Правда, нужно отдать ему справедливость: несмотря на разбойный метод, каким Генрих отобрал Аквитанию у Ричарда, с тех пор он относился к Алиеноре и сыну с должным вниманием, спрашивал их совета по различным вопросам, касающимся герцогства, разрешал участвовать в управлении. Король также предоставил им право даровать привилегии. И Алиенора с особенным удовольствием делала подарки и уступки монастырю Фонтевро, где она останавливалась по пути на юг. Там она наслаждалась давно забытым ощущением душевного покоя и безмятежности, которые стали бальзамом для ее страдающего сердца. Королева давно уже решила, что должна упокоиться здесь. Лучшей усыпальницы она и представить себе не могла.
Да, хорошо было снова оказаться дома после двенадцати лет изгнания – так хорошо, что даже теперь, спустя несколько месяцев, она продолжала благодарить Господа. Все места, которые она посещала, были бесконечно дороги ей, каждая встреча со старым знакомым дарила огромную радость. А с каким удовольствием узнала Алиенора, что люди вспоминают о ней с симпатией и любовью. И в этом приподнятом и благодарном настроении она помогала управлять ими со все возрастающей мудростью и добротой.
А потом настал незабываемый день, когда Генрих, довольный тем, как жена использует полученную власть, сменил гнев на милость и, вняв ее смиренным просьбам, позволить вернуть герцогство Ричарду, после чего их сын снова стал фактическим правителем Аквитании. Логика короля нередко была непостижима, но Алиенора подозревала, что в данном случае его прежняя решимость сохранить за собой Аквитанию ослабла и смягчилась благодаря тому, что Ричард демонстрировал ему сыновнюю покорность и сама она подчинилась его воле. Кроме того, стало совершенно понятно, что Ричард может управлять герцогством лучше, чем кто-либо другой, а потому возвращение ему полноты власти было во всеобщих интересах. По настоянию Филипа король согласился на брак Аделаиды и Ричарда, оставалось только устроить свадьбу. Впрочем, Генрих не спешил отдавать какие-либо распоряжения на сей счет. Алиенора горько думала, что он выискивает возможность сохранить Аделаиду для себя или как полезный инструмент в торговле.
Как бы то ни было, размышляла она, глядя на своих дам, играющих в прятки среди деревьев, положение значительно улучшилось. И все же, хотя отношения между ними и сыновьями стали гораздо сердечнее, Алиенора не доверяла Генри. Вопрос о том, как поступить с его империей, так и не был решен, и она подозревала, что у мужа есть на этот счет планы, которые он держит при себе, и все осторожные попытки вывести его на разговор об этом не приводили ни к чему. Алиенора боялась, что в будущем возродится соперничество, губительное для их дома, но понимала, что не в ее силах что-либо изменить.
Иоанн явно не оправдывал ожиданий Генриха. Любимый сынок был отправлен в Ирландию с четкой инструкцией установить добрые отношения с нормандскими баронами, сражавшимися за колонизацию английского Пейла вокруг Дублина, и с ирландскими королями, по-прежнему суверенно правившими дикой и прекрасной страной за пределами Пейла. Но Генрих совершил роковую ошибку, позволив Иоанну взять с собой глуповатых молодых дружков. И когда местные короли пришли с дарами, чтобы принести оммаж их новому правителю, Иоанн и его недалекие дружки вывели гостей из себя, дергая их за длинные бороды и высмеивая странные одеяния и древние ритуалы, которые казались пришельцам из Англии нелепыми. В дополнение к этим оскорблениям Иоанн взбесил нормандских баронов, захватив их с таким трудом завоеванные территории и подарив эти земли своим бестолковым приятелям. Сейчас Иоанн с позором возвращался в Англию. Слишком долго король терпел его глупости и теперь назначил в Ирландию вице-короля, которому предписал уладить то, что натворил его сынок.
Иоанн был невыносим. Генрих избаловал его своей снисходительностью, и теперь все пожинали плоды этого. А вот дочери не доставляли Алиеноре почти никаких хлопот. Матильда и ее семья решили наконец, что могут безопасно вернуться в Германию, где правил теперь новый император, желавший заключить мир с изгнанниками. Алиенора и Иоанна, казалось, были вполне счастливы в своих далеких королевствах. Только Иоанн и Жоффруа давали Алиеноре серьезный повод для беспокойства.
