Фашисты… Вернее, всего лишь одна… фашистка… Истинная арийка. Унтерштурмфюрер Хельга Тауберт. Такая живая и не попорченная взрывом.
Сверкающий револьвер был зажат в руке особы «безупречных кровей». Ее лицо выглядело каменным изваянием. Но я чувствовал, что она посмеивается надо мной.
На удивление, никаких эмоций во мне немка не пробуждала, кроме жалости, пожалуй. Несмотря на все случившееся, я даже злиться на нее не мог. Она ни в чем не виновата. Ее такой воспитали. Это бездушная беспрекословная машина Четвертого рейха. У нее не было ни выбора, ни даже мыслей о нем. Для нее не существовало и не будет существовать иной жизни. Только та, которой осчастливили ее господа. Впрочем, должно ли вообще это меня сейчас волновать?
Арийка заметила, что я очухался, улыбнулась и вдавила в горло пистолет еще сильней.
— Добрый вечер, господин Ветров! — пропела блондинка на русском, роняя слаженную пирамидку моих мыслей сладким голоском.
Злость внутри заклокотала пузырями. Мне захотелось сказать унтерштурмфюреру пару «ласковых»… Вот только ствол пистолета, засаженный по самую глотку, этому никак не способствовал.
— Молчишь… Некрасиво это… и невежливо, Владимир.
— У-а… — жалко вырывались гласные звуки, так что самому становилось страшно. — Ы… И-о…
Разбухший язык пытался вытеснить чуждое железо изо рта, чтобы по полной развязаться. Сводило скулы и трещало основание черепа. Я попытался столкнуть ствол вбок, но тоже безрезультатно.
— Совсем забыла, — выдергивая с силой пистолет изо рта, сказала Хельга. Она язвительно рассмеялась и добавила: — Прости…
— Где я?
— Там, где сбываются твои мечты… — ответила немка. Она отошла на пять-шесть шагов назад и замерла. Теперь я мог видеть то, что окружало меня.
Просторная комната. Ни книжных шкафов. Ни кожаных диванов и кресел. Ни письменных столов. Спартанский минимализм. Угнетающая пустота. Единственная мебель в интерьере — деревянный стул, к которому я и был привязан.
Вместо стен — панорамные окна. Вернее, то, что от них осталось. Пустые глазницы от пола до потолка. Искореженные неведомой силой куски первоклассного металла. Массивные осколки бронированных стекол усеяли толстым слоем весь паркет.
Наверняка это верхний этаж высоченного небоскреба.
Я перевел взгляд влево от арийки. И обомлел… На меня моментально обрушился шквал эмоций. Прямо-таки вагон, маленькая тележка и разломанный детский самосвал. Ужас, печаль, гнев, жалость, восхищение…
Место непредвиденной казни располагалось удачно. Мой стул стоял в паре метров от ближайшего окна. Отсюда виднелся необъятный мегаполис. Точнее, когда-то это можно было называть именно так, но только не сейчас. За окном лишь ужасающие руины, объятые пламенем. Больше не осталось ни одного высотного строения, которое хоть как-то могло подсказать название этого города. Все превратилось в прах. Сотни, тысячи километров кошмарных развалин, и выжженная земля с пеньками фундаментов, уходящая в недостигаемую линию горизонта. Горы раскуроченного бетона. Выкорчеванный асфальт. Груды искореженного металла на фоне зловещего кроваво-красного неба. Витающие в воздухе обрывки пожухлых газет. Апокалиптическое индустриальное месиво…
Мосты, дороги, здания, сооружения, машины… Все варилось в одном жутком котле. Вместо специй в него добавили людскую плоть. Братская могила для миллионов неудачников и счастливцев. Первые похоронены заживо при обрушении домов. А вот вторые смогли умереть мгновенно, не забивая голову ненужными мыслями о смерти. Но шансов не было ни у тех, ни у других. Никто бы не смог уцелеть в этом дьявольском хаосе и анархии.
Еще не так давно здесь бурлила жизнь. Звучали сигналы автомобилей, прогнивающих отмеренный срок в бесконечных пробках. Доносилась речь на всех языках мира. Трезвонили миллионы сотовых телефонов. Слышался неугомонный шум техники, отнимающей у девственной природы последние рубежи. Люди строили все новые и новые каменные коробки.
