В «Известиях» разведчикам, работавшим под журналистским прикрытием, предложили выбирать: или уходите в разведку, или оставайтесь в редакции, но тогда увольняйтесь из разведки. Те, кто хорошо писал, кому нравилось газетное дело, предпочли «Известия». Приходили к главному редактору, показывали обходной листок, заполненный в Службе внешней разведки. Один из них, высокий, физически крепкий, уверенный в себе человек, уволившись из СВР, сказал мне:
– Знаешь, впервые в жизни чувствую себя неуверенно. Все-таки привык, что за мной стоит мощная организация.
Другие активно искали работу, в основном в Управлении по обслуживанию дипломатического корпуса в качестве переводчиков-референтов при иностранных журналистах. Там платили в валюте, хотя работа была малоприятная. Потом, когда стали появляться банки, разведчики почувствовали себя лучше – их охотно брали в службы безопасности и в аналитические отделы. Разведчики прежде всего могли предложить новым работодателям свои зарубежные контакты.
Ушли не только те, кого считали балластом.
По собственному желанию уходили молодые офицеры, которые считали, что у них нет служебной перспективы. Исходом из разведки это назвать нельзя, но потеря была заметной. Офицеры писали заявления и увольнялись. Это было нечто новое в разведке, которая превратилась в обычную государственную структуру.
Один из близких сотрудников Примакова шутил:
– Еще до работы в разведке я услышал такую пугающую фразу: из разведки по своей воле не уходят. Отсюда выносят вперед ногами или выводят в наручниках. Вот как. Так когда я приходил, то думал: а как уходить-то буду? Если два пути всего, то какой же мой?
Разведчики впервые почувствовали себя в определенном смысле обычными служащими. Они имели право заниматься прежним делом, а могли уйти, если возникало желание заняться чем-то другим.
Но тогда, в первые дни это было шоком для кадровых разведчиков. Как это можно взять и уйти? Те, кто оставался, говорили разные резкие слова в спину уходящим. Увольнялись в основном из-за денег. А кто-то ушел и по идеологическим соображениям – как это жить без главного противника? Разве можно говорить, что наши интересы с Соединенными Штатами в чем-то совпадают, а в чем-то не совпадают? Сегодня не совпадают, а завтра совпадут? Это казалось настолько чудовищным, что офицеры говорили: я в этом участвовать не желаю, и уходили.
Примакову предстояло сформулировать национальную разведывательную политику. От разведки требовалась прежде всего радикальная смена приоритетов.
Семьдесят с лишним лет внешняя разведка вела борьбу с мировым империализмом на всех фронтах. На практике это означало массированное агентурное проникновение во все государства и стремление узнать все тайны, не считаясь с затратами.
Государственная политика новой России исключала продолжение такой линии. Современные концепции национальной безопасности требовали разумной достаточности не только для армии, но и для разведки. Но можно себе представить, как трудно было сменить ориентиры офицерам со стажем. Смогут ли кадровые разведчики отвыкнуть от прежних идеологических установок?
В разведке работали разные люди с разными политическими взглядами. Для одних крушение социализма было ударом. Другие стали говорить, что после крушения социалистического строя работать легче: исчезла фальшь.
Специалисты уверены, что работа в разведке сама по себе наносит тяжелый ущерб психике разведчика. Он ведет двойную жизнь и к тому же убеждает своих агентов делать нечто преступное – изменять Родине, красть секретные документы. Вот почему в разведывательной школе слушателей пытаются морально вооружить, объясняя, что во имя Родины надо идти на все.
Разведчиков учат умению налаживать контакты, устанавливать близкие отношения, получать от людей информацию. В любом собеседнике, даже если он не оформлен агентом, разведчик видит прежде всего источник информации. А если от него нельзя получать информацию, то и нечего терять на него время и деньги.
Чем в этом смысле дипломат отличается от разведчика? Дипломаты тоже ведь с не меньшим искусством выведывают то, что им надо. Разведчик пытается придать отношениям специфический, личный характер, чтобы получать больше, чем то, что мог бы узнать дипломат.
Можно платить за информацию деньги или же убедить иностранца в том, что помогать твоей стране – это святое дело. Советским разведчикам приходилось вербовать людей, рассказывая, какая прекрасная страна Советский Союз. Некоторые разведчики испытывали при этом моральный дискомфорт. Бывало, советский разведчик нахваливает свою страну и думает: ну и дурак же ты, американец, что в это веришь. Беда в том, что Советский Союз – за исключением короткого промежутка времени (после революции и до начала тридцатых годов, а также во время второй мировой войны и в первые послевоенные годы) – далеко не у всех вызывал симпатии. А вот вербовщики американской разведки действовали как представители политически привлекательной страны.
Один из наших разведчиков, награжденный орденом за удачную вербовку, говорил мне:
– Мы работали от имени дурно пахнущей страны. Надо понять наше положение. У тебя галстук, аккуратная прическа, пробор, но от тебя плохо пахнет. Ты представляешь страну с мерзопакостным режимом. Трудно было защищать страну, когда речь шла о нарушениях прав человека. Нужно было как-то выглядеть прилично. Но и не переходить некую грань, за которой уже американский разведчик мог бы попытаться тебя поймать на несогласии с политикой КПСС…
Вот таким людям приход Примакова был по душе. Но их в разведке меньшинство.
Когда Примаков приступил к работе в разведке, с ним пришла известная формула, придуманная англичанами: у нас нет постоянных соперников и нет постоянных союзников, постоянны только наши национальные интересы.
Но ведь советская разведка всю свою историю работала против постоянных противников. И этим все определялось. То, что хорошо для противника, плохо для нас. То, что хорошо нашим союзникам, и нам хорошо. Никаких личных пристрастий. И вдруг Примаков декларирует такую ересь…
На Примакова газеты набросились и справа, и слева – что он понимает под национальными интересами?
Одни говорили: мы демократы, мы будем строить правовое государство, закладывать основы рыночной экономики, нас все любят, от нас во всем мире только этого и ждали – какие же у нас могут быть враги?
А на другой стороне политического спектра какой крик стоял: как это у нас нет соперников и противников?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
