Можно было бы сказать и иначе — что принять и возложить на себя груз власти, богатства и начальствования может быть делом и женщины, и ребенка: евнух Багой захватил и отдал Оарсу и Дарию Персидское царство; но, приняв великую власть, не уронить ее и понести, не изнемогая под бременем царских обязанностей, может только человек выдающейся доблести, ума и дарований, и таков был Александр. Ему некоторые ставят в упрек чрезмерную склонность к вину, но в своей деятельности он оставался трезвым, и его не опьяняла власть, вкусив которой другие не могут совладать с собой самими:
Кто, низкий, возвеличен выше должногоБогатством ли, гражданскою ли почестью,Тот наглостью докучен всем согражданам.939
Клит, опрокинув под Аморгосом три или четыре греческие триеры,940 стал именоваться Посейдоном и носить трезубец. А Деметрий, которому Судьба уделила малую частицу воинской мощи Александра, охотно воспринял данное ему прозвание Громовержца; города отправляли к нему не послов, а феоров,941 и его ответы назывались оракулами. Лисимах, достигнув во Фракии как бы последних окраин державы Александра, дошел до такого высокомерия и дерзости, что сказал: «Теперь византийцы пришли ко мне, когда я копьем касаюсь неба». На это отозвался присутствовавший в числе византийцев Пасиад: «Уйдем отсюда, чтобы он не проткнул небо своим копьем». Да и что говорить об этих, которым давало повод возноситься наследие Александра, когда Клеарх, сделавшись тираном Гераклеи, носил перун и одного из своих сыновей назвал Керавном?942 А Дионисий943 назвал себя сыном Аполлона в такой надписи:
Мать мне Дорида, отец — Аполлон, ее посетивший.
А его отец, который истребил десять тысяч, если не более, граждан, предал врагам собственного брата из зависти к нему, задушив старуху мать, не желая хотя бы немного дней дожидаться ее смерти, сам написал в трагедии:
Ведь тирания — мать несправедливости,
тем не менее назвал своих дочерей одну Добродетелью, другую — Мудростью, третью — Справедливостью.944 А иные сами себя прозвали Благодетелями,945 Спасителями, Великими, Победителями. Перечислить же все следующие один за другим, как в конском табуне, бракосочетания с непрестанно толпящимися женщинами, развращения мальчиков, пляски с бубнами среди скопцов, целодневные игры в кости, флейты, оглашающие театры, обеды, для которых не хватает ночи, и завтраки, для которых не хватает дня, — ни у кого нет возможности.
6. Александр же завтракал на рассвете, сидя, а обедал поздно вечером, пил вино, принося жертву богам, в кости играл с Мидием, когда был болен лихорадкой, забавлялся во время походов упражнениями в стрельбе и в соскакивании с колесницы. Женился он один раз по любви — на Роксане, а на дочери Дария Статире — ради государственных дел, ибо важно было достигнуть слияния обоих народов. По отношению же к остальным персиянкам он проявил столько же сдержанности, сколько мужества в войне с персами: ни на одну из них он даже не посмотрел против ее желания, а на кого и посмотрел, тех обходил еще старательнее, чем остальных. И, будучи со всеми приветлив, он только с теми, кто выделялся красотой, держал себя надменно. А о жене Дария, прославленной красавице, он не хотел и слушать тех, кто восхвалял ее красоту. Но когда она умерла, то он так по-царски ее почтил и так искренно оплакивал, что поколебал доверие к скромности его чувств, и выраженное им уважение к памяти скончавшейся навлекло на него несправедливые упреки: сам Дарий поддался таким подозрениям, зная возраст и властность Александра (ведь он принадлежал к числу тех, кто объяснял могущество Александра своеволием Судьбы). Но, поняв правду из всесторонних расследований, он сказал: «Не так уж, значит, унижены персы, и никто не скажет, что мы показали себя слабосильными и трусливыми, понеся поражение от такого противника. Прошу богов послать мне благополучие и силу, чтобы превзойти Александра в добре, и полагаю свою честь в том, чтобы оказаться миролюбивее его. Если же мой жизненный путь окончен, о Зевс наших отцов и боги — покровители Персидской державы, то да не воссядет на трон Кира кто-либо иной, кроме Александра». Такое завещание он оставил Александру, призвав богов в свидетели. Так побеждают доблестью.