Ни одного звука. Все без остатка погрузилось в осиротевшую тишину. Даже небеса объявили траурное молчание. Они так и не выдавили из себя ни слезинки. Не окропили умирающую землю и не залили всепоглощающий огонь. Словно щемящая боль за человечество высушила слезы и выжгла дотла все чувства…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Быть может, люди все-таки спаслись? Этого я точно уже не узнаю…
Я уже заканчивал обзор городских руин, вселяющих ужас, как вдруг взгляд уткнулся в нечто не поддающееся осмыслению. Колоссальные размеры… Это космический штурмовой крейсер «Справедливый», идентифицирующийся по межгалактической классификации как «SII-Zero».
С фотонным двигателем… Вооруженный до зубов батареями ионных пушек сферического контроля объектов. Оборудованный системой защиты на базе криогенных и пространственных щитов. Оснащенный новейшим комплектом гипертрассеров и установкой квазитемпоральных манипуляций. С целой армией испепеляющих автономных дроидов-убийц на борту… Непобедимый и несокрушимый…
Почему я вообще знаю, что это такое? Бессмыслица… Так не бывает в жизни! Что вообще происходит? Я в будущем? Ни одного ответа…
Крейсер наполовину утопал в земле. Его изуродованный сражениями бериллиевый корпус лишь отдаленно напоминал о былой неукротимой мощи. Теперь он больше ассоциировался со скелетом древней рыбы-чудовища. Внутренности его были выжжены следами раскачанной плазмы. Она превратила его содержимое в монолитный кусок.
— Кто это… — неожиданно спокойно заговорил я, забыв о том, что хотел сказать Хельге, — сотворил?
— Что именно?
— Этот ад! Мать твою…
— Так бы сразу и спросил… Ты… — сказала арийка, но слова ее ударили в голову, словно пудовая кувалда. — Это ты, Ветров… Наслаждайся!
— Ты лжешь, фашистская гадина, — сорвался я с тормозов.
— Зачем мне врать? Смысл?
— Может, ради удовольствия… Зачем мне это было нужно? — заорал я, дергаясь на стуле.
— Себя и спрашивай…
Черт! Я этого не делал… Ничего не помню… Я не виновен в гибели миллионов людей! Она лжет мне… Вот только зачем?
— Ты лжешь…
— Ну, пусть так, если тебе будет легче.
Хельга выводила меня из себя своим холодным безразличием.
— Я этого не делал…
— Все так говорят, — задумчиво пробормотала она, самозабвенно вращая на большой скорости револьвер, — но я тебя понимаю…
— Это не я… — кричал я во всю глотку.
— Да не ори, Ветров. Сейчас уже неважно, кто именно это сделал. Значимо другое… Наверняка ты слышал эту песню, — проговорила арийка и душевно запела: — Весь мир насилья мы разрушим. До основанья, а затем. Мы наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем.
Девушка умолкла и несколько секунд простояла с отрешенным взглядом. Затем очнулась и продолжила:
— Слова песни… это же, как призыв к действию. Понимаешь, я уверена в том, что смогу построить новый мир. Прекрасный и идеальный… Стереть с лица земли все, чтобы творить заново… Ты можешь это осознать? Подобно фениксу, сжечь себя и возродиться из пепла… Начать свой путь с нуля…
— Уничтожив все человечество? — яростно зашипел я. — Ты сумасшедшая…
— Владимир. Не только людской род… — тяжело вздохнула она, подходя ко мне вплотную. Под подошвой ее ботинок захрустели осколки стекла, перешептываясь о тайне того, кто это сотворил. — Не только…
— Да… промашка вышла. Ты же хочешь уничтожить весь мир. Или, судя по творящемуся хаосу внизу, хотела…
— Ну, пусть так, если тебе будет легче. Да, это я виновата в гибели нашей планеты. Но у потомков Адама еще есть шанс. Крошечный, но есть. Мы ведь с тобой живы… пока…
— Бред. Я с тобой даже рядом не сяду…
— Какой ты мерзкий, Ветров! А вообще, не зарекайся в том, в чем не можешь быть уверен. Я, конечно, не о том, что ты хотел произнести, — перебила она и вновь затолкнула до самых гланд револьвер, выбивая передние зубы. — Так тебе больше нравится разговаривать?
Борясь с новой порцией нестерпимой боли, я мотнул головой. Настолько, насколько в состоянии это вообще мог сделать.