! — резко приказывает он. — Хватайте сифон!
Они оба прыгают мимо него вперед. Лисипп, который никогда не был трусом, а теперь сделал ставку на Далейнов, хватается за меч. Император, наблюдая за ними, теперь быстро отходит назад, шарит в кошельке из ткани, находит тяжелый ключ, узнает его. И теперь возносит благодарную молитву. Стилиана уже вскочила и поднимает Лекана.
Первый Бдительный уже возле них, замахнулся мечом. Лисипп прыгает вперед, наносит удар, который тот парирует. Лекан еще стоит на коленях, произносит нечто бессвязное, нечленораздельное. Тянет руку к спусковому крючку аппарата.
И именно в этот момент, именно тогда, когда он это видит, император Сарантия Валерий Второй, возлюбленный Джада и святейший наместник его на земле, трижды возвышенный пастырь своего народа, чувствует, как нечто обжигающе раскаленное пронзает его сзади, пока он пятится к двери, к безопасности, к свету. Он падает, падает, с беззвучно открытым ртом, с ключом в руке.
Никто не записал, так как этого никто не мог сделать, слышал ли он, умирая, неумолимый, оглушительный, нескончаемый голос, который сказал ему, ему одному в том коридоре под дворцами и садами, под Городом и всем миром: «Покинь престол свой, повелитель всех Императоров ждет тебя».
Также неизвестно, приплыли ли за его душой дельфины, когда он отправился в путь, ибо он отправился в тот миг, лишенный своей обители, в долгое путешествие. Только одному человеку в господнем мире известно, что последняя мысль в его жизни была о жене, он позвал ее по имени. И известно это потому, что она его слышит. А услышав каким-то непонятным образом, понимает, что он уходит, уходит от нее, уже ушел, что все кончено, что бесповоротно подошел к концу тот блестящий танец, который начался давным-давно, когда он был Петром, а она — Алианой, танцовщицей Синих, и такой молодой. И полуденное солнце ярко сияет над ней, над всеми ними, в безоблачном весеннем небе Сарантия.
Она обрезала большую часть волос, пока они плыли обратно от острова на маленькой гребной лодке.
Если она ошибается насчет того, что означает исчезновение Далейна и убийство стражников, то остриженные волосы можно скрыть, они снова отрастут. Она не верила, что ошибается, даже тогда, в море. Мир накрыла чернота, под ярким солнцем, над синими волнами.
Чтобы обрезать волосы, в ее распоряжении имелся только кинжал Мариска, и в лодке это было делать сложно. Она срезала неровные пряди и бросала их в воду. Жертвоприношение. Глаза ее оставались сухими. Покончив с волосами, она перегнулась через борт и соленой водой смыла крем, краску и душистое масло с лица, уничтожила слабый аромат своих духов. Серьги и кольца положила в карман одежды (деньги понадобятся). Потом снова достала одно из колец и отдала Мариску, сидящему на веслах.
— Возможно, тебе придется делать выбор, — сказала она ему, — когда мы доберемся до гавани. Как бы ты ни поступил, я тебя прощаю. Это моя благодарность тебе за это поручение и за все, что было раньше.
Он с трудом сглотнул. Дрожащей рукой взял у нее кольцо. Оно стоило больше, чем он мог бы заработать за целую жизнь на службе в Императорской гвардии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
