— Спасибо, что показали мне документы, — сказала она, целуя его на прощание. — Вы были очень добры. Я не могу вам передать, что это для меня значит.
— Вы преувеличиваете, — ответил он, пожимая ей руку.
Войдя в лифт, она стала сопоставлять мемуары Сатинова и загадочную надпись Сталина «Бичо под личную ответственность» в документах, которые ей показал Максим в архиве ЦК.
«Бичо», по-грузински «мальчик» — так Сталин называл Сатинова. «Под личную ответственность» — значит, он хотел, чтобы Сатинов лично наблюдал за истреблением семьи, которую он любил.
— Господи, — внезапно все поняв, вздохнула Катенька. — Сатинов видел, как она умирала. Что же они с нею сделали?
23
Выбежав из архива на площадь Маяковского, Катенька поймала попутку, которая отвезла ее на улицу Грановского. Девушка, сгорая от нетерпения, нажала сразу на пять кнопок звонков — двери зажужжали, открылись, она бросилась по лестнице в квартиру Сатинова. Она опять была не заперта, Марико стояла в прихожей, как раз под хрустальной люстрой.
— Марико, я знаю, что вы скажете, но прошу вас: маршал должен узнать, что я обнаружила. Он подсказывал мне каждый шаг, а я не понимала. Я знаю, что он хочет со мной поговорить.
Катенька замолчала, пытаясь отдышаться. Марико не выставила ее за дверь, она вообще ничего не сказала, и Катенька, которая по-настоящему никогда к ней не присматривалась, заметила, что впервые Марико не злится. Ее смуглое заостренное лицо выглядело бесконечно усталым.
— Входите, — спокойно пригласила она. — Можете к нему пройти.
Она двинулась по коридору, мимо гостиной.
Катенька поспешила за ней.
— Проходите.
Сатинов с закрытыми глазами лежал на кровати, весь обложенный подушками. Его лицо, волосы, губы приобрели сероватый оттенок. Медсестра у постели возилась с кислородной маской и баллоном, но когда увидела Марико с Катенькой, коротко кивнула и вышла из комнаты.
Катенька, которой так много нужно было спросить, внезапно растерялась. Сатинов шумно и неритмично дышал, иногда его грудная клетка вздымалась, а иногда он не дышал по нескольку секунд. От усилий и страха он вспотел. Катенька знала, что должна испытывать жалость к умирающему, но чувствовала лишь злость и раздражение.
Как он может вот так уйти? Как может так легкомысленно оставить Розу, не сказав, что случилось с ее матерью?
Катенька взглянула на Марико, та жестом указала на низкий стул у кровати.
— Можете с ним поговорить, — сказала Марико. — Пару минут. Он спрашивал о вас. Он думал о вас и вашем исследовании. Поэтому я и позволила вам войти.
— Он меня слышит?
— Думаю, да. Иногда он шевелит губами. Он что-то сказал о маме, но трудно разобрать. Доктора говорят… Мы не уверены…
Марико облокотилась о дверной косяк, выпрямила спину и потерла лицо руками. Катенька встала, склонилась над кроватью, вновь взглянула на Марико.
— Говорите, говорите. Катенька взяла руку Сатинова в свои ладони.
— Это Катенька. Ваш исследователь. Говорю «ваш», потому что у вас изначально были на руках все карты, вы руководили мной… Если вы меня слышите, дайте знать. Можете пожать мне руку или моргнуть. — Она подождала, пока он еще раз вздохнет; он задрожал всем телом, потом успокоился. — Я знаю, вы любили Сашеньку и Ваню. Я знаю, вы допустили чудовищную ошибку, и знаю, что вы спасли их детей. Но что стало с Сашенькой? Что вы видели? Скажите, как она умерла?
Никакой реакции. Катенька поняла, что этот старик — сама двусмысленность. Он помогал и поддерживал ее, одновременно ставя палки в колеса и вводя в заблуждение, так же он предал Сашеньку, а потом спас ее детей. Ей было его жаль, но в то же время она еще никогда так не злилась.
Несколько минут он лежал спокойно, потом тяжело задышал, его тело изогнулось. Вошла медсестра, надела ему кислородную маску и сделала укол — он снова успокоился.
— Через минуту придут мои братья, — сказала Марико. — Они спят дальше по коридору. Мы всю ночь провели без сна.
Катенька встала и направилась к двери.
— Мне очень жаль, — извинилась Катенька. — Спасибо, что позволили мне войти… Жаль, я не привела с собой Розу… Мне о многом нужно было его спросить. Я сама найду дорогу к выходу.
Внезапно они услышали голос маршала; Катенька обернулась, они обе бросились к постели. Губы Сатинова шевелились.
— Что он говорит? — спросила Катенька. Марико взяла его за руку и поцеловала в лоб.
