Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3. А трудности самого похода — ненастья, зной, глубокие реки, недоступные птицам высоты скал, невиданные образы зверей, скудное питание, смены властителей, предательства; и обстановка, в которой начинался поход: в Греции еще не улегся трепет войн с Филиппом, Фивы отрясали со своего оружия херонейскую пыль, подымаясь из постигшего их падения, им протягивали руку помощи Афины, вся Македония таила в себе опасность, тяготея к Аминте и сыновьям Аэропа,897 неспокойно было в Иллирии, скифы сближались с соседями, ищущими переворота, персидское золото через многочисленных демагогов приводило в движение весь Пелопоннес, тогда как казна Филиппа была не только истощена, но и отягощена долгом в двести талантов, как сообщает Онесикрит. И вот в этой нужде и столь тревожной обстановке молодой человек, едва вышедший из детского возраста, решился посягнуть на Вавилон и Сузы и, более того, возмечтать о власти над всем человечеством, опираясь на войско из тридцати тысяч пехотинцев и четырех тысяч всадников — принимаю численность, сообщаемую Аристобулом; по свидетельству царя Птолемея, пехотинцев было тридцать тысяч, а всадников пять тысяч; а по свидетельству Анаксимена898 — сорок три тысячи пехотинцев и пятьдесят пять тысяч всадников. А богатая сумма денежных средств, щедро отпущенных Александру Судьбой на этот поход, составила семьдесят талантов, как сообщает Аристобул; по сообщению же Дуриса, денег у Александра было лишь на тридцать дней содержания войска.
4. Что же, значит, Александр проявил неблагоразумие и опрометчивость, выступив с такими скудными средствами против столь мощной державы? Никоим образом. Действительно, кто отправлялся от больших и лучших задатков величия духа, мудрости, здравомыслия, мужества, чем те, которыми напутствовала Александра в этот поход философия? Он выступал против персов, почерпнув для этого больше в учении своего наставника Аристотеля, чем в наследии своего отца Филиппа. Вместе с тем, высоко почитая Гомера, мы верим сообщениям, что, по словам самого Александра, «Илиада» и «Одиссея» сопровождали его в походе как напутствие, но отвергнем мнение тех, кто скажет, что «Илиада» и «Одиссея» были для него только отдохновением от воинских трудов и занятием отрадного досуга, а подлинное напутствие он находил в философских рассуждениях, в сочинениях о бесстрашии, о мужестве, о здравомыслии, о величии духа: ведь общеизвестно, что он ничего не писал о силлогизмах899 или о каких-либо философских положениях, не был участником прогулок в Ликее или философских собеседований в Академии:900 ведь именно так определяют философию те, кто видит ее в словах, а не в делах. Но ведь ничего не писали и знаменитейшие философы — Пифагор, Сократ, Аркесилай,901 Карнеад, хотя их не отвлекали такие войны и они не проходили далекие земли, укрощая варварских царей, основывая греческие города среди диких племен, научая первобытные народности законам и мирной жизни; даже имея досуг, они предоставили писание софистам.902 На каком же основании их считают философами? На основании того, что они говорили, как жили, чему учили. Из этого же надо исходить и в суждении об Александре: из того, что он говорил, что совершил, как воспитывал, мы увидим, что он был философ.
5. И прежде всего, самое неожиданное: рассмотри, если угодно, учеников Александра, сравнивая их с учениками Платона и Сократа. И Платон, и Сократ воспитывали восприимчивых и единоязычных людей, по меньшей мере, понимавших греческую речь. И все же многих им не удалось убедить: находились Критии, Алкивиады, Клитофонты,903 которые, как бы отбросив узду рассуждения, уклонялись в сторону. Если же мы обратимся к делам Александра, то увидим, что он воспитал гирканцев для браков, научил арахосийцев земледелию, согдианцев убедил не убивать отцов, а питать их, персов — почитать матерей, а не жениться на них. Изумление вызывает философия, благодаря которой индийцы поклоняются греческим богам, скифы хоронят умерших, а не съедают их. Мы удивляемся убедительной силе Карнеада, который побудил Клитомаха, карфагенянина по происхождению, носившего прежде имя Гасдрубала, усвоить эллинство; удивляемся и Зенону, убедившему вавилонянина Диогена904 заниматься философией; но Александр просветил Азию, читая Гомера, а сыновья персов и сузиан распевали трагедии Еврипида и Софокла. Сократ, вводя новые божества, подвергся судебному преследованию, обвиненный афинскими соглядатаями, а благодаря Александру Бактрия и Кавказ стали поклоняться греческим богам. Платон, написав единственное «Государство», никого не убедил воспользоваться этой книгой по причине ее чрезвычайной суровости, Александр же, основав свыше семидесяти городов среди варварских племен и посеяв в Азии греческие нравы, победил там дикий и звероподобный образ жизни. Нас, читающих «Законы» Платона, немного, а законами Александра воспользовались и пользуются десятки тысяч людей, и покорение их Александром сделало их счастливее избегнувших этого покорения: тех никто не избавил от жалкого существования, а этих победитель заставил благоденствовать. Так что, если Фемистокл, бежав с родины и получив от персидского царя богатые дары, в том числе города,905 обязанные податью — один на хлеб, другой на вино, третий на остальное продовольствие, сказал, обращаясь к детям: «Мы погибли бы, если бы не погибли», то с большим основанием можно было бы сказать о покоренных Александром: «Они не вышли бы из дикости, если бы не были покорены». Египет не имел бы Александрии, Месопотамия — Селевкии, Согдиана — Профтасии, Индия — Букефалии, Кавказ — соседствующего греческого города;906 а развитие этих городов угасило дикость и содействовало вытеснению дурных нравов лучшими. И если философы считают своей величайшей заслугой укрощение в человеческих нравах первобытной жестокости, то Александр, перевоспитавший великое множество племен, по справедливости должен считаться величайшим философом.
