— Чего? — Фаддей хмуро посмотрел на инквизитора.
— Ах да, ты же не помнишь. Прости, я должен быть уверен.
— О чём ты говоришь?
Инквизитор просто улыбался. Фаддей чувствовал, что внутри нарастает гнев. Он помнил, что сделал ради выживания, но не мог точно вспомнить зачем.
— Скажи мне, — агент почти кричал, вставая из кресла. Нечто шептало на краю его мыслей, умоляя выпустить его.
— Зверь близко, не так ли? — инквизитор не двигался, но Фаддей чувствовал, что вокруг его кожи словно собирается буря. Ощущал, как инквизитор заглядывает внутрь его черепа. — Ты можешь его чувствовать? — Фаддей тяжело опустился обратно в кресло. Агент чувствовал тошноту — он всё ещё был его частью, осколок того отступника, которым он стал на службе инквизитору.
— Почему он…
— Всё ещё часть тебя?
— Да. — Фаддей смотрел, как инквизитор наблюдает за игрой света на металле и драгоценных камнях колец своей руки.
— Что ты помнишь о времени до того, как ты проник к отступникам?
— Немного, — ответил агент. — Обрывки. Я помню лицо, кольцо-аквилу. — он посмотрел на инквизитора. — Я видел мир, некогда уничтоженный, и это меня…
— Разозлило. Да, должно было. Это всё ещё злит меня.
— Что? — Фаддей с открытым ртом уставился на инквизитора. Тот опустил оглядываемую руку и посмотрел прямо в глаза агента.
— Это не обрывки твоих воспоминаний. Они мои. Фаддей чувствовал, что тонет в собственных разрозненных мыслях и воспоминаниях. Он пытался ухватиться за что-то, что придаст словам инквизитора смысл.
— Я… — начал Фаддей.
— Это избранные мгновения моей жизни, то, что делает меня тем, кто я есть, заставляет ненавидеть врага, быть инквизитором, — он склонился вперёд с гордым взглядом на лице. — Это моё стремление служить: твоя верность Империуму, все императивы, которые вернули тебя ко мне, мои. Они все мои. Я дал их тебе. Я вставил их в тебя.
— Но я, — осёкся Фаддей, подумав, что чувствует, как его второе «я» завыло от веселья.
— Фаддей, лучшими лазутчиками становятся настоящие отступники, — голос инквизитора был тихим шёпотом жреца, который рассказывает тайну над ухом умирающего человека. — Зачем мне заставлять верного имперского слугу верить, что он солдат Хаоса? Зачем? Зачем, если я могу взять солдата Хаоса и переделать его под свои нужды?
— Но я… я был… — выдавил Фаддей.
— Нет, ты не был. Ты отступник, Фаддей. Заключённый в тебе зверь — не останки ложной жизни. Это ты, скованный моей ложью.
Инквизитор встал. Фаддей полными слёз глазами смотрел, как он протягивает руку. Покрытые кольцами холодные пальцы прикоснулись к лысой голове. Фаддей ощутил, как наэлектризовывается воздух, словно в штормовом небе. Инквизитор, его хозяин, посмотрел на своего слугу и заговорил голосом, что эхом отражался в голове. — Ты много раз служил Империуму, и послужишь вновь.
Тьма с воплем поглотила его.
Фаддей очнулся среди мертвецов. В его руке был нож, на клинке — кровь.
Он посмотрел на трупы вокруг, на чьих тёмных балахонах были выплетены искажённые руны.
Он взглянул на свои руки и увидел на коже зазубренные шрамы и извилистые узоры.
Он был один среди проклятых.
Он вспомнил белую комнату, человека с широким лицом и красные глаза.
Он должен был вернуться к своим имперским хозяевам.
И он побежал.
Нейл Макинтош
Семя сомнения
Ожидание сокрушающего удара казалось вечностью. Скорчившись в крошечной кабине спасательной капсулы, Даниэлла созерцала лоскутный облик планеты, по мере падения та раздувалась воздушным шаром. Отголоски смертей маняще вспыхивали в ее разуме.
Конец корабля-носителя был предопределен в то мгновение, когда вокруг них вспыхнул варп-шквал. Его ярость продержалась всего секунду — достаточно времени, чтобы разрядить свой чудовищный кулак в корпус и перенаправить корабль новым курсом, на спираль аварийного пике к планете Кабелла. На борту было только две капсулы, и по крайней мере одна выполнила свое предназначение: Даниэлла все еще была жива.
Только сейчас Валдез оставил ее одну. Внимание инквизитора поглотила инвентаризация оборудования: сколько имущества было спасено с корабля, сколько из этого все еще в целости.
Даниэлле была интересна судьба других выживших. Валдеза они бы заинтересовали лишь выборочно. Кто? Чем полезен? Или чем опасен.