Жоффруа уехал в Париж, где в это самое время зачем-то братался с коварным Филипом и наверняка замышлял какие-нибудь новые козни. С Жоффруа ни в чем нельзя быть уверенным. Сообщалось, что они близки с французским королем, как кровные братья. Спустя какое-то время Алиенору стало беспокоить недовольство Жоффруа своим положением, ему было мало титула герцога Бретани – он хотел большего. Не так давно сын полагал, что ему достанется Нормандия. Теперь он поднимал шум вокруг Анжу. Все это сильно досаждало королю, а Филип наверняка с удовольствием подогревал амбиции Жоффруа. Что угодно – лишь бы навредить Генриху!
Королева вздохнула. Вскоре, к ее великой печали, ей придется оставить любимый город и отправиться на север, потому что король собирался в Англию и хотел, чтобы жена сопровождала его. Какое-то время они должны были провести в Винчестере. Алиенора не хотела ехать. Как могла она оставить золотые земли солнечного юга и бездарно провести лето в замке, который всегда будет навевать воспоминания о долгом заключении?
Но, как и всегда, у нее не было выбора.
Глава 64
Винчестер, 1186 год
Алиенора чуть не плакала от несправедливости. Ситуация с Жоффруа и Филипом вызывала все большую озабоченность, и она решила написать сыну, упросить приехать в Англию, где надеялась вразумить его. Но Генрих перехватил письмо – Алиенора не подозревала, что ее переписка все еще проверяется его чиновниками, – и его подозрительный ум счел, что оно свидетельствует об участии Алиеноры в заговоре против него. Ведь она объединялась против него с королем Людовиком прежде – Генрих не забыл тот роковой случай, когда его сыновья искали убежища и поддержки во Франции.
Что бы ни говорила Алиенора, подозрения у Генри оставались. Он бормотал, что принял ее объяснения, но глаза его говорили иное. И теперь у нее был новый надзиратель вместо Ральфа Фиц-Стефана, от чьих услуг король отказался некоторое время назад. Алиенора предпочла бы Ранульфа Гланвиля, но тому поручили более важные государственные дела. Что ж, Генри Берневаль был прямой, добродушный человек без малейшего обаяния или воображения, а к королеве он относился с большим почтением и добротой. Но тем не менее он был ее тюремщиком и приглядывал за ней, а следом за ним, куда бы она ни направлялась, шли два стражника. И это притом, что король не покидал своей резиденции, в которой провел все лето.
Алиенора все еще переживала из-за несправедливости Генри по отношению к ней, когда из Франции в Винчестер приехал гонец, и ее вызвали в покои короля. Там она увидела Генри – с посеревшим лицом он сидел ссутулившись на своем кресле, на полу в луже вина лежал кубок, выпавший из его руки.
Закрыв дверь перед Берневалем и его стражниками, чтобы остаться с глазу на глаз с мужем, Алиенора в тревоге опустилась перед ним на колени.
– Генри! Что случилось? Война? Жоффруа заключил союз с Филипом против тебя?
Король посмотрел на нее отрешенным взглядом. Глаза его налились кровью, в последнее время он много пил. Она поняла, что и сейчас он сильно пьян.
– Хуже. Не знаю, как тебе сказать, – пробормотал Генри, глотая звуки. – Жоффруа умер – погиб на турнире в Париже.
– О боже! – воскликнула Алиенора. – Нет!
По морщинистой щеке Генри скатилась слеза. Он подался вперед и неуверенно положил руку жене на плечо – утешительный жест. Она в горе почти не обратила на него внимания.
– Что случилось? Скажи мне. Я должна знать! – прорыдала она, не в силах поверить, что Бог проявил такую жестокость: забрал к Себе еще одного ее ребенка.
Жоффруа, как и Молодому Королю, было двадцать восемь. Но в тот раз, три года назад, она хотя бы получила божественное предупреждение о несчастье с Молодым Генрихом. Теперь же все произошло внезапно, Алиенора не была подготовлена, ей не было видения, предвещающего благодать, которая ожидает ее драгоценного сына. Эта смерть, напротив, подкосила ее своей неожиданностью.
– У него была лихорадка, – начал рассказывать Генрих; говорил он медленно и неровно, потому что и его оглушил этот удар, к тому же вино одурманило его. – Но он все равно настоял на том, чтобы участвовать в этом проклятом турнире. Его выбили из седла при столкновении и… – Он не мог продолжать.
Алиенора представила себе эту сцену во всем ее ужасе: место турнира, выжженное безжалостным солнцем, трибуны до отказа заполнены зрителями, раздается убийственный лязг мечей, яростная схватка, кто-то наступает, кто-то отступает, рыцари сошлись в ожесточенном бое, ржание лошадей, крики раненых… и ее сын Жоффруа лежит на земле, залитой его кровью, тело переломано, искалечено…