7. Приписывай же, кто хочет, Судьбе и Арбелы, и Киликию, и все прочее, что было делом военных подвигов: Судьба ниспровергла Тир, и Судьба раскрыла перед Александром Египет, волею Судьбы пал Галикарнасс, пленен Милет, Мазей оставил без обороны Евфрат, и равнины Вавилона покрылись телами убитых; но ведь не Судьба же послала Александру здравомыслие, воздержность, недоступность страстям, не она оградила его душу от низменных увлечений. А именно этим он и победил Дария. Были потери вооружения, лошадей, битвы, в которых падали убитыми и обращались в бегство люди; но великое и бесспорное поражение потерпел сам Дарий, который преклонился перед великодушием, справедливостью и мужеством Александра, пораженный его пренебрежением к страстям, стойкостью в воинских трудах и величием в щедротах. Ведь во владении щитом и копьем, в грозном кличе и вооруженных схватках был превосходен и Атаррий, сын Диномена, и Антиген из Пеллены, и Филот, сын Пармениона, но в страсти к наслаждениям, в женолюбии и сребролюбии они были не лучше любого из пленных: когда Александр освобождал македонян от задолженности, расплачиваясь за всех с их заимодавцами, то Атаррий ложно объявил себя должником946 и привел кого-то к расчетному столу под видом заимодавца. Изобличенный в обмане, он был близок к тому, чтобы покончить с собой, но Александр, узнав об этом, простил его и оставил ему полученные деньги, в память того, что он, при осаде Филиппом Перинта раненный в глаз, не дал извлечь стрелу из раны, пока вылазка противника не была отбита. А Антигена по его заявлению включили в список возвращаемых в Македонию больных и увечных, но обнаружилось, что он ссылается на нездоровье, не имея для этого никаких оснований. Александра огорчило, что так поступил воинственный муж, тело которого было покрыто рубцами от многих ранений, и он спросил Антигена, что побудило его к обману. Тот признался, что влюблен в Телесиппу947 и хотел проводить ее до моря, так как она уезжает, а он не в силах с ней расстаться. «Кому же принадлежит эта женщина, — спросил Александр, — и с кем надо говорить о ней? — и, получив ответ, что она свободная, сказал: — В таком случае подарками и обещаниями убедим ее остаться». Настолько легче прощал он любовное увлечение другим, чем себе. У Филота, сына Пармениона, несдержанность проявилась и в другом. Среди дамасских пленных была одна женщина по имени Антигона, происходившая из Пеллы, но переселившаяся в Самофракию и там попавшая в плен к Автофрадату.948 Она была красива и крепко привязала к себе влюбившегося в нее Филота. И вот этот железный человек так размягчился среди наслаждений, что утратил здравый рассудок и меру дозволенного в речах. «Чем был бы прославленный Филипп, не будь Пармениона? И чем этот Александр, не будь Филота? И что останется от Аммона и драконов, если мы их не признаем?» Эти речи Антигона доверила одной своей приятельнице, а та Кратеру; Кратер же тайно привел Антигону к Александру, который воздержался от телесного сближения с ней, но благодаря ей стал обладателем всех тайных помыслов Филота. И вот он на протяжении более чем семи лет ничем не обнаружил какого-либо подозрения, ни за вином — этот пьяница! — ни в гневе — этот гневливец! — ни перед кем из друзей — этот человек, во всем доверявшийся Гефестиону и всем с ним делившийся! Ведь передают, что однажды, когда он, распечатав доверительное письмо матери, читал его про себя, Гефестион, слегка наклонив голову, стал читать одновременно, Александр же не решился ему препятствовать и только, сняв свой перстень с печатью, приложил ее к губам Гефестиона.
8. Но было бы утомительно перечислять все, что показывает, как прекрасно, подлинно по-царски он применял свою власть. Ведь если даже согласиться, что великим его сделала Судьба, то еще большее величие — так прекрасно ею воспользоваться, и чем больше кто станет восхвалять его Судьбу, тем выше вознесет доблесть, которая сделала его достойным такой Судьбы. Поэтому я обращаюсь к первоисточнику его возрастания, к самым началам его могущества, и рассмотрю, каково было участие Судьбы в тех обстоятельствах, которые послужили поводом для утверждений, будто Александра сделала великим Судьба. Как же! Без единой раны, Зевс свидетель, без пролития своей крови, без воинских трудов он был возведен на трон Кира ржанием коня, как некогда Дарий, сын Гистаспа,949 или женскими происками, как позднее Ксеркс,950 который унаследовал этот трон от Дария, уступившего настояниям Атоссы? Царский венец Азии постучался в дверь Александра — как в дверь Оарса, принесенный Багоем, — и он сменил убор царского гонца на царскую тиару? Или нежданно-негаданно воцарился над вселенной по жребию, как в Афинах жребий назначает законодателей и архонтов? Хочешь знать, как делает людей царями Судьба? Когда-то у аргивян угас род Гераклидов, которые царствовали у них по дедовскому укладу. Они обратились к оракулу, и бог вещал, что орел укажет им царя. А через несколько дней появившийся в выси орел опустился и сел на дом Эгона, Эгон и был избран царем. На Пафосе,951 где правивший там царь оказался дурным и несправедливым, Александр низложил его и подыскивал другого, полагая, что род Кинирадов уже иссякает. Но ему сказали, что остался еще один человек, принадлежащий к этому роду, бедняк, живущий в безвестности и добывающий себе пропитание работой на огороде. Посланные к нему застали его поливающим свои грядки, и он встревожился, когда воины предложили ему идти с ними. Но, приведенный к Александру в дешевом рубище, он был провозглашен царем, надел порфиру и стал одним из носивших звание «товарищей».952 Имя его было Абдалоним. Так судьбы делают царей, переодевая и переименовывая тех, кто этого и не ожидал.
