Гилеас взглянул на Бхехана и вспомнил найденный им багровый камень.
— Подозреваю, что ты уже успел выработать теорию, Бхехан. Расскажи.
Бхехан кивнул.
— Насколько нам известно, крутов-псайкеров не существует. По крайней мере, раньше мы таковых не встречали, — начал рассуждать прогностикар. — Однако что, если им удалось ассимилировать психически одаренное существо? Например… эльдара? — Он поднял красный камень таким образом, чтобы его увидели все боевые братья. — Что помешало бы им убить и съесть эльдара? Что помешало бы им вычленить сочетания генов, обеспечивающие наилучший результат?
— Но ведь ассимиляция с целью получения крутами таких возможностей несомненно заняла бы несколько поколений? — спросил Тикайе. Все остальные были с ним согласны.
— Мы не имеем представления о том, что на самом деле есть поколение крутов. Не знаем, сколько лет тому кораблю. Нам даже неизвестно, принадлежит ли он эльдарам. Возможно, это корабль крутов. Может быть, они прилетели сюда раньше эльдар, а может быть, позже. — Голос Гилеаса был мрачен. Чаша его терпения уже почти переполнилась. — Вне всякого сомнения, братья, обе эти ксенорасы так или иначе запятнали планету своим присутствием. В этом уравнении слишком много неизвестных, и у меня нет никакого желания вести философские диспуты о том, кто из ксеносов прилетел сюда первым.
Он убрал в ножны цепной меч и перезарядил болтер пистолета.
— Брат Бхехан, — сказал сержант, не оборачиваясь, — подготовь трофей к отправке. Мы доставим тело Вульфрика в точку сбора и улетим отсюда. Обо всем нужно сообщить капитану Мейорану. Не берусь предполагать, как он отреагирует на эти новости, но я не хотел бы оказаться на поверхности, когда он примет решение.
Прогностикар положил эльдарский камень в мешочек с рунами и двинулся к мертвому круту. Одна лишь мысль о нем наполняла его жгучей ненавистью. Отвратительный гибрид двух ксенорас, обладающий самыми смертоносными чертами обоих. Мерзость самого высокого пошиба, тварь, не имеющая права на существование. И тем не менее она существовала, хотя существовать ей и осталось недолго. Примерно до того момента, когда Серебряные Черепа вернутся на «Серебряную стрелу».
Внезапно прогностикара буквально пронзила мысль о том, что убийца хотел сделать с телом Вульфрика. Крут, обладающий психическими силами и памятью эльдар, мог иметь обрывочные знания о физиологии Астартес, пусть даже на уровне ощущений. Но стоит вообразить крута с психическими силами и памятью эльдар… плюс силой и выносливостью космодесантника…
Бхехан расправил плечи и наклонился, чтобы подобрать голову ксеноса. Благодаря Расплате подобного никогда не произойдет.
Дневная жара стала спадать по мере того, как солнца медленно опускались к горизонту. Нагретые за день деревья и камни начали понемногу отдавать тепло воздуху. Из-за этого, в сочетании с остаточной влажностью прошедшего дождя, воздух казался плотным и густым.
Сохраняя полную боеготовность, взвод еще несколько минут продирался сквозь заросли. Когда бойцы добрались до точки сбора, с шипением ожил общий вокс-канал. Подлетное время «Громового ястреба» составляло пятнадцать минут.
Ночная жизнь начала наполнять джунгли нестройной симфонией, на фоне которой можно было услышать стремительно приближающийся рев «Громового ястреба». Когда он приземлился, с гудением сервомоторов и шипением гидравлики откинулась носовая аппарель. Джунгли осветил изливающийся из проема свет.
Прежде чем подняться на борт, Гилеас подождал, пока погрузятся остальные. Он всегда поступал так, полагая, что сержант должен высаживаться первым и уходить последним. Он активировал прыжковый ранец, подлетел к «Громовому ястребу» и с грохотом обрушился вниз.
— Все на борту, брат. Дай нам несколько секунд, чтобы закрепить тело Вульфрика.
— Понял. Рад, что вы вернулись, сержант.
Гилеас снял шлем и запустил пальцы в волосы. В его мозгу уже четко складывались слова доклада, который он представит капитану Мейорану. Их послали на эту планету с ясно поставленной задачей, а они нашли нечто совершенно иное и неожиданное.
Бхехан стоял на краю аппарели, вглядываясь в джунгли. Он потянулся к мешочку, чтобы наугад вытащить руну, а вместо нее достал камень эльдар. Задумчиво рассматривая его, псайкер мучительно гадал, какое же предзнаменование посылает ему Император в этот раз.
