Остановившись возле автомата, Григорий набрал номер и попросил к телефону Эмиля Зикке. Тот сразу же ответил. Григорий поздоровался как старый знакомый, сказал, что сегодня приехал из Берлина и привез жене Эмиля письмо от брата. Спросил, где он может его передать.
После короткого молчания Зикке ответил, что лучше всего им встретиться в пивном баре, в пяти километрах к западу от Карова. Объяснил, как туда добраться, и попросил быть там не позднее пяти часов.
Времени было еще много. Григорию захотелось есть, и он подъехал к кафе. Заказал сосиски, черный кофе и стал просматривать свежие газеты. На сердце у него потеплело. Здесь были новости о восстановлении заводов, домов, улиц. Сообщалось и о том, как немцы помогают Советской Армии вылавливать гитлеровцев, скрывающихся под чужими именами. И вдруг — небольшая заметка о появлении в советской комендатуре генерала Воронова, который еще в первую мировую войну работал в английской и немецкой разведках. В заметке говорилось, что Воронов принес с собой чрезвычайно ценный материал об американской разведывательной школе и собирается обратиться с призывом ко всем русским, обманутым немцами и американскими властями, чтобы они искупили свою вину перед Родиной.
Лицо Григория посветлело. Он не мог усидеть на месте. Быстро допил кофе, сел в машину и поехал в бар. Хотелось увидеть фрау Марту, но он понимал — это категорически запрещено. К тому же — что он может сказать ей? Только то, что карающая рука наконец-то настигла ее сына.
Насвистывая модную немецкую песенку, Григорий ехал по шоссе. Навстречу ему время от времени попадались машины с людьми, одетыми в советскую форму. Ему было радостно и горько. Так и хотелось крикнуть им, заговорить по-русски, произнести хоть два-три слова. Но он все громче напевал надоевшую песенку. Машин становилось все больше, лица у солдат веселые, оживленные. Они отвоевались, честно выполнили свой нелегкий долг и теперь возвращаются на Родину.
Григорий проехал пятый километр и увидел маленький пивной бар, утопавший в зелени. Лучи угасающего солнца играли на голубых стеклах, сверкали ярко-красная крыша с маленькой башней и медное кольцо на дубовых дверях. Здесь же, на вывеске, пенилось в кружках янтарное пиво, а рядом истекали жиром розовые сосиски. Полный камуфляж. Все здесь дышало уютом и покоем.
Григорий поставил машину на отгороженную площадку и вошел в бар. Выбрал столик у окна и еще не успел ничего заказать, как к бару подъехала машина, из нее вышел светловолосый мужчина, вошел в зал и направился прямо к столику Григория.
— Простите, могу ли я получить у вас письмо для моей жены?
— Да, ее брат просил передать письмо вам лично.
— Рад познакомиться. К вашим услугам. Лучше бы нам пройти в боковую комнатку, там можно спокойно поговорить. Хозяин — мой друг и обслужит нас там.
Они сидели, удобно устроившись в креслах.
— Да уж, вы ставите передо мной очень сложную задачу. Ну, скажем, женщину, которая принесет передачу, я найду. Конечно, за большое вознаграждение. А как быть с тюремщиком? Когда его прижмут, он сразу же выдаст меня.
— Именно поэтому Нунке и приказал вам немедленно выехать в Берлин.
— Но у меня здесь все хорошо налажено. Мне нужно совсем немного времени, чтобы завершить задание. Несладко придется тогда советской комендатуре и тем немцам, которые перекинулись к большевикам.
— Нунке поручил мне заменить вас и довести до конца это дело.
Разговор длился больше часа. Затем Григорий и Зикке сели в свои машины и уехали.
Мысли Григория бежали стремительным потоком. Что делать? Предотвратить жуткую трагедию — значит выдать себя. Нунке говорил, что Зикке хорошо законспирирован, и если все сорвется, то подозрение падет прежде всего на Григория. Обыск в его квартире в связи с изменой Воронова, появление на горизонте Лемке, арест Баумана — всего этого вполне достаточно, чтобы вызвать недоверие даже у Нунке. Так, нужно успокоиться и трезво все проанализировать.
И вдруг где-то в глубине души, помимо воли, вспыхнул огонек надежды. Вспомнилось, как шумят, склоняясь к Днепру, ивы, мелькают лодки на серебристой поверхности воды… зашуршал песок на знакомой дорожке, красные и белые розы потянулись к нему нежными лепестками, касаясь лица, рук, волос. Затем засверкал, заискрился снег, и вот уже пушистые снежинки скользят по его лицу, ласкают, гладят… И уже не песок шуршит на дорожке, а поскрипывает под ногами плотный снежок. Воздух бодрит, хочется схватить пригоршню снега, смять в руке и кинуть снежком в товарища… А вот и знакомый домик. На пороге стоит отец и от радости не может произнести ни слова, только протягивает к нему руки. Какое счастье!..
