под рукой нет, но смысл такой:
СУДЬЯ: Вы признаёте, что во время эфира на «Эхе Москвы» перегнули палку?
Я: Разумеется, признаю́. В программы «Эха Москвы» «Особое мнение» и «Персонально ваш» гостей именно затем и зовут, чтобы они там перегибали палку, высказывали своё пристрастное личное мнение в самых категорических и провокативных выражениях, куда зовут Прохановых, Пушковых и прочих мечтателей о «радиоактивном пепле», чтобы они перегибали палку и провоцировали слушателей радиостанции на собственные мысли по обсуждаемым вопросам… Только я не вижу в таком перегибании палки предмета для рассмотрения в уголовном суде.
Мой ответ был примерно вдвое длинней, но такова суть.
Я как считал, так и продолжаю считать, что высказал своё личное мнение, имею на это полное право, и намерен высказывать его впредь, по любым вопросам, без цензуры и без оглядки на чьи-либо вкусы. Никто не обязан меня читать, никто не обязан слушать меня на «Эхе Москвы», никто из моих читателей и слушателей не обязан со мной соглашаться. Но моё право говорить то, что я думаю, защищено Конституцией.
Тут нет состава уголовного преступления.[495]
На этом же заседании прокурор потребовал для подсудимого — «с учётом отсутствия предыдущих судимостей, исключительно положительных характеристик[496] и наличия малолетнего ребёнка на иждивении», как язвительно напомнил Антон в этом же посте, — «сакральную двушечку». То есть два года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима — минимальный реальный срок, предусмотренный этой статьёй.
Антон подготовился к последнему заседанию 3 октября: проконсультировавшись у бывалых сидельцев, собрал всё необходимое. И выложил в инстаграм-аккаунт dolboed фото с подписью:
Сборы к понедельнику в пионерский лагерь ФСИН уже малость подутомили. Но нельзя ж на рыбалку без термобелья, спичек и доширака![497]
Темпераментное и пространное последнее слово он заранее выложил в ЖЖ[498] с «отсроченной публикацией» — так, чтобы оно открылось в предполагаемый момент произнесения (ещё одна роскошь, недоступная фейсбуку!).
Похоже, Носик действительно рассматривал возможность, что у него прямо в зале суда отберут смартфон и, не дав заехать домой, отправят в тюрьму. Так что, кроме пряников и кружки, сунул в сумку с тёплыми вещами «La Divina Commedia», чтобы выучить наконец итальянский.
Но бессмертное произведение не пригодилось. Суд приговорил Носика А. Б. к штрафу в 500 000 рублей. Сторона защиты немедленно заявила о том, что будет опротестовывать приговор, как только получит на руки его мотивировочную часть.
Но уже через неделю обнаружился юридический казус: редакция 282 статьи, действовавшая в 2015 году, предусматривала штраф только до 300 000. 15 декабря Московский городской суд рассмотрел апелляционную жалобу и, отказавшись отменить приговор первой инстанции, частично удовлетворил апелляцию: снизил штраф до 300 000 и отменил действовавшую (в том числе и на нервы, уточнил Носик) с 10 июня подписку о невыезде за пределы Московской области. Что и побудило Антона оплатить штраф и немедленно уехать в Италию. Пообещав при этом не просто добиться отмены обвинительного приговора, но и дойти при необходимости до Европейского суда по правам человека. Причём адвокатом в его сношениях с ЕСПЧ вызвался быть не кто иной, как Алексей Навальный.
А ещё Носик обещал добиться отмены 282 статьи Уголовного кодекса в её нынешнем виде, карающем, по его убеждению, за мыслепреступления. И даже впервые в жизни завёл для этого петицию на сайте «Российская общественная инициатива».[499]
Отмена 282-й статьи позволит правоохранительным органам сосредоточиться не на Гугле с Яндексом, не на оценке чьих-то мнений и репостов картинок «ВКонтакте», а на борьбе с реальным экстремизмом — с группами, совершающими ежегодно десятки и сотни преступлений экстремистского характера на всей территории РФ. Необходимость в такой переориентации давно назрела, — написал Антон в обосновании.
Но это всё случилось уже позже. А большей частью, увы, так и не случилось: 20 июля 2017 года, как сообщила «Адвокатская газета», «Конституционный Суд не принял к рассмотрению жалобу Антона Носика на неконституционность статьи УК РФ о возбуждении ненависти или вражды». Адвокат Носика Сергей Бадамшин заявил, что «не может согласиться с такой формулировкой и с позицией Конституционного Суда и потому продолжит правовую борьбу с оспариваемой нормой УК РФ. Адвокат напомнил, что жалоба на вынесенный Антону Носику приговор, послуживший поводом для обращения в КС РФ, уже направлена на рассмотрение Европейского Суда»[500]. Но без самого Антона дело естественным образом затихло.
Но это было уже post mortem. А 3 октября 2016 года, вернувшись из суда в дом Наркомфина, Носик поблагодарил свои сторонников:
Дорогие друзья, такие минуты единения и счастья, как сегодня в Пресненском суде, — это очень важно в нашей не богатой на светлые пятна, неуютной жизни. Ради такого ощущения единства и согласия вокруг общих ценностей я готов очень многое отдать, в плане бытового комфорта и материального благополучия. Упаси господь, никого не призываю к тому же. Просто хочу, чтобы мы с вами зафиксировали этот редкий момент, когда на задний план уходят многие разногласия, а в центре внимания оказывается общее понимание каких-то фундаментальных вещей, ценностей и принципов. Это стоит ценить, и хорошо бы придумать, как сделать так, чтоб мы чаще могли объединяться — и не только вокруг резонансных судебных дел, но и по более приятным, конструктивным поводам.[501]
«Единение по конструктивным поводам» — это именно то, что более всего занимало Антона Носика в последние годы жизни. Пришла пора рассказать об этом подробнее.
А. Б. Носик и вечные ценности
2004–2017
Упорно делать то, что он считал нужным, выгибая под себя реальность, Носику помогала не только мощь интеллекта, но и мощь веры. Но не в иудаистском, несмотря на демонстративную кипу и не менее демонстративное отстаивание интересов Израиля, а в каком-то гностическом смысле — веры в себя и в то, что далёкое божество, смутно прозреваемое через 365 сефирот, одобряет его действия. Причём порою эта вера доходила у него до прямого манихейства.
В моём восприятии мира есть Добро и Зло.
Поэтому понятие о добрых и злых поступках в нём вытекает не из нумерации статей/заповедей в каком-то древнем документе, а из сознания, что результат моего действия изменит меня и окружающий мир в ту или иную сторону.
Дурные дела в моём понимании плохи не тем, что наказуемы, и не тем, что упомянуты в статье.
В писаном законе нет запретов, скажем, на подлость или предательство.[502]
