Аррунтий едва заметно кивнул Марку Юлиану, подтверждая, что послание будет передано.
Юнилла узнала об аресте Марка Юлиана из письма Вейенто, которое вместе с подарком ей принес мажордом. «Приветствую тебя. У тебя многому могут поучиться слон и лиса, — читала она. — Слон позаимствует у тебя терпение, а лиса — хитрость. За сим остаюсь твоим слугой»
В качестве подарка Вейенто послал ручную лису. Юнилла иронически подумала, что на слона у него, вероятно, денег не хватило. Лису она отослала обратно, сопроводив запиской. «Ты всегда слишком спешил делать подарки, — написала она. — Прибереги их до тех пор, пока не свершится правосудие и голова Марка Юлиана не скатится с эшафота. До тех пор, пока этот человек не утратил способность говорить, опасность для нас не миновала».
Глава 55
С наступлением темноты Сунию отвели в камеру, где она увидела Ауриану. При свете луны она сосредоточенно вглядывалась в волшебные рунические письмена, начертанные на дощечке и обозначающие календарь судеб. Сунии эта ночь показалась зловещей. Шум, не умолкающий днем на улице, наверняка разбудил ночных духов. В воздухе висел едкий запах гари. Снаружи доносились звуки беспорядков — стражники пытались усмирить бунтующую толпу.
— Ауриана! — позвала она, не приближаясь. — Ты уже знаешь?
Суния подумала, что Ауриана пытается узнать свою судьбу. Что ее ждет в поединке с Аристосом.
— Я получаю очень странные ответы, которые трудно разгадать.
— Проклятье! Говори то, что есть!
— Здесь виден знак смерти и возрождения, он повторяется три раза.
— В этом нет ничего таинственного! Духи леса и рощи пытаются предупредить тебя о том же, о чем говорит обычный здравый смысл. Смерть есть смерть. Что может быть хуже в нашей распроклятой жизни?
И хотя в ее голосе прозвучал упрек, не очень-то приятное сомнение в способности Аурианы к трезвому размышлению, все же она принесла с собой какое-то утешение, когда подошла и опустилась на колени рядом с Аурианой.
Она внимательно смотрела на Сунию, взвешивая, можно ли ей открыть то, что вселило в нее радость и тревогу, тем самым озадачив ее.
— Но может быть, это означает что-то еще? — решилась она наконец высказать свое мнение. — Суния, в моей жизни должны случиться перемены, которые трудно выразить словами, так же трудно бывает выразить вкус или запах. Понимаешь, иногда я вижу все в совершенно другом свете. Во всех предметах обнажается их скрытая суть, то, что вложено в них богами, эти перемены можно назвать смертью и возрождением. Все больше и больше я проникаюсь благодарностью к судьбе, какой бы она ни была. Любая судьба — это благо для человека, она поднимает его на своих крыльях и несет, словно могучий ветер. Такие чувства возникли у меня давно, еще когда я достала камешек из копыта лошади Рамис. Иногда меня посещают откровения, и меня можно принять за сумасшедшую, так как я думаю, что между одушевленными и неодушевленными предметами нет разницы. Иногда мне кажется, странная вещь — что все, кого я когда-либо знала, неважно, живые или мертвые, находятся вокруг меня и во мне. То, что известно людям как истина жизни, похоже на некую линию, границу. Мужчины и женщины постигали ее каждый по-своему, они начертили эту линию однажды, но во второй раз ее начертить нельзя. Это означает, что даже чужие друг другу племена — братья и сестры.
Суния нахмурила брови, пытаясь разобраться в этой мистике, а затем пожала плечами.
— Даже сама Рамис, и то не признала бы этих римских волков за родственников. Они надоели мне до тошноты, а то, что они заставляют тебя совершить круг почета перед трибунами, полными этих беснующихся подонков, иначе как издевательством не назовешь.
С грустью в душе оставила Ауриана попытки объяснить Сунии глубинную суть вещей. Эта женщина удобно жила в мире своих простых понятий и среди того, к чему могла прикоснуться руками и увидеть глазами. Ей совсем ни к чему был дух, способный перевоплотиться в кота или кого-либо еще, чтобы обрести существование.
— Новизна отношений — вот слово, которое употребляет Эрато. Это совсем не похоже на злую шутку или издевательство.
— Какая в том разница? Вот если ты прикончишь Аристоса, новизна будет для всех.
— Ты неправильно выразилась, Суния. В нашем языке нет слова, чтобы…
Ее речь заглушили громкие выкрики, долетевшие с улицы.
— Освободите его! — доносились голоса из разных мест.
Затем толпа начала бросать в стены камни, палки, черепки. Ауриана подошла к окну.
— Они орут весь день, не переставая, — произнесла Суния, пожав плечами. — Клянусь ожерельем Фрии, эти люди привыкли драться и скандалить. Наверное, арестовали какого-нибудь видного вельможу.
Ауриана внезапно замолчала и насторожилась. Страшная догадка как молния пронзила ее. На нее повеяло смертельным холодом.
— Неужели они еще не всех вельмож перехватали? — удивилась Суния, но вдруг до нее дошло, о чем думает Ауриана, и она осеклась на полуслове.
Сердце Аурианы сжалось и захлопнулось, как дверца, не желая впускать туда ту страшную весть, которую уже с фатальной ясностью воспринимал ее разум. Оцепенев от горя, она смотрела вниз, стараясь разобрать то, что там происходило.
Небольшая толпа взбунтовавшихся граждан с факелами в руках сгрудилась вокруг конной статуи Домициана, стоявшей на площади перед Колизеем, забрасывая ее тухлыми овощами и падалью. Подоспевшие отряды городских когорт, встав шеренгой, оттеснили смутьянов и зевак от памятника, загнали их на улицу Скары, там окружили и погнали в тюрьму, где их должны были рассортировать в зависимости от общественного положения: клиенты влиятельных патронов будут отпущены, а те, у кого нет покровителей или денег на взятку магистрату, подвергнутся наказанию независимо от того, принимали они участие в беспорядках или нет.
Последний вопль, который донесся до них сорвал с нее покрывало оцепенения и поразил ее в самое сердце.
— Горе нам всем! Они лишили нас единственного толкового министра.
Услышав это Суния подошла к Ауриане и обняла ее за плечи. Сначала Ауриана восприняла страшную весть как неизбежность. Шаткое сооружение, на котором так долго удавалось удерживаться Марку Юлиану, рухнуло. Иного нельзя было и ожидать. Но затем ее тело содрогнулось от приступа гнева и боли. Он во власти чудовища. Его будут пытать. Ужасающие картины пыток представились ей во всех подробностях. Она зажмурила глаза, но вся сцена стала еще более зримой и непереносимой. Ауриана хотела кричать, биться всем телом о стену, пока не сокрушит ее или не погибнет. В мыслях она перевоплощалась в копье, пронзавшее тело Домициана, видела себя во главе войска, штурмующего дворец, однако вместо солдат в ее распоряжении были лишь пылинки, собравшиеся на давно немытом подоконнике. В этом мире нет утешения. Это одна пасть, пожирающая всех. Не успел человек родиться, а уже ждет смерть.
