ставь палатку.
Народ отличный. Они сразу начали рассказывать, что императрица посылала графа Разумовского откопать скифские золотые вещи. И, говорят, нашли.
А я всё заснуть не могла, удивлялась – в таком странном месте копали для императрицы? Но потом, когда я увидела книжечку про Эрмитаж, точно, императрица посылала графа Разумовского, и он откопал какую-то золотую безделушку. Вот где мы сыночком были!
А когда мы приехали в Одессу – погода вроде ничего, а утром встали – дождь, холод. Ну, думаем, попались. Тут не то что купаться – пальто носить надо. Оказалось – ничуть не бывало. К обеду распогодилось солнышко, резко потеплело, и мы поехали на Фонтаны купаться. И так каждый день. Ужас с утра, а к обеду – блеск, играние солнышка, купание отличное.
Лена из Пушкина
Лена – средних лет и давно на вышке осмотрщиков контейнеров. Муж был. Но большой памяти по себе не оставил. Есть дочь и внучка.
Один раз она взяла на пробу путевку в пансионат. Что-то кольнуло её в тот год, и она, взяв путевку, поехала на море. Кто знает, может, ей захотелось ещё раз увидеть свою молодость. А на море это так легко сделать. Кажется – вот, протяни руку – и она перед тобой. И ты волнуешься и чувствуешь глубоко. И люди тебя принимают молодо, озорно, обнадеживающе.
И предоощущения не обманули её. Действительно: она встретила почти сразу статного офицера, в глазах которого смогла зажечь некий интерес. И у них произошло нечто вроде небольшого шторма в душе, когда двое переходят рамки обыденности по велению большого чувства. Они оба удивились этому чувству. Ездили к памятникам, купались, ходили на танцы, вели себя по-молодежному и не уставали.
Окружение, казалось, благословляло их. Хотелось сохранить и продлить это чувство, и раз заканчивался срок заезда, подумать о допустимом продолжении отношений. Он был женат, поэтому сговорились так: постараемся через год приехать сюда же в то же время.
Для советских это была сложная задача, а может, и не выполнимая, но они поклялись друг другу всё преодолеть, но в следующем году встретиться здесь повторно. С тем, чтобы проверить, действительно ли они любят друг друга? А если уж точно они почувствуют приязнь к друг другу, тогда им не останется ничего другого, как поехать к Лене домой и оттуда ему выслать жене телеграмму в Ленинград, что он просит её о разводе, поскольку нашел свою истинную любовь. Но когда в следующий раз они действительно встретились и почувствовали прежнюю приязнь, то он сказал, что сначала – в Ленинград. Обещал жене приехать после отпуска вовремя. А уж оттуда – к Лене в Москву. Остальной их план остался в силе. Так как Лена была полна чувств, она согласилась и подумала: это просто ответственность за обеих женщин. В нашем возрасте это вполне нормально, и я отношусь к этому спокойно. Лишний раз перепроверить друг друга нужно. Когда Лена уезжала во второй раз от моря, она ни в коем случае не сомневалась, что у них будет всё хорошо.
Я, когда пришла работать осмотрщиком контейнеров, в Лене ничего особенного не увидела и была достаточно далека от нее. Мы и работали порознь, смен друг другу не сдавали, а встречались только в день получки. Но один случай поразил меня, и Лена выступила для меня непреклонным лидером и оглядчивым авантюристом.
Зимой, где-то в декабре, пригнали в наш товарный двор несколько вагонов абхазских мандаринов. Я не помнила, документы у них что ли не были в порядке или в магазинах Москвы затоваривание было, но стояли они долго и никто о них не знал.
Потом Лена разведала, что они стоят в тупике, а на улице морозы. И хоть их перебирают, портится там очень много. Надо не кочевряжится, а пойти и набрать себе сумочку. И Лена ходила. А я – ну да, ну да, а потом как вскочу, да побежала туда же. У меня же сын! Ему витамины нужны! И тоже хотела набрать. А Лене абхазы сказали: «Ты уже была! Больше не приходи! Много вас таких!» А та им – вот ведь характер! – вы на нашем товарном дворе стоите и нечего мне указывать! Набрала сумку и ушла. Я на всякий случай сказала себе: «Что ж я стою? У меня сын без витаминов!» Быстренько набрала сумочку и утекла оттуда. А на своей вышке в тепле мы радостно смеялись своей проказе, и я вгорячах спросила её:
– Ну как твой? Приехал?
– Кто приехал?
– Ну твой офицер, что с моря, ты говорила, он должен приехать к тебе?
– Приехать-то он приехал. Да что толку-то?
– Как что толку? Ты же говорила, что его любишь?
– Да, говорила. Видимо, море – большой плутишка, сыграл со мной злую шутку. Не ожидала я от моря такого!
– Да что случилось-то? Плохо что ли?
– Нет. Всё хорошо. Приехал вовремя. Трезвый.
– А что ж тогда?
– А прихожу я с работы, а он на диване лежит.
– Да он же немолодой, ну и что?
– Как что? Я работала, а он отдыхал. А теперь я с работы, а он – нет чтобы мне приготовить ужин – ждет, когда я приготовлю и подам. А я ведь уже немолодая.
– Лен, а может, у тебя климакс? То – люблю, а то – на дух не нужен. Так же ведь и одной недолго остаться. Или как?
– А я сама не знаю как. Два года любила. А сейчас не люблю. Я вообще дармоедов не люблю. И мой муженек не лучше был. Тоже, бывало, придет уже пьяный – мечи ему закусь на стол. А я этого не люблю. Где пил – там и закусывай. Нечего жену гонять. Я так считаю.
– Лен, так не бывает. Да, мужики всегда обещают больше, чем они могут. И что же их за это отрицать? Тогда одна будешь жить!
– Вот и пусть я буду одна! А с дармоедом второй раз жить не хочу!
И офицер уехал. А за ним исчезли слова и возвышенные чувства, что созданы они друг для друга, и что вся предыдущая жизнь их была только прелюдией к их теперешней любви и долгой и счастливой жизни. А также испарились все рекомендации врачей на море, кому какие процедуры и какие таблетки принимать, как и сомнения: правда ли, неужели мне так повезло, что мужчина полюбил меня, и теперь я буду жить и знать, что это такое.
Когда на следующее утро Лена встала,
