Орг». Точнее — соучредил, совместно с Саррой Нежельской. Поставив на первой же встрече два жёстких условия:
1) деятельность фонда должна осуществляться в Интернете и быть полностью прозрачной;
2) из каждого пожертвованного рубля сто копеек должно быть израсходовано на уставную деятельность, то есть на конкретного больного ребёнка, а не на «сопутствующие расходы».
Антон понимал, что в деятельности благотворительного фонда, как и вообще в деятельности любого НКО в нашей стране, существует множество нюансов, разобраться в которых с наскока невозможно. Причём как в отношениях с государством, так в отношениях с жертвователями. И даже в отношениях с получателями этой помощи. Как пояснила сама Нежельская «Медузе»[517], «есть много нюансов, которые нужно прописать в уставе. Например, чтобы помогать детям старше 15 лет, нужно сделать отдельный пункт».
Но профессиональное отношение, в отличие от любительского, очевидно, требует работы на полную ставку. А как это совместить с требованием не тратить на себя ни копейки из жертвуемых средств? Очень просто: первые два года Антон просто содержал фонд. То есть находил друзей, готовых предоставить в собственном офисе небольшое отдельное помещение с телефоном и Интернетом («и зубы дарёного коня не всегда сверкали белизной», замечал он по этому поводу в 2012 году, прося читателей скинуться именно на аренду[518]), и выплачивал четырём сотрудникам зарплату из собственного кармана («Мы все в первые два года работали почти на общественных началах», — уверяла Нежельская в интервью «Филантропу»).
17 октября 2007 года Антон не без торжественности подвёл первые итоги:
За два года работы «Помоги. Орг» собрано и передано на нужды 206 благотворительных проектов 2360 пожертвований на общую сумму в 25 428 678 рублей ($1 020 105, €719 600). В работе Фонда приняли участие тысячи людей. Всем им мы сегодня говорим большое человеческое спасибо. <…>
Конечно, миллион долларов — это капля в море, если мыслить в масштабах огромной страны, где государство ни при какой общественно-экономической формации не считало заботу о гражданах своей задачей, а человеческую жизнь — ценностью. Но мыслить в масштабах страны — удел тиранов, олигархов и пикейных жилетов. Всякому человеку даётся ровно одна жизнь, и столько возможностей, сколько в ней есть. Если каждый из нас сделает то, что он лично может, без оглядки на Путина и стабфонд, на ЮНЕСКО и капиталы Абрамовича, — добиться можно стократ больше, чем всеми кухонными разговорами о судьбах страны, гражданском обществе, нанотехнологиях и суверенной демократии.
Из наблюдений за динамикой работы Фонда напрашиваются интересные и приятные выводы. В 2005 году мы собрали 990 863 рубля на нужды 14 проектов («проектами» в отчётности называются цели, на которые собираются деньги, — будь то операция, медицинский прибор, ремонт, оборудование для детских и медицинских учреждений, или материальная помощь отдельной семье). В 2006 году — 7 508 295 рублей на нужды 77 проектов. С начала нынешнего года собрано 16 929 520 рублей на 115 проектов, а до конца года осталось ещё 75 дней. С каждым месяцем растёт число неравнодушных людей, готовых тратить на проекты Фонда свои деньги, время, связи и возможности. Это связано не с активностью рекламных кампаний (на эти нужды у нас нет ни денег, ни связей в Правительстве Москвы), но с естественным притоком людей, сознающих важность и пользу таких усилий.
Мотивация людей, участвующих в благотворительности, довольно разнообразна. Кто-то считает эту работу религиозной заповедью, другой — способом сделать мир лучше, третий — способом спасти других от беды, постигшей его собственную семью. Есть люди, считающие, что они совершают подвиг. Но, по моему глубокому личному ощущению (лишь укреплённому опытом последней пары лет), благотворительность ни в каких оправданиях не нуждается. Помогать другим людям — так же естественно, как и ждать от них помощи, когда она понадобится тебе самому. Это просто заложено в природе людей, совершенно независимо от их конфессии, убеждений, пола, возраста или имущественного положения.[519]
* * *
20 ноября 2007 года Антон уведомил своих читателей, что сотрудниц фонда вызвали в УБЭП[520], которое начало проверку деятельности фонда.
Основанием для проверки стал анонимный донос, направленный в адрес горячей линии Генпрокуратуры.
В двухстраничном доносе, с которым девушкам дал ознакомиться оперуполномоченный УБЭП, утверждается, что Благотворительный фонд «Помоги. Орг» коварно направляет средства, собранные у благотворителей для лечения российских детей, в украинские больницы.
Что и в самом деле было бы нарушением Устава Фонда (мы имеем право помогать украинским детям лишь в том случае, если они проходят лечение на территории РФ, а если их вдруг отправили долечиваться домой, то мы не имеем права оплачивать продолжение лечения; если кто-либо из жертвователей переведёт нам деньги с пометкой, что они предназначены для украинских детей, то мы обязаны такой перевод вернуть).
Ёжику ясно, что если Фонд не имеет права переводить деньги за рубеж, то он их отродясь туда и не переводил.
Так что результаты проверки понятны заранее.[521]
И действительно: 18 марта 2008 года дело оказалось закрыто.
Расследование, которое вёл УБЭП в отношении моего благотворительного фонда, благополучно завершилось.
Дело закрыто, ввиду отсутствия каких-либо признаков нарушений. Руководству Фонда пожелали удачи и предложили обращаться, если что.[522]
Но к этому времени слова «мой фонд» следовало понимать в особом носиковском смысле: через два года после регистрации Антон, по словам Нежельской, их «отпустил».
Он не то чтобы нас бросил — просто он стартапщик. Он нас поднял, поддержал нас. Мы не искали — а это очень важно — зарплату, пока раскручивались, не думали о хлебе насущном. Он платил нам деньги — и думаю, что свои. Я никогда не спрашивала, где он их берёт, было неудобно; нас было четыре человека, и у каждого была зарплата.
Потом он нас просто отпустил. Раскрутил проект, а дальше сами, девочки. Но именно он дал нам возможность подняться, помог влиться в крошечную благотворительную тусовку. Благодаря тому, что это был фонд Антона Носика, нас пригласили на день благотворительности к Путину, там меня приняли только потому, что я была директором фонда Носика. Это дорогого стоит.
Сначала я разобиделась, что он свалил и даже перестал отвечать на письма. Но в итоге мы сильно сами раскрутились — поняли, что мы одни, и стали сами всё делать, рассчитывая только на себя. <…>
Он научил нас следовать своим принципам до конца, даже когда сам начинаешь в них сомневаться и хочешь дать слабину, свернуть на лёгкий путь.
Сколько раз мы
