Примаков не собирался заниматься внутренним сыском, но он позаботился о том, чтобы разведка ни в чем не уступала другим спецслужбам. Он вел себя, как рачительный хозяин. И это нравилось его подчиненным.
Важнейшее испытание на лояльность Примаков прошел после встречи в Беловежской пуще в декабре 1991 года. Ельцин и его окружение тревожились: не попытается ли Горбачев в последний момент сохранить власть силой?
Министр внутренних дел Виктор Баранников был человеком Ельцина. Министр обороны маршал Евгений Шапошников тоже поспешил присягнуть Ельцину на верность. А как себя поведут руководители спецслужб Бакатин и Примаков, это беспокоило российскую власть. 9 декабря 1991 года Примакова без объяснения причин попросили приехать из Ясенево на Лубянку. В кабинете Бакатина глава российской госбезопасности Виктор Иваненко передал им обоим пожелание российского правительства быть благоразумными, иначе говоря, не сопротивляться неизбежному распаду Советского Союза и переходу власти к Ельцину. Предупреждение было напрасным – Примаков уже присягнул российской власти…
После встречи трех лидеров в Беловежской пуще, подписавших соглашение о создании Содружества независимых государств, президент СССР Михаил Горбачев собрал своих советников, тех, на кого мог рассчитывать, и задал вопрос: что будем делать?
Горбачевские люди говорили о том, что не надо сдаваться, что союзные структуры должны продолжать работать. Примаков был осторожнее, сказал, что нужно принять совершившееся, а к России, Украине и Белоруссии, вполне возможно, присоединятся и другие республики.
10 декабря Горбачев вновь собрал ближний круг – Александра Яковлева, министра внешних сношений СССР Эдуарда Шеварднадзе, московского мэра Гавриила Попова, Примакова, главу союза промышленников и предпринимателей Аркадия Вольского, Вадима Бакатина, Григория Ревенко, руководителя своего аппарата, и Егора Яковлева – председателя Гостелерадио.
Горбачев сказал, что получил распоряжение о переводе управления правительственной связи под юрисдикцию России. Как быть?
Помощник Горбачева Георгий Шахназаров резко ответил, что это переворот, что завтра придут опечатывать кабинеты. Примаков спокойно заметил:
– У вас нет никаких силовых возможностей помешать действиям российского руководства. На армию не опереться. Международные силы будут взаимодействовать с республиками.
Иначе говоря, Примаков предлагал Горбачеву примириться с неизбежностью. Сам Евгений Максимович не собирался конфликтовать с российской властью.
А как после нескольких месяцев совместной работы оценивали Примакова сотрудники разведки? Вот, что я услышал от тех, кто в те годы работал в Ясенево:
– Всем понравилось, что он стал называть себя директором, а не начальником. Само отделение от КГБ было хорошо воспринято. И то, что он потом воспрепятствовал вливанию разведки назад в общую структуру госбезопасности, за это ему тоже спасибо. Разведка все-таки это не часть репрессивного аппарата.
И то, что он воинское звание себе не присвоил, тоже было хорошо оценено. Люди каждую звездочку годами добывают, а тут ни дня не проработавший в разведке начальник сразу получает генеральские погоны… Это было расценено как поступок серьезного, солидного человека. Погоны в его положении – детская шалость.
Разведчики согласились с тем, что во главе разведки не обязательно должен стоять профессионал, который знает все эти забавные дела, как от наружки уходить и с агентами тайно встречаться. Нужен политик с широким кругозором и с авторитетом у высшего руководства страны.
Примакову были благодарны за то, что кадровых чисток он не проводил, все вверх тормашками не переворачивал, а, напротив, способствовал консолидации и без того крепко сбитого аппарата. Принимая кадровые решения, он всегда советовался со своими заместителями. Иногда и шире был круг тех, с кем он обсуждал кандидатуру – это зависело от того, на какую должность искали кандидата.
Даже близкие к нему люди не знали, принял ли он уже заранее решение и заместителей собирал всего лишь для проформы? Или же, наоборот, собирался целиком довериться мнению коллег? Но ритуалу этому он придавал большое значение. А может быть, это и не ритуал вовсе. Совета он спрашивал всегда, и выслушивал внимательно. И только в самый крайний момент, если на него кто-то крепко жал, он мог сказать:
– Ну, разрешите мне быть директором!
Мягко так… «Разрешите»…
Он звонил своим коллегам, например, заместителям, начальникам департаментов:
– Добрый день. Это Примаков.
Всегда представлялся. Как будто его по голосу не узнали бы. Потом спрашивал:
– У вас минуточка есть? Вы не очень заняты?
А ведь большинство руководителей считает: если я звоню, то надо все бросить. Какие уж там дела, если директор звонит! У Примакова не так. Он воспитанный человек.
Он сразу показал, что считается с ветеранами службы. Они в Ясенево уже не работают, свободны от воинской дисциплины и могут резко высказываться – кто в силу возраста, кто в силу того, что не сложилась карьера. Но Примаков не считал, что раз в ассоциации ветеранов собрались люди вчерашнего дня, так и нечего с ними разговаривать, время тратить.
Он собрал бывших руководителей разведки, заместителей, бывших начальников крупных подразделений, говорил с ними, что-то объяснял, совета спрашивал. Может быть, и это ритуал. Но в службе оценили, что он считал это необходимым. Евгений Максимович создал Совет ветеранов Службы внешней разведки и поставил во главе Александра Титовича Голубева, который был начальником разведки в КГБ РСФСР и получил погоны генерал-лейтенанта.
В Ясенево есть несколько залов для собраний – зал на сто мест, зал на триста мест и зал на восемьсот. В зале на восемьсот человек в прежние времена устраивались партийные конференции. В перестроечные времена там стали собирать разведчиков послушать приезжавших в Ясенево депутатов – необычная для офицеров была форма общения.
И вот на каком-то общем для разведки мероприятии в зале на восемьсот Примаков произнес речь, которая согрела сердце коллектива. Он говорил: наши с вами заботы, наши задачи, в нашей среде, надо действовать нашими специфическими средствами… Когда он применительно к какому-то решению правительства сказал: «в нашей среде это могло бы найти поддержку», зал зааплодировал. Примакова уже считали своим.
Но в том, что Примаков справится с должностью начальника разведки, президента Ельцина пришлось убеждать дважды. В первый раз, когда Примакова назначали. Тогда сумел настоять на своем Вадим Бакатин, да и мнение Горбачева еще что-то значило. Во второй раз, в конце 1991 года судьба Примакова была в руках его многоопытных подчиненных.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