Она следила за запуском второй капсулы, вскоре после их собственного бегства в первой, но, может быть, недостаточно скоро. И она помнила свой последний взгляд на «Сущность спасения», красное зарево на фоне черной лазури космоса, скручивающееся в заключительную дугу перед окончательным разрушением. Пять сотен душ на борту и груз, сберегаемый для Терры, конечной станции Империума. Она помнила, как дотянулась до разумов экипажа и разделила с ними их последние мгновения. Большинство поразила животная паника, но были и те, немногие, кто уже давно предвидел свою судьбу на службе Терре. Те, кто со спокойным мужеством смотрел в лицо ранней смерти.
Даниэлла выжила — не первый раз в ее жизни. И она опять находилась в одиночестве.
К остову спасательной капсулы приближались несколько всадников. Потрепанные солдаты были одеты как потомки колонистов: засаленная грубая ткань, короткие кожаные куртки перетянуты патронташами, а выцветшие знаки различия принадлежат битвам, гремевшим и выигранным задолго до их рождения.
Инквизитор Мендор Валдез вышел наружу, чтобы встретить кабеллан, и коротким кивком приказал Даниэлле идти следом.
Всадник с болтавшейся на груди золотой эмблемой выехал вперед и небрежно козырнул.
— Еще выжившие?
Валдез окинул встречающих цепким взглядом. Помимо солдат, здесь была четверка запасных лошадей, которых держали на привязи позади всадников.
— Нам нужно попасть к маршалу снабжения, — заявил он и повернулся к ней. — Ты еще чувствуешь псайкера?
Даниэлла закрыла глаза и сосредоточилась.
— Да, — сказала она наконец, — недалеко отсюда. Но мысли ее слабы.
— Поддерживай связь, — приказал Валдез. — Операция пройдет как запланировано.
— Даже теперь?
Потирая поврежденные ребра, Валдез оглянулся на останки капсулы.
— Особенно теперь. Что скажешь, Тчак?
Из глубин покореженного корпуса появилась крепко сбитая фигура, лаз-сварку в ее руках можно было легко спутать с оружием. Кабеллане принялись подозрительно разглядывать биологически усовершенствованного техножреца.
Валдез выплеснул свое раздражение презрительно-угрюмой усмешкой:
— Не дергайтесь, он остается здесь. Ну, Тчак, что у нас там?
Адепт поморщился и провел рукой по потной лысине.
— Вы видели, чем мне приходится работать? Даже орки ржали бы над таким инструментом, — прежде чем продолжить, он обменялся пристальными взглядами со всадниками. — Если дадите мне время, то я смогу выдавить пару писков из вокс-станции.
Валдез грубовато оскалился.
— Хорошо.
— Вы бы лучше подумали, как вам повезло, — проворчал Тчак, — вы свалились с небес в компании аж двух техносвященников.
Второй адепт, младше и выше чем его товарищ, с глазами, поблескивающими в длинных прорезях металлической маски, вышел из кабины.
— Мы исправим ее, сэр, — подтвердил Голан. — Каждый час, проведенный на этой навозной куче — это на один час больше, чем мне хотелось бы.
— Тогда мы доверим это дело вашим умелым рукам. А теперь, — Валдез повернулся к кабелланам, — показывайте дорогу. И поторопитесь!
Даниэлла ехала в конце процессии. Вдали от бормотания голосов она могла ясно прочесть то, что мелькало в головах кабелланских солдат. За фасадом веселого добродушия она нашла лишь подозрение, недоверие и страх. Она воспользовалась их глазами и увидела Валдеза, увидела себя так, как видели их они. Посланники далекого Императора. Вестники неизвестности в сонном, упорядоченном мире. Гонцы с дурными новостями.
Она не делала попыток проникнуть сквозь льдистый ореол ауры вокруг инквизитора Валдеза, хотя это было бы довольно просто, не сложнее, чем отобрать безделушку у слепца. В отличие от многих из его организации, Валдез не обладал ни телепатией, ни каким-либо другим преимуществом перед простыми смертными. Он поднимался от ранга к рангу, будучи полон инстинктов и первобытных побуждений драться и побеждать. И то, что она находила в разуме Валдеза, — слепой отказ согласиться с любой неопределенностью, любым отклонением от единственно верного пути — приводило ее в замешательство и уныние. Инквизитор выковал из своей ограниченности оружие, используя его против любого, кто видел, кто спрашивал слишком много. Его недоверие к ней граничило с ненавистью, и она давно смирилась с этим.
Лошади поднялись из долины на великие равнины Кабеллы. Даниэлла смотрела вниз, на поля, где высокая, в рост человека пшеница колыхалась огромными, ленивыми волнами. По краям золотого моря скопления спутанных, ядовито-зеленых грибов соревновались за место в жирной почве. Десятина с Кабеллы наполняла один из великих продовольственных складов Империума. Здесь, как и по всей галактике, борьба между порядком и распадом не ослабевала.
