– Задержите его! – крикнул Луков двум беседующим между собой красноармейцам, указывая на чоновца. Бойцы находились как раз на пути Мануйлова. В этот момент чоновец быстро оглянулся на Одиссея и вдруг припустил бегом к лошадям. Прекрасно тренированный наездник, он с разбегу запрыгнул в седло своего коня, отпихнул ногой подбежавшего солдата, сбил лошадью второго, и галопом понёсся прочь. Всё произошло так быстро и неожиданно, что больше никто не понял, что происходит…
Вдали затихал стук копыт. Одиссей стал объяснять ничего не понимающим товарищам причину странного бегства Мануйлова. Изловить разоблачённого чекиста вызвались его собственные люди. Однако, уехав, они так и не вернулись. Из этого все сделали вывод, что охотники присоединились к своему предводителю. Лаптев обвинил Одиссея, что начальник дважды допустил преступную недальновидность: сначала не распознав у себя под боком шпиона, а затем позволив улизнуть его подручным.
– Здесь необходимо классовое чутьё! – объявил, имея в виду конечно же себя Лаптев. При этом он не желал вспоминать, что сам на всех привалах держался рядом с Мануйловым, всячески подчёркивая свою дружбу с крутым «Бичом басмачей».
*
Возникла парадоксальная ситуация! С одной стороны местность, которую теперь пересекал отряд, обычно славилась влажным щедрым климатом на всю Азию. Горный хребет, замыкающий долину с востока, служил могучим заслоном для испарений, поднимающихся с полей Ферганы. Охлаждаясь в нижних слоях атмосферы, влага выпадала частыми и обильными осадками. Почва здесь хорошо увлажнялась. Таким образом, в этом природном оазисе были созданы чрезвычайно благоприятные условия для всех видов жизни, особенно для растительной. По обочинам дорог росли стройные кипарисы и фруктовые деревья. Вокруг простирались лиственные леса, в которых рос грецкий орех, алыча, груша, боярышник, барбарис. Живописно зеленели луга… Но как назло именно в предшествующие появлению в этих местах экспедиции недели, с дождями случилась непредвиденная заминка.
Таким образом, вся надежда теперь была только на колодцы. А с ними у экспедиции возникли серьёзные проблемы. Причём так совпало, что начались они практически сразу после бегства Мануйлова. Крупная вода экспедиционерам больше не встречалась, теперь они шли от колодца к колодцу. Вскоре им стали попадаться колодцы, засыпанные песком или заваленные трупами людей и животных. Ни у кого не было сомнения том, что это дело рук банды бывших чоновцев. Приходилось тратить много времени на расчистку источников воды. Но даже после многих часов утомительной работы в лучшем случае удавалось добыть полведра зловонной жижи, которую врач экспедиции категорически не рекомендовала пить людям. И это не смотря на мучающую всех жажду! Один из красноармейцев втайне ослушался врача и тяжело заболел животом. После этого Одиссею пришлось выставлять у колодцев часовых, ибо обезумевшие от жажды люди готовы были наброситься даже на отравленную трупным ядом влагу.
Четверо суток отряд не имел воды. Кони и люди стали валиться с ног от обезвоживания. Солдаты были готовы сутками шагать с пустым желудком, лишь бы им пообещали воду.
Выручил Ягелло. По одному ему известным признакам бывший пограничник вначале отыскал несколько дождевых ям. А затем вывел отряд к старинному колодцу, который не был отмечен ни на одной карте.
– Эта мерзкая гиена – Мануйлов просчитался! – весело объявил Лаптев, самодовольно похлопывая себя по раздувшемуся от выпитой воды животу. – Когда мы его поймаем, надо будет придумать ему какую-нибудь особенную казнь. Или нет. Для начала его следует хорошенько выпороть.
Надо сказать, что склонный к актёрству комиссар резко изменил образ. Теперь он носил бурку на голое тело. На его обнажённой груди на жёлтом шнурке болтались бесчисленные шаманские амулеты и заговорённые, видимо, от вражеских пуль, талисманы. Неизвестно, продолжал ли он втайне от всех исполнять регулярные обряды своей религии, но то, что Лаптев переживал период активного увлечения восточным мистицизмом, сомнению не подлежало.
