— Ну, он тоже, как и все, настаивал на полной и смертоносной радиоактивности Земли; на том, что предки альфиан последними покинули ее и что, если бы не это, все они умерли бы. И, Голан, он так убежден в этом, что я не мог не поверить ему. Я пришел к выводу, что Земля в самом деле мертва и что все наши поиски оказались в итоге бесполезными.
79
Тревайз опустился на стул, глядя на Пелората, сидящего на узкой койке. Блисс встала и молча посмотрела по очереди на мужчин.
— Позволь мне судить, бесполезны были наши поиски или нет, Джен, — смог наконец выговорить Тревайз. — Лучше скажи, что натрепал тебе этот болтун только покороче.
— Я делал пометки по ходу беседы. Это помогло произвести на старика впечатление ученого, но мне нет нужды заглядывать в них. Его речь была непрерывным потоком сознания. О чем бы он ни заговорил, это тут же напоминало ему о чем-то еще, но, конечно, я потратил бы всю жизнь, пытаясь переварить эту информацию в поисках надежных и состоятельных сведений, так что моя задача сейчас — суметь преобразовать длинные и бессвязные рассуждения…
— Во что-нибудь столь же длинное и бессвязное? Ближе к делу, Джен, дружище, — вежливо перебил его Тревайз.
Пелорат откашлялся и продолжил:
— Да, конечно, дружок. Я попытаюсь сделать связный и хронологически верный отчет из всего услышанного. Итак, Земля была родным домом человечества и миллионов видов животных и растений. Так продолжалось бессчетное число лет, пока не начались гиперпространственные полеты. Тогда и были заселены Внешние миры. Они откололись от Земли, развив свою собственную культуру, и стали презирать и угнетать планету-праматерь.
После пары столетий таких отношений Земля сумела вернуть себе свободу, хотя Моноли так и не объяснил, каким образом это произошло, а я не решился расспросить поподробнее. Даже если бы он и позволил мне прервать его, что маловероятно, это могло просто увести старика в новые дебри воспоминаний. Он, кстати, упомянул исторического героя по имени Элайдж Бейли, но упоминания о нем столь характерны для попытки приписать одной личности все достижения целого поколения, что не было смысла пытаться…
— Пел, дорогой, тут все ясно, — оборвала его Блисс.
Пелорат умолк на полуфразе, пытаясь сосредоточиться.
— Конечно. Извините. С Земли ушла вторая волна поселенцев, основав множество новых миров и на новый лад. Новая группа поселенцев, действуя более энергично, чем космониты, вытеснила, разгромила и пережила их и, наконец, создала Галактическую Империю. Во время войн между поселенцами и космонитами — нет, не войн… он использовал слово «конфликты» — Земля и стала радиоактивной.
— Это же нелепо, Джен! — с явным раздражением заявил Тревайз. — Как могла целая планета стать радиоактивной? Каждая планета в той или иной степени радиоактивна с момента своего образования, и эта радиоактивность постепенно снижается. Стать радиоактивной невозможно.
— Я лишь передаю тебе слова Моноли, — пожал плечами Пелорат. — А он рассказал мне только то, что сам слышал — от кого-то, кто рассказал ему, что он слышал — и так далее. Это — народные предания, передающиеся от поколения к поколению, из уст в уста, кто знает, с какими искажениями, возникающими при каждом очередном пересказе.
— Я понимаю, но разве здесь нет книг, документов, древних летописей, которые сохранили историю былых времен и которые могли бы дать нам что-нибудь поточнее, чем современные сказки?
— Я спросил старика и об этом, но ответ был — нет. Он туманно объяснил, что были книги в давние времена, но что они давным-давно утеряны, но тем не менее все сказанное им содержалось в тех книгах.
— Да, славная работа. И здесь та же самая история. На каждой планете, которую мы посетили, записи, касающиеся Земли, так или иначе исчезли. Хорошо. Так откуда, он сказал, взялась радиоактивность Земли?
— Он не привел никаких подробностей. Максимум, что он сказал, так это — что космониты были благоразумны, а потом стал утверждать обратное — что космониты были теми злыми демонами, которых люди Земли винили во всех напастях. Радиоактивность… В это мгновение его перебил звонкий голосок.
— Блисс, я — космонитка?
Фаллом со взъерошенными волосами стояла в узком дверном проеме между двумя комнатами. Ночная рубашка (предназначенная для более пышных форм Блисс) соскользнула с одного ее плечика, обнажив неразвитую грудь.
— Мы беспокоились о неожиданных визитерах снаружи, — сказала Блисс, — и забыли об одном внутри. Ну, Фаллом, почему ты спрашиваешь?
Она встала и подошла к подростку.
— У меня нет того, что есть у них, — заявила Фаллом, показав на мужчин, — или того, что есть у тебя, Блисс. Я… другая. Это потому, что я — космонитка?
— Да, Фаллом, — успокаивающе произнесла Блисс, — но небольшие отличия не страшны. Ступай обратно в постель.
Фаллом стала покорной, как всегда, когда Блисс хотела этого. Девочка повернулась и уходя, словно разговаривая сама с собой, пробормотала:
— Я — демон? Что же такое — демон?
Блисс, бросив через плечо: «Подождите меня минутку, я скоро вернусь», — вышла вслед за ней.
Она вернулась через пять минут, качая головой:
— Теперь она будет спать, пока я не разбужу ее. Я должна была это сделать раньше, но любое вмешательство в сознание должно проводиться лишь в самом крайнем случае. — Словно оправдываясь, она добавила: — Я не могу избавить ее от размышлений о различиях между ее гениталиями и нашими.
— В один прекрасный день она все-таки узнает, что она — гермафродит, — заметил Пелорат.
— Но не теперь, — возразила Блисс. — Продолжай свой рассказ, Пел.
— Да, — поддержал Тревайз, — пока еще кто-нибудь не помешал нам.
— Хорошо. Земля стала радиоактивной или, по крайней мере, ее поверхность. Тогда на Земле жило огромное население, сосредоточенное в гигантских городах, размещавшихся по большей части под землей…
— Ну уж это, — встрял Тревайз, — точно вранье. Должно быть, из местного патриотизма они превозносят золотой век родной планеты, а все подробности — просто-напросто искаженные воспоминания о Тренторе времен его золотого века, когда он был столицей Империи, раскинувшейся на всю Галактику.
— Послушай, Голан, — после некоторого раздумья ответил Пелорат, — ты не должен меня учить, как заниматься моим делом. Мы, мифологисты, хорошо знаем, что мифы и легенды содержат заимствования, морали, природные циклы и сотни других включений и искажений. Но мы трудимся над тем, чтобы их отсеять и добраться до того, что может оказаться сердцевиной, правдой. Фактически, те же приемы могут быть применены и к самым достоверным историям, поскольку никто не пишет явную и очевидную правду, хотя и говорят, что она существует. В конце концов сейчас я рассказываю вам то, что говорил мне Моноли, хотя, полагаю, и я внес свои собственные искажения, несмотря на все мои попытки избежать этого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
