– Где-то за год до начала войны у Шердана собрались самые сильные из родов изначальных. Хорошо помню, как отец собирался на совет. С ним был Инар, Краш. Их не вызывали. Никого не вызывали – они собирали совет у Шердана. Не знаю повод. Меня отправляли в мельберн, а я очень этого не хотел и был занят только одним – как оттянуть момент отъезда. Потом, вспоминая те дни, многое показалось странным и, я пришел к выводу, что именно в те дни, что-то изменилось. Появилось напряжение. Оно чувствовалось. Странные перемены, непонятные тогда, неявные, но ясные сегодня. Я знал, что у Красных Скал появились необычные люди, такие как мы и все же совсем другие. Я их не видел, но слышал, что они могут много больше, чем мы, например, видеть в небе, как некоторые из нас на земле или воскрешать мертвых. Одно то, что они построили город не из камня и не из дерева, построили за несколько дней – говорило о многом. И какой город – город стипп – голубой купол выше Красных скал. Стены прозрачные, а не пройти, не разбить. Стипп это всегда свет, светлые, место чистоты, а тут темнота. Непонятное там творилось. Люди стали пропадать. Думаю, совет созвали именно поэтому, и почти уверен, вызвали Эберхайма чтобы он дал ответ – куда пропадают люди, что с ними происходит. Его земли – его ответственность. Но изгоем он стал позже. Когда начали пропадать дети. Не думаю, что ответил на твой вопрос, Радиш, но это все что я знаю.
Все молчали. Самер хмурился, соображая, для Эрики все было ясно. Шах сорвал травинку и начал жевать, стимулируя процесс осмысления. Порверш долго молчал и спросил:
– Мы же тоже пропали?
– Да. После вашего исчезновения все и началось.
– Первой пропала Нейна Ламарх, потом Мейт Шердан, единственный наследник Шерданов. А следом – трехлетний Ольрих. Ольрих- старший пришел к Шердану и обвинил в пропаже детей Эберхайма, тот объявил его изгоем, – спокойно выдал Табир. – Все три семьи полегли первыми. Полностью. С их смерти и началась война.
– Есть связь? Эберхайм?
– Высший совет изначальных состоял из Ламарха, Ольриха и главы – Шердана. Так было всегда. Только они принимали решения в серьезных вопросах или спорах. После стало некому.
– Нормальный маневр, вполне предсказуемый. Убираем верхушку – получаем разброд в стройных рядах. В пиковых ситуациях без координации эти ряды бегут в разные стороны. Давить их становится проще, – заметил Вейнер, выплюнув изжеванную травинку и срывая по дороге другую.
– Значит, Эберхайм поставлял для исследований нашим местных детей? Потом уничтожил высшую власть, чтобы было проще остальных добить? – покосился на Самера Радиш: а как еще объяснить произошедшее.
– Выходит, – нахмурился тот.
– Ни хрена не выходит, – сплюнул в сторону Шах – травинка горькая попалась. – Нас, вроде тоже похитили. Но как выясняется, точно не Эберхайм и не факт что похитили. Глав совета тоже мог убрать, кто угодно, другое, что никому кроме него это было не нужно. Или нужно?
– Ты Эберхайма выгораживаешь? – не понял Самер.
– Пытаюсь судить не предвзято. Мне эта фигура изрядно надоела, чтоб не происходило – Эберхайм. Просто Фигаро какое-то. А меж тем, кто его видел? Ты, я?…
– Я, – посмотрела на Вейнера Эрика. Тот даже приостановился. Сорвал травинку не спуская глаз с девушки, сунул в рот.
– И?
– Неоднозначная фигура.
– Подробнее? – сунул руки в карманы брюк и начал неспеша подниматься к ней.
– Довольно серьезно настроенный немолодой мужчина. Ты подумал, что Эберхайм вымышленный персонаж?
Шах встал перед ней и смотрел в глаза:
– Не исключал.
Эя не сразу поняла, что он так смотрит на нее, как изучает, чего как кота за хвост тянет – говорит и идет. И только заметив, что они одни, группа уже поднялась выше, сообразила:
– Хочешь что-то мне наедине сказать?
Вейнер погонял травинку во рту и тихо спросил:
– Тебе не кажется странным, что чего не коснись, фигурируют как правило две персоны – Эрлан и Эберхайм.
– Могу перечислить еще десяток.
– Сам могу, – улыбнулся криво, а смотрит, словно мучает его что-то. Девушка положила ему руку на грудь, желая успокоить, взять часть тревог. – Что тебе покоя не дает?
Шах осторожно накрыл ее ладонь своей, прижимая к груди и, выплюнул в сторону травинку. Склонился, словно целоваться собрался, помедлил, вглядываясь в лицо Ведовской, и тихо, чуть касаясь щеки дыханием, спросил:
– А если убрать эти два "э" – что будет?
Эрика нахмурилась – что у него в голове творится?
– О чем ты?
– Не верю. Про второго потому что слишком черным его рисуют, всех собак свешивают. Это подозрительно. Первому, потому что наоборот – весь такой чистенький, правильный, правильный, просто рождественский ангелочек. А таких не бывает, Эра, ни здесь, ни у нас. В жизни не бывает. Их создают в идеологических целях и вешают плакатами.
Ведовская задумалась. Отвела взгляд, вновь уставилась в глаза Шаха:
– Считаешь, что нам активно развешивают лапшу по ушам?
– Угу.
Эрика помолчала, разглядывая деревья в стороне и, головой качнула:
– Нет, Эрлан не станет, не в его натуре…
– А в чем его натура? Если убрать этот образ непогрешимого героя, если представить, что он не такой белый и пушистый? Зачем он рядится в белые одежды и нужен ли тебе без них?
Девушка внимательно смотрела в глаза мужчины и пыталась понять, что он хочет, к чему ведет?
– Он мой муж.
– Муж? Вы даже не обменялись кулонами, я знаю, так положено, просветили уже. И где твой? Его? – в шепоте Шаха появилась горячечность на грани отчаянья. И ей показалось Вейнер сходит с ума, выдумывая несуществующие фантомы. Вот только зачем?
Ответ был прост, но Эрика не смогла бы его найти, потому что пропустила занятия с Табиром. Вейнер уничтожал чары Эрлана, уверенный, что без них девушка и не посмотрит на Лой. Была бы она хоть на одном уроке, поняла, почему мужчина так пристально и странно смотрит.
– Я люблю его, не лезь в наши отношения, – посоветовала отодвигаясь. Шах склонил голову и смотрел так, словно она не свою ладонь от его груди отняла, а сердце ему вырвала. И мелькнула мысль – влюбился. И тут же ушла – Шах не тот человек, что может иметь любовные переживания.
Эрика отступила ее и, развернувшись, пошла вверх, желая нагнать остальных. И услышала в спину жаркое, отчаянное:
– А если не любишь, а заставили любить?! Если его чары заставляют любить, как всех – верить всему, что он говорит?!
Девушка обернулась:
– Никак не пойму, что с тобой. Вроде не пил головой не ударялся.
– Эя? – раздалось мягкое, чуть озабоченное и оба знали чье. Эрлан стоял у сосны на верхушке пригорка и протягивал жене руку, чтобы помочь подняться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
