И я сделаю это совершенно безболезненно для себя, потому что я – девушка белого шелка!
Я могла танцевать перед ними как угодно, пытать их своей соблазнительной красотой и абсолютной раскрепощенностью.
Потрясенные зрители разражались дикими криками, стонали от неутоленного желания и восхищения. Они все были у меня в руках! И я знала, что это доставляет им наслаждение.
Ритм музыки непрестанно менялся. Он требовал от танцовщицы перерождения в дрожащую от страха молодую невольницу, впервые познавшую плеть и ошейник, превращал ее в томящуюся в одиночестве рабыню, изнывающую от тоски по покинувшему ее хозяину, дарил черты гордой, сознающей свою силу и власть женщины, презирающей всякие оковы и находящей удовольствие в подчинении себе мужчин, наделял горечью опытной рабыни красного шелка, сходящей с ума по рукам своего хозяина.
И все эти черты воплощала в себе я, то робко приближаясь к выбранному мною воину и каждым своим жестом умоляя его о защите и прощении, то удаляясь от него и заламывая руки в безысходной тоске, словно не в силах перенести разлуку с любимым, то проходя мимо, бросая высокомерный взгляд царственной особы, знающей себе цену, а то корчась в беззвучном стоне изнывающей от тоски покинутой женщины.
Зрители бурно реагировали на каждое мое движение. Они вскакивали на ноги, потрясали кулаками и разражались глухими стонами, но я лишь бросала каждому из них мимолетную, дразнящую улыбку и тут же переходила к следующему участнику моего маленького представления. Затем, когда музыка в бушующей ярости аккордов достигла своего апогея, я обратила все свое мастерство на моего хозяина – Раска.
Возлежа на пламенеющих в свете костра толстых коврах, он равнодушно потягивал из кубка подогретое вино. Взгляд его холодных глаз на каменном лице оставался безучастным.
Я танцевала, каждым своим движением стремясь передать всю мою ненависть к нему – ненависть и презрение. Я стремилась заставить его кровь закипеть в жилах, затуманить сознание, взорваться диким желанием, которое я своей властью оставила бы неразделенным, безответным, потому что я способна была держать себя в руках, потому что я была лишена женских слабостей и именно в этом заключалось мое могущество, моя сила. Я могла терзать его и даровать помилование. Я могла уничтожить его – похитившего меня, обратившего в рабство, изувечившего мое тело рабскими клеймами и плетьми, унизившего заточением в железном ящике. Теперь настал мой час. Я заставлю его страдать.
Мой танец превратился в поединок с этим каменным изваянием. Все во мне сконцентрировалось, напряглось и выплеснулось в этом акте моего отмщения.
Я отчаянно старалась пробудить в нем желание, но взгляд его оставался все таким же безучастным. Наблюдая за мной с холодной отрешенностью многоопытного ценителя, он время от времени поднимал свой кубок и отхлебывал подогретое вино. Постепенно я начала ловить себя на мысли, что его взгляд приобретает надо мной все большую власть, что каждое мое движение уже порождено не волей моего разума и моих стремлений, а каким-то странным, непонятным образом подчинено власти, безоговорочному диктату этих холодных глаз. Я почувствовала страх и с переходящей в остервенение настойчивостью выплеснула на него всю свою ненависть и презрение.
Он, казалось, забавлялся всем происходящим, не более того.
Я задохнулась от ярости.
Последние аккорды музыки угасли.
Я опустилась перед ним на колени, покорно склонив голову к его ногам.
Зрители на мгновение замерли и затем разразились бурей аплодисментов. Даже девушки, я видела, неистово колотили ладонью правой руки по левому плечу.
К Раску приблизился один из его воинов.
– Наказать ее плетьми? – спросил он. Я покрылась холодным потом.
– Нет, – покачал головой Раск и жестом показал, что я могу оставить площадку. – Пусть танцуют другие невольницы.
Я подняла с земли свою шелковую накидку и отошла от костра.
Все во мне дрожало от возбуждения. Я была мокрой от пота и едва держалась на ногах.
Рафф и Прон вытолкали на песочную площадку Ингу с Реной, требуя, чтобы те продемонстрировали свое мастерство в танце.
Зрители шумно переговаривались, делясь впечатлениями.
Я поспешила укрыться в темноте и тут же наткнулась на поджидающую меня Юту.
– Ты очень красивая, Эли-нор, – заметила она.
Я промолчала и пошла за ней к кухонному бараку.
Здесь Юта омыла меня водой и протянула полотенце. Я насухо вытерлась и собралась отправляться в барак для рабочих невольниц.
– Нет, – остановила меня Юта. Я с удивлением посмотрела на нее.
– Приведи себя в порядок, – сказала она, – и снова наложи косметику.
– Зачем? – спросила я.
– Делай то, что я тебе говорю, – приказала она. Я послушно наложила тени на веки и накрасила губы. Юта привязала мне к рукам колокольчики.
– А теперь сиди здесь и жди, – сказала она.
Больше двух часов мы просидели с ней на кухне. Наконец праздничный шум начал стихать, и воины, прихватив с собой понравившихся им невольниц, стали расходиться по своим палаткам.
Юта подошла и помазала меня за ушами и на груди туалетной водой.
Меня пронзила страшная догадка.
– Нет! – воскликнула я. – Только не это! Лицо Юты оставалось непроницаемым.
– Отправляйся в шатер Раска, – приказала она.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться…
– Входи, – сказал Раск. Я вошла в его шатер.
В этот момент я с наибольшей остротой ощущала свою беспомощность и полнейшее одиночество.
– Опусти полог шатра, – распорядился Раск из Трева.
Я задернула полог и стянула его края кожаными ремнями, отделяя себя и моего повелителя от всего внешнего мира.
Обреченно уронив руки вдоль негнущегося тела, я повернулась к нему.
Над полной пылающих углей жаровней стояла тренога, предназначенная для установки железного бочонка и подогрева в нем вина.
Изнутри шатер был обтянут красным шелком. С поддерживающих полотняные стены шестов на толстых цепях свисали изящные, заправленные тарларионовым жиром светильники. По краям помещения стояло множество мешков, сундуков и баулов, наполненных сокровищами, награбленными тарнсменами во время своих разбойничьих рейдов и нападений на караваны торговцев. Горловины некоторых мешков были развязаны, и доверху наполняющие их золотые монеты отбрасывали на стены шатра яркие блики. Под откинутой крышкой ближайшего ко мне сундука я увидела целые россыпи украшений из благородных металлов, усыпанных жемчугом и драгоценными камнями.
Что и говорить: Раск из Трева владел большими богатствами.
– Подойди сюда, – приказал он.
