Еременко, дрожащие мелкой дрожью, посмотрел на Фадея, сидящего на спине умирающего: «Кажись отходит!» И как будто в ответ ему, Еременко судорожно забился, стал на колени и резким движением ног сбил Фадея со спины. Андрей откочил в сторону, с испугом смотрел на бьющегося на земле пропитанной кровью Еременко. Мойша кротко улыбнулся, закрыв глаза: «И чего вы, товарищи, его теперь боитесь? Он ведь уже умер… таки да, умер… он уже пошел… далеко пошел и это только тело его мертвое в последнюю минуту играет. Смотрите, уже успокаивается!» И в самом деле, поднявшийся было на колени Еременко упал снова и дернувшись всем телом вытянулся и затих. Его голова, почти отрезанная от туловища, неестественно выгнулась в сторону, показывая большой удивленный, быстро тускнеющий глаз. Из огромной рваной раны на шее уже тихо кончала вытекать посветлевшая кровь.
Трое убийц стояли вокруг и прислушивались молча, ловя последние признаки жизни. Но жизни уже не было, все было тихо и неподвижно и, казалось, лес вокруг тоже насторожившись слушал и смотрел на место казни. Андрей с облегчением улыбнулся: «Ну и живучий же гад был, уж так хрипел, так горготал, сволочь! руки затекли его держать». Фадей ногой ударил по мертвой голове, раздирая подрезанные мышцы: «Вот его жистя и кончилася! отвоевал шпигон проклятый!.. и скажи ты на милость: сам небольшой, а кровищи напустил как бык и откуда он ее брал, гад?» Андрей плюнул: «Фу ты какая поганая морда стала… ну даешь, нечего тут зубы заговаривать! Бери его гада под мышки, а я за ноги и в болото. Товарищ Соболев приказал, чтобы значица никаких следов от него на нашей земле не осталося». Фадей опустился на колени и начал расшнуровывать ботинки у Еременко, поднимал уже костенеющие ноги, стащил со ступней, радовался: «Вот и я штиблеты заимел! теперя уже окончательно! А то куда же, все дарю и дарю. Нет, гад, я их сам возьму и лаптей не отдам!» Сняли с убитого часы, из карманов портсигар полный махорки, подаренной Максимом, бумажник, пальто залитое кровью оставили. Подняли тело с болтающейся головой и бросили в тусклую зелень болота. Встревоженная гладь разошлась тяжелыми правильными кругами и затерялась в встревоженной болотной траве, Еременко исчез. Только кровь показывала на место смерти немецкого шпигона, медленно и нехотя впитывалась в землю напоенную влагой.
Повернули обратно, весело переговаривались, Андрей одел шляпу Еременко, Фа-дей скрипел почти новыми штиблетами, слегка морщился, были немного тесные и давили. Мойша нес автомат и патронташ казненного; без конца кашлял и сплевывал розовую слюну, стараясь попасть в болото. Андрей смеялся: «Скоро тебе, Мойша, амба, сам кровью изойдешь, не надо тебя резать! И что мне удивительно, товарищи милые: как это просто сдохнуть! Вот был Володька и нету его, засосало болото, а он, миляга, еще минуту малую до смерти такой развеселый был. Помните, как он войну еще благословлял!» Фадей морщился все больше, так давили тесные штиблеты, что и радости как будто и не было: «Одно слово — мы его благословили, будет знать, сука белогвардейская!» Подходили к лагерю, солнце уже поднялось высоко, горячо грело. Летали и весело кричали скворцы, уже освоились на новых местах после зимней отлучки, гнезда вили. Андрей смотрел на них, задравши голову, задумчиво улыбался: «Ишь, миляги, тоже радуются весне, вместе с нами, живыми людьми на солнце греются. А Володька кончил, холодно ему в болотной трясине. И вот думаю я, братцы, вспоминаю, как он вчера ревел вечером и нашу песню слушал, так заливался. Чувствовал будто, миляга, что жизня его у нас тута кончалася! Стой… пришли… как пароль спрашиваешь? Ведь забыл, браток, с этим шпигоном проклятым! Постой, не стреляй, вспомнил… Свердловск! Свердловск! А это я сам… Андрей… в шляпу переводчика вырядился… так… для смеху!»