Нунке, довольно потирая руки, улыбается, ходит по кабинету, останавливается у телефона, набирает номер.
— Фред, жду вас, как только освободитесь. Несмотря на мою болезнь, мы с вами выпьем коньяку. Ведь у меня сегодня еще и день рождения. Все остальное расскажу при встрече.
Молодец этот Фред, ничего не скажешь, так прекрасно провернул операцию. Правда, это еще не все, под любым предлогом надо убрать Зикке, слишком много он знает о Нунке. Действовать придется осторожно. Он хорошо законспирирован, успел наладить связи с людьми, и если диверсия сорвется, Нунке может здорово попасть от начальства. А именно выполнением этого задания он хотел загладить свой провал с Вороновым. Опять придется обратиться за помощью к Фреду. Ведь связи Зикке теперь известны только ему…
Размышления Нунке прерывает стук в дверь.
— А, Зикке, заходите! Садитесь, очень рад вас видеть.
— Герр Нунке, если бы вы знали, как я рад вновь оказаться среди своих! Мне удалось многое сделать. Не все немцы там продались большевикам. Выдав себя за агронома, я объездил немало объектов и везде наладил связи. Мне удалось попасть на завод, производящий витаминную муку для скота. Там тоже есть наши люди. Яд будет добавлен почти во всю продукцию завода, и таким образом он попадет в силос.
— Скажите, герр Зикке, — перебил его Нунке, — люди, с которыми вы договорились, надежны?
— Думаю, что я в них не ошибся. Несколько дней назад я передал брикеты человеку, который засыплет их в муку. Мне кажется, все сделано чисто. Если бы не та история с Бауманом, я мог бы попортить еще немало крови советской администрации. Но перепуганный тюремщик попросил встретиться с ним. Я понял, чем это мне грозит, и, выполняя ваш приказ, выбыл из Карова, чтобы больше туда не возвращаться. Герр Шульц на всякий случай снабдил меня и Ингу документами. Я — счастливый сын, который, наконец-то, с помощью «Семейного очага» нашел своих «стареньких родителей», еду с женой к ним в гости. Итак, жду ваших указаний.
— Вы — отличный офицер, господин Зикке. Я доложу о вас начальству. Возвращаться в восточный сектор вам нельзя, мы подыщем здесь работу, соответствующую вашему опыту и знаниям.
— Спасибо, господин Нунке, в Мюнхене проживает моя сестра. Если вы позволите, я съезжу к ней.
— Конечно, конечно, господин Зикке. Вы заслужили отдых. Позвоните мне через неделю, и я скажу вам что-то более конкретное. Мы умеем ценить преданных людей.
Старая Зельма накрывала на стол. Сверкали серебро и хрусталь, но от этого дом казался еще более холодным и пустым.
Нунке был в хорошем настроении.
— Значит, с Бауманом покончено. Теперь он будет молчать. Но вы понимаете, Фред, — Нунке сделал многозначительную паузу, — не должно быть никаких свидетелей. Мы живем в мире, где нельзя верить даже самому себе. Понимаете, о чем я говорю?
— Пока нет, герр Нунке… То есть вы говорите о Зикке? Я вас правильно понял?
— Да, Фред. Зикке надо убрать. Это единственный человек, который знает детали операции «Лютц».
— Простите, господин Нунке, но второй — это я. Когда-то вы изволите убрать и меня? — рассмеялся Шульц.
— Да ладно, Фред, мне сейчас не до шуток. Я не имею права провалить задание, которое не успел завершить Зикке. Вам снова придется по делам нашего «Семейного очага» побывать в восточном секторе, на заводе, который производит витаминную муку для скота, переговорить с нашим человеком и узнать, как продвигается дело. Поверьте, Фред, если бы я так хорошо не относился к вам, то не обращался бы с этой просьбой. Но, уверяю, это будет ваша последняя поездка в восточный сектор. Я понимаю, как больно смотреть на немецкие города, где с победным хихиканьем ходят азиатские дикари. Но пройдет совсем немного времени — и мы сметем с лица земли эту коммунистическую нечисть. Без союзников они ничто, а союзники, как вам известно, уже отвернулись от них. Скоро мы всем покажем, что такое немецкая нация!
— Герр Нунке, извините, что перебью вас. Когда мне надо уехать, чтобы завершить задание?
— В ближайшие дни. Это будет замечательный подарок советской администрации! Придется поголодать и им, и тем, кто работает на них: наконец-то они поймут, какую райскую жизнь несут им Советы. Мы осуществим такую же операцию и с хлебом, но это уже сделают другие.