Почерневший от загара, исхудавший, комиссар сумасшедшим галопом носился вокруг отряда в приступах бешенной энергии. Когда Одиссей был далеко и не мог вмешаться, Лаптев пытался руководить людьми. Для него явно не прошло даром близкое знакомство с чоновцем, ведь в этих местах Мануйлов имел мрачную славу очень жестокого карателя. Явно подражая беглому чекисту, Лаптев тоже обзавёлся длинным бичом-ташуром и использовал его при любом удобном случае. Многие отставшие от колонны солдаты изведали на себе новой комиссарской плети. Вскоре люди стали опасаться даже смотреть на него, – кто его знает, что на уме злого как цербер мальчишки! Может, из-за обезвоживания Гранит будто повредился в уме. Комиссара стали бояться, как чумы, чёрной оспы, сатаны.
Одиссею доложили о самоуправстве Лаптева не сразу. Но когда он узнал, то первым делом отобрал у комиссара плётку и пригрозил арестом, если ещё раз нечто подобное повториться.
Глава 65
По совету Ягелло Одиссей сократил до минимума дневные привалы и время ночного отдыха. Только так появлялся шанс оказаться возле очередного колодца раньше, чем вредители успеют привести его в негодность. Поэтому приказ останавливаться на ночной отдых отдавался лишь когда окончательно темнело и все валились от усталости. Но уже с первыми лучами солнца все снова были в седле. Останавливаться, чтобы приготовить обед тоже было некогда. За весь день люди несколько раз получали твёрдые, как камень галеты вместе с небольшой порцией воды. Галеты эти были из британского сухого пайка, и, похоже, поставили их союзники по Антанте году в четырнадцатом или в пятнадцатом. Как они попали в Туркестан и сколько именно пролежали на интендантских складах одному богу было известно. Только, чтобы не сломать об них зубы, требовалось предварительно долго отмачивать в кружке с водой.
Одиссей предъявлял к себе точно такие же требования, как и к другим. Только так он мог иметь моральное право требовать от подчинённых исполнения своих приказов. Но он вовсе не был выкован из стали! Ему, профессорскому сыну, домашнему мальчику приходилось тяжелее, чем прошедшим какую-то солдатскую школу красноармейцам. Но молодой начальник знал, что не должен выдавать свою слабость. В душе его крепло намерение справиться и доказать всем и прежде всего себе, что он по праву занял место во главе экспедиции.
При этом Одиссей давно заметил, что за разговором время бежит быстрее, и забываешь про усталость, жажду и голод. Поэтому он возобновил прерванные уроки с Георгием. А также охотно поддерживал беседу с Кенингсоном о его последних археологических изысканиях. Даже не уклонялся от споров на общенаучные темы с язвительным Атруром Каракозовым. Приятней всего были беседы с Кирой, но у неё сейчас хватало забот с подхватившими дизентерию от дурной воды красноармейцами. А таких в отряде уже было трое.
И конечно Одиссею было любопытно поговорить с новым человеком, которого они спасли. Ему нравилось, что Насыров отвечает прямо, говорит всё как есть – без обычной азиатской дипломатии. Похоже он был простым бесхитростным человеком. Ташкентский уполномоченный рассказал, что раньше республиканским властям удавалось договариваться с деревней о поставках продовольствия. Но в связи с тем, что в последнее время ситуация с обеспечением Красной армии резко ухудшилась, а доверие к напечатанным новой властью в огромных количествах бумажным деньгам оказалось подорвано, было принято решение начать силой брать хлеб у крестьян. Не удивительно, что вынужденного проводить жёсткую политику власти большевистского эмиссара разгневанные сельчане едва не убили.
Впрочем, Насыров не производил впечатление жестокого и равнодушного к чужим страданиям сборщика подати, отнимающего последний кусок хлеба у дехкан. Одеждой и манерами он сам мало чем отличался от бедняка: носил подвязанный кушаком драный войлочный халат, из которого торчали пучки жёлтой ваты, выцветшую тюбетейку и стоптанные ичиги из козловой кожи; ел руками, не признавая столовых приборов. И при этом, несмотря на такие малогигиеничные привычки, похоже обладал вполне крепким – настоящим крестьянским здоровьем.
Ссадины на его лице заживали на удивление быстро, искажённые гематомами черты лица почти пришли в норму. И оказалось, что у него приятная, даже благородная внешность и прямой чистый взгляд. Он был черноволос, подтянут и крепок.
– Ваше начальство либо совсем недальновидно, либо крайне небрежно относится к кадрам. Как они могли послать вас одного на такое опасное задание! – недоумевал Луков.
Уполномоченный признался, что не столько боялся деревенских, сколько рыжего бека – Джунаид-хана.