6. Действительно, вызывающая общее удивление государственная система основателя стоической школы Зенона сводится к единственному положению — чтобы мы жили не особыми городами и общинами, управляемыми различными уставами, а считали бы всех людей своими земляками и согражданами, так чтобы у нас была общая жизнь и единый распорядок, как у стада, пасущегося на общем пастбище. Зенон представил это в своих писаниях как мечту, как образ философского благозакония и государственного устройства, а Александр претворил слова в дело. Он не последовал совету Аристотеля обращаться с греками как предводитель, заботясь о них как о друзьях и близких, а с варварами как господин, относясь к ним как к животным или растениям, что преисполнило бы его царство войнами, бегством и тайно назревающими восстаниями. Видя в себе поставленного богами всеобщего устроителя и примирителя, он применял силу оружия к тем, на кого не удавалось воздействовать словом, и сводил воедино различные племена, смешивая, как бы в некоем сосуде дружбы, жизненные уклады, обычаи, брачные отношения и заставляя всех считать родиной вселенную, крепостью — лагерь, единоплеменными — добрых, иноплеменными — злых; различать между греком и варваром не по щиту, мечу, одежде, а видеть признак грека в доблести и признак варвара — в порочности; считать общими одежду, стол, брачные обычаи, все получившее смешение в крови и потомстве.
7. Коринфянин Демарат, один из гостеприимцев и друзей Филиппа, увидев Александра в Сузах, очень обрадовался и, прослезившись, сказал, что великой радости были лишены эллины, умершие раньше, чем они могли увидеть Александра, восседающего на троне Дария; я же, клянусь Зевсом, нисколько не завидую тем, кто имел возможность приобщиться к этому зрелищу: ведь это было только делом удачи, и притом такой, какую имели наравне с Александром и другие цари; но я хотел бы оказаться зрителем того прекрасного и священного свадебного торжества, когда Александр, собрав под одним златоверхим шатром за общим столом и божественным покровительством сто персиянок невест и сто македонян и греков — женихов, сам жених одной, а для всех остальных сват, покровитель и отец, увенчанный, первым запел свадебный гимн — как бы песнь любви и дружбы между сочетающимися знатнейшими и могущественнейшими родами. Сладостно было бы мне сказать: о неразумный варвар Ксеркс, тщетно трудившийся над сооружением моста через Геллеспонт,907 вот как соединяют Азию с Европой мудрые цари — не бревнами, не плотами, не бездушными и бесчувственными связями, а связывающими племена узами честной любви, законных браков и общностью потомства.
8. Ставя перед собой столь высокую цель, Александр ввел не мидийскую одежду, а персидскую, гораздо более простую. Отказавшись от всего необычного и притязательного, как тиара, кандий, анаксириды,908 он, по свидетельству Эратосфена, стал носить одежду, сочетавшую в себе персидское с македонским: относясь к безразличным вещам как философ, он, как общий повелитель и милостивый царь, отнесся с уважением к одежде покоренных и тем восстановил их расположение к македонянам, которых они стали почитать как начальствующих, а не ненавидеть как врагов. Напротив того, было бы проявлением неразумия и косности преклоняться перед одноцветной хламидой и отвергать хитон, украшенный пурпуром, наподобие неразумного ребенка придерживаясь того одеяния, которое воспринято, словно от кормилицы, от унаследованного обычая отцов. Люди, охотящиеся на зверей, одеваются в оленьи шкуры, птицеловы украшают свои хитоны птичьими перьями. Надо остерегаться красной одежды, показываясь быкам, и белой — показываясь слонам: ибо от этих цветов они раздражаются и свирепеют. Если же великий царь, укрощая и умиротворяя воинственные и беспокойные народы, достиг этого при помощи местной одежды и привычного образа жизни, преодолевая у побежденных подавленность и мрачные настроения, то неужели это вызовет упреки? Не следует ли скорее удивляться мудрости того, кто незначительным изменением внешнего облика повел за собой Азию — оружием покорив тела, а одеждой привлекши к себе души? Удивляются сократику Аристиппу,909 который и в простом плаще, и в милетской хламиде одинаково сохранял благообразие; а Александру вменяют в вину, что он, украшая отечественную одежду, не пренебрег и одеждой побежденных, полагая основания великих дел. Ведь не разбойничий набег совершил он на Азию, не имел намерения растерзать и ограбить ее как посланную благоприятной случайностью неожиданную добычу — с каким намерением впоследствии пошел на Италию Ганнибал, а ранее треры910 на Ионию и скифы на Мидию, но, желая показать, что все на земле подчинено единому разуму и единой гражданственности, что все люди составляют единый народ, он и принял такое убранство. И если бы божество, пославшее в наш мир душу Александра, не отозвало ее вскоре, то единый закон управлял бы всеми людьми и они взирали бы на единую справедливость как на общий свет. Ныне же лишена этого света та часть земли, которая не видела Александра.
- Критий - Платон - Античная литература
- Мера всех вещей - Платон - Античная литература / Науки: разное
- Сочинения. Том 4 - Гален Клавдий - Античная литература / Медицина / Науки: разное
- Сочинения. Том 3 - Гален Клавдий - Античная литература / Медицина / Науки: разное
- Метафизика - "Аристотель" - Античная литература
- Лисистрата - Аристофан - Античная литература
- История Рима от основания Города - Тит Ливий - Античная литература
- Политика (litres) - Аристотель - Античная литература
- О знаменитых иноземных полководцах - Корнелий Непот. - Античная литература
- Стихотворения из сб. "Эллинские поэты" - Анакреонт - Античная литература