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Первый том романа «Изменник» является тщательной обработкой событий в оккупированной немцами части Совсоюза. На фоне действительно происходивших событий, я попытался создать художественный вымысел, где принимают участие живые люди, которых я наблюдал там на Родине. Пусть читатель решит насколько мне удалось в моем дерзании. И, если во время чтения его сердце дрогнет хотя бы раз, это будет моей самой большой наградой — значит мне удалось. II том романа начнет печататься немедленно, когда я соберу достаточно денег, после реализации тиража первого тома. С помощью русских людей тогда будет закончен мой труд, задача, которую я решил осуществить перед тем как уйти в вечность. Одновременно приношу мою глубокую благодарность СБОНР-у за его помощь при издании.
В. Герлах.
ВТОРОЙ ТОМ
ВСТУПЛЕНИЕ
Во втором томе моего романа мои читатели не могут не заметить, как БЕСПОЩАДНОСТЬ главарей двух великих народов постепенно поразила многих людей, принимавших участие в кровавом безумии, второй мировой войны. Нам всего важнее судьба нашего народа, тех «советских людей», о которых не перестают с торжеством кричать аппаратчики в Москве.
Чтобы понять судьбу русских людей, нужно внимательней прочесть трагедию русского переводчика Ерёменко в первом томе «Изменника». Подумать над паролем партизан в день убийства «белогвардейца»… Свердловск-Екатеринбург… Город мученической смерти нашего последнего царя с женой и детьми. Кровь этой зверски замученной семьи ещё не искуплена ни нашим народом там на нашей родине, ни нами здесь. И тени семьи все стоят, там во главе многих миллионов других замученных.
МОИМ ПОГИБШИМ бойцам 654 Восточного Б-на посвящаю…Через три дня полицейские возвращались домой так как были перед походом, только без переводчика, который, видно, заблудился и пропал в лесу недалеко от Озерного. Но вместо Еременко везли девушку, молодую и тоненькую, веселую и смелую Шуру Глухих. Встретила она полицейских на развилке дорог, откуда одна дорога вела на Луговое, а другая лесом в город. Стояла под березой, которая наливалась уже совсем тугими готовыми лопнуть почками и махала цветастым платочком. В первой телеге ехал невеселый и даже очень злой Степан. Ругал вслух всех, а самого про себя. За то, что не досмотрели за этим дураком-переводчиком и потом плохо его в лесу искали. Про себя же ругал Еременко и очень удивлялся, что-тот не вернулся сам в Озерное. Оставалась последняя, правда, очень маленькая надежда, что тот может быть просто сбежал в город, но страшная мысль, что его поймали партизаны все время возвращалась в голову Степана. Он представлял себе сердитое лицо Шаландина, ежился и готовился к ответу, еще больше боялся товарища Галанина… Плохо, кругом плохо… А тут еще эта девка незнакомая смеется и платком как дура машет… наверняка связная этих партизанов. Придержал кобылу за вожжи, не спеша слез с телеги, посмотрел строго в веселые темные глаза, коротко допросил: «Кто такая? документы…» Документы, как будто, в порядке и некоторые даже по-немецки с печатями написаны. Уже более благожелательно слушал и удивлялся: «Говоришь, что хочешь к Галанину, коменданту… ой не ври… девка, не то сию минуту арестую. Убегла от майора Розена? он мне лично известен… не вытерпела без нашего коменданта?.. Ага… ну это другое дело… Все мне теперь ясно и даже очень понятно и смешного тут ничего нету, гражданочка. Садитесь, пожалуйста рядом со мною. Товарищи, а ну ка потеснитесь, подложите ей под спинку сенца. Видите сами, девушка молодая и усталая, в ботиночках в такую даль к нашему товарищу белогвардейцу пешака перла. Отдыхайте, гражданочка, я вас живым духом господину лейтенанту доставлю! Подгонял сытую, но очень ленивую кобылу, не жалел кнута, искоса поглядывал на ямочки около кончиков красных маленьких губ, верил в то, что гражданка Глухих говорила правду и втихомолку радовался неожиданной удаче… Получалось что? Правда за переводчиком не усмотрели, но зато везли товарищу Галанину его полюбовницу из областного города. Что она была его полюбовницей сомнений не было, девка была красивая очень, правда, немного сухенькая, но все, что полагается девке иметь, на месте! Как раз для Галанина подходящая, и даже очень, девка! А то ведь, безусловно, уморился. С Верой, чужой невестой ничего не выходит, с другими брезгует, а эта сама призналась, что не может без него жить, пешком даже прибежала. Бой девка и красавица писанная! два глаза черных и в каждом из них по два черта выглядывают. И повеселел Степан, запел песни, пожалел, что гармонь не захватил на эту разведку проклятую! Пел и ему вторили птицы и деревья в лесу и светило высокое жаркое солнце… очень даже весело!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