Едва коснувшись камня, он ощутил сильный удар в установленные им щиты, которые, без сомнения, и позволили ему видеть сквозь наводимые крутами иллюзии. Однако же, это ментальное касание совсем не было диким и инстинктивным. Давление на защиту было почти столь же отточенным и искусным, как его собственное. Внезапно взгляд псайкера привлекло какое-то движение.
На границе джунглей, едва различимой в рассеянном закатном свете и ослабленном расстоянием освещении «Громового ястреба», Бхехан увидел его. Единственный силуэт. Высокий, как будто весь состоящий из переплетений мышц и сухожилий, огромный крут, не таясь, стоял в прямой видимости «Громового ястреба». Он мало чем отличался от своих сородичей, но было несложно понять, что это более сильная, или, по крайней мере, лучше развитая особь этой мерзкой ксено-породы. Его плечи укрывала сшитая из шкур накидка, а в руке был грубо сделанный посох, с которого свисали перья и украшения. На посохе также болтались несколько камней, очень похожих на тот, что покоился в руке псайкера.
Бхехан вновь ощутил омерзительное касание к своему сознанию и усилил защиту. Низшие круты были недисциплинированны и яростны. В отличие от них, этот обладал расчетливым и коварным разумом. Он с удовольствием вырвал бы из Астартес душу и оставил тело корчиться в пыли. Разум существа казался колючим, жестоким и необычайно самоуверенным.
Кристаллы на психическом капюшоне замерцали, привлекая внимание сержанта.
— Брат-прогностикар? — Гилеас подошел к молодому космодесантнику, его острый взгляд быстро обнаружил то, что видел псайкер.
— Трон Терры! — воскликнул сержант и выхватил пистолет, собираясь выстрелить в ксеноса. Но к тому времени, когда оружие перекочевало из кобуры в руку, крут исчез, растворившись в джунглях. Космодесантник опустил оружие с явным разочарованием.
Бхехан повернулся к сержанту. На его молодом лице не было ни следа того отвращения, которое он ощущал при ментальном противостоянии круту.
Он почувствовал последнее отвратительное прикосновение к своему разуму, а затем альфа-особь, если так можно было обозначить это существо, отпустила его.
— Это место нужно очистить, — пылко воскликнул псайкер. — Избавить от этой мерзости.
— Оно будет очищено, брат, — охотно пообещал Гилеас. Захлопывающаяся пасть аппарели, наконец, скрыла от глаз джунгли Анцериоса, и он повернулся к Бхехану: — Обязательно будет.
Под кожей
После каждого боя бывают периоды осознания. Время, когда вспоминают тех, кто погиб. Время принять тяжело давшуюся победу. Большинство Серебряных Черепов проводят его в часовнях кораблей, несущих их в зоны боевых действий. Некоторые проводят его в собственных каютах, медитируя или составляя отчеты о прошедших битвах. Но в этот раз было что-то, что привлекло внимание лорда-командора Аргентия.
Он шагал по коридорам и проходам корабля. Мягкие кожаные сапоги, которые он носил не будучи облаченным в доспехи, приглушали его тяжелую поступь. Где бы он не проходил, служащие корабельной команды в уважении склонялись перед ним и скрещивали на груди руки в знамении аквилы. Он внушал уважение не только своему ордену, но и тем, кто служил Серебряным Черепам.
Дойдя до места, он пригнул голову, чтобы пройти в двери, в которые мог лишь протиснуться. Обитатель комнаты приподнял голову, проворчав приветствие. Он даже не встал на колени перед магистром ордена. Зато магистр перед ним сам встал на колени.
— Остынь, парень. Не нужны все эти поклоны и пресмыкания, — высохший от старости человек медленно присел на резную скамью, опираясь на трость с серебряным набалдашником и кривясь от боли в суставах.
Игнатий прожил уже семьдесят лет и пятьдесят из них он был Круор Примарис. Он был самым одаренным художником на Варсавии и его произведения, восхищающие многих, несли на своих телах воины Серебряных Черепов по всей галактике. Не пройдя испытания в молодости, Игнатий участвовал в войнах Империума, творя изысканные произведения искусства, в которых рассказывал о том, о чем тосковала его душа. Сейчас, однако, тоска утихала. Аргентий знал, как тяжело в последнее время этому человеку вручную делать прекрасные вещи иглой для ретуширования — сказывался артрит — но картины оставались искусными.