— Папа, это я, Марико, я здесь, с тобой, папочка.
Его губы снова беззвучно зашевелились. Спустя пару минут они перестали двигаться; в комнату вошли родственники маршала, Катенька направилась к выходу.
* * *На улице ее ждал Максим. Катенька бросилась к нему, в пахнущие кожей и сигаретным дымом объятия. Она была так рада, что он здесь.
— Он умирает? Ужасное зрелище. Но ты сделала все, что могла…
— Все кончено. Сил больше нет. Я позвоню Розе, сопоставлю свои записи и сведу ее, с кем она попросит.
— А сейчас что будем делать?
— Я вернусь домой. Хочу увидеть своих друзей, одного парня, который приглашал меня поехать с ним отдыхать. Может, это и к лучшему, что мы не узнаем, как умерла Сашенька. Папа был прав. Не следовало соглашаться на эту работу. Возвращаюсь к Екатерине Великой. Но ты отлично справилась, — заверил Максим. — Катенька, пожалуйста, приходи работать ко мне. Мы многого можем достичь вместе.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, спасибо. В подобных историях нет ни цветов, ни ягодок — сплошная рана. Может, это и дела давно минувших дней, но рана кровоточит, а горе безутешно. Переворачивать старые могилы не по мне. Слишком больно. Прощай, Максим, спасибо за все.
Она вытерла слезы и пошла прочь.
— Катенька! — позвал Максим. Она оглянулась.
— Катенька, можно я тебе позвоню?
24
Но перед убедительными аргументами Павла Гетмана Катенька спасовала.
— Вы просто не можете вот так все бросить и уйти, — кричал он, когда она позвонила сказать, что умывает руки. Потом добавил более спокойным голосом: — А как же моя мать? Она вас полюбила. Мы хотим, чтобы вы сделали для нас одну последнюю вещь. Считайте это личным одолжением Розе.
Прошло три дня после этого разговора, и Катенька с Розой летели в Тбилиси с несколькими телохранителями Павла, которые доставили их прямо в маленькую комнатку над живописным кафе в старом особняке.
— Лала, — позвала Катенька пожилую женщину. — Я кое-кого вам привезла.
Лала Льюис со своим неизменным бокалом грузинского вина в руках села в постели и вгляделась в дверной проем.
— Это она? Сашенька? — спросила Лала.
— Нет, Лала, почти Сашенька. Это Роза Гетман, Сашенькина дочь, которую вы называли Снегурочкой.
— Ох, — вздохнула Лала, простирая руки. — Подойди ближе. Я очень стара. Присядь на кровать. Дай на тебя посмотреть. Дай взгляну в твои глаза.
— Здравствуй, Лала, — дрожащим голосом произнесла Роза. — Прошло пятьдесят лет с нашей последней встречи.
Катенька видела, как Роза — нарядная, в белой блузе, голубом кардигане и бежевой юбке, седые волосы уложены в старомодную прическу — медленно подошла ближе, озираясь по сторонам. Казалось, она на мгновение заколебалась при виде протянутых рук древней старухи, но потом улыбнулась и как будто узнала Лалу, присела на ее кровать.
Лала схватила Розу за руки, не просто их пожала, а потрясла. Обе женщины молчали, но Катеньке было видно, что плечи Розы вздрагивают, а по щекам Лалы ручьями катятся слезы. Чувствуя себя лишней, она отошла к окну и выглянула на улицу. Ее тут же окутали звуки и ароматы Тбилиси: поющие мужчины на улицах, запах ткемали, лаваша, кофе и цветущих яблонь.
Это последний акт драмы, убеждала она себя. Она выполнила просьбу Павла: свела вместе двух женщин, причинив себе немыслимую боль. Теперь она вернется домой, к папе и маме и к Андрею.
Лала гладила Розу по лицу.
— Детка, я так мечтала вновь увидеть твою мать. Я должна тебе все о ней рассказать, потому что с ней никто не мог сравниться. Взгляни, вот ее институтская фотография в Смольном. Видишь? Я забирала ее каждый день в ландо барона. Самуил, барон Цейтлин, — твой дедушка, которого ты никогда не видела, но он все о тебе знал. Ни дня не проходило без мыслей о тебе и твоем брате Карло. В детстве ты так была похожа на мать — она-то вылитый ангелочек, — а глаза у тебя фиалковые, как у бабушки Ариадны. Ох, мое дорогое дитя, я, обычная девчонка из Англии, прожила довольно долгую жизнь, видела падение самодержавия, видела, как к власти пришли варвары, а теперь вижу здесь тебя — даже трудно поверить.
— Я уже не ребенок, — засмеялась Роза. — Мне пятьдесят девять.
— Намного моложе меня! — ответила Лала. — Помнишь те дни, которые мы провели вместе…
