Эстас вскочил в седло и не заставил себя упрашивать. Мысль о том, что знакомец предупреждал не зря, перекликалась с рассказом Кэйтлин о способе, которым шаман продлевал свою жизнь. Страх за жену захлестывал ледяными волнами. Эстас мчался вдоль алой линии и молил Триединую о помощи.
Глава 57
Роща показалась довольно быстро. Откуда-то из-за деревьев шло молочно-белое сияние, отчего черные стволы выглядели особенно зловещими. В паре сотен шагов от рощи конь заартачился, встал. Эстас попытался принудить его двигаться дальше, но тот взвился на дыбы, хорошо хоть, не заржал, не привлек внимания. Успокоив животное, Эстас привязал его к коряге, закинул на плечо арбалет и побежал в рощу.
С каждым шагом крепло ощущение, что туда нельзя соваться, что нарушившие покой этого места умирают долго и мучительно. Сердце билось быстро, кто-то будто положил руки на плечи и оттягивал назад, мешал приблизиться к жилищу шамана.
Алый с золотым сполох — Эстас помчался быстрей.
Деревья и кусты резко кончились — он выбежал на заледеневшее озеро. В центре сияли, переливались перламутром призраки животных. Эстас видел, как Кэйтлин добежала до берега, бросила пузырек — звон стекла, громкое ругательство шамана. Всполох белого сияния, одно из животных пропало — какой-то из хранителей получил свободу. Не заметив мужа, Кэйтлин побежала к следующему тотему. Изо льда выстрелила плеть плюща, схватила жену за ногу. Кэйтлин упала, кинжал отлетел в сторону.
Шаман, не менее плотный, чем призрак отца, подошел к Кэйтлин и встал в шаге от нее. За спиной шамана полукругом замерли призраки животных. Они скалились, порыкивали, но пока не нападали.
Эстас вскинул арбалет, прицелился и спустил курок. Именно в этот момент шаман наклонился и ударил Кэйтлин по ногам. Болт прошел выше — вонзился в плечо. Вопль боли откликнулся ожесточенной, мстительной радостью. Вдогонку первому болту полетел второй. На сей раз Эстас попал в грудь, но шамана это не развоплотило. Выстрелить третий раз Эстас не успел — на него бросились животные.
Не зря Кэйтлин предупреждала, что это не обыкновенны звери. Они меняли размеры, форму, и, к непередаваемому ужасу Эстаса, становились невидимыми!
Кэйтлин что-то крикнула — призраки обрели плотность. Мысленно поблагодарив жену за помощь, Эстас ударил изменившегося почти до неузнаваемости лиса. Призрак тявкнул, вспорол когтями лед. Сверху кинулся дятел — Эстас увернулся в последний момент, наотмашь ударил мечом — повезло. Птица, рассеченная пополам, упала наземь и мгновенно истлела. Лед стал черным, воняло паленым пером, но уважения к врагу у животных прибавилось. Они поначалу держались на расстоянии от человека и смазанного зельем оружия.
Кольцо зверей постепенно сжималось. Животные меняли форму, отращивая когти, удлинняя лапы. Пробные выпады, обмены ударами, злобное рычание лишь усиливали ощущение совершенной беспомощности.
Шаман за ногу тащил не сопротивляющуюся Кэйтлин к центру озера, а Эстас ничего не мог сделать!
Отчаяние придало сил, целью стал самый крупный из врагов — вепрь. Используя арбалетный болт в качестве кинжала, Эстас ценой двух укусов, от которых боль и холод распространялись по всему телу, развоплотил вепря и непомерно выросшую крысу.
Пятеро оставшихся хранителей приближаться не спешили, описывали большие круги, примеряясь.
Эстас, тяжело дыша после боя, достал огниво и зажег трут. Едкий дым, казалось, отпугнул призраков. Через боль, приволакивая ногу, Эстас обернулся вокруг себя, как учила жена, чтобы создать кокон из дыма, и поторопился к центру озера, где на светящемся бирюзой льду лежала Кэйтлин. Над ней на коленях стоял шаман, монотонно поющий на незнакомом Эстасу языке. Колдун держал обеими руками сияющий огнем кинжал, качал головой, цепочки, украшавшие оленьи рога, позвякивали в такт.
* * *
Мужчина, поющий громко и заунывно настолько, что меня тошнило, был совсем рядом. С трудом открыв глаза, увидела шамана, золотые оленьи рога и кинжал. Сияющий янтарем кинжал, нацеленный мне в грудь.
Мутило ужасно, раскалывалась голова, я неотрывно смотрела на клинок и не находила сил пошевелиться. Все было безразлично из-за трезвого разума, холода, сковавшего тело, и чар шамана.
Справа послышались шаги по льду. Я с трудом повернула голову, увидела Эстаса.
Судя по следам на ауре, его ранили. Если я сдамся, он не выживет!
Этого я допустить не могу!
Он, видимо, заметил, что я смотрела на него, ускорил шаг. За его спиной крались бесшумные хранители! Он их не чувствовал!
Собрав остаток сил, откатилась от шамана, зачерпнула энергию потока, добавила дым жгута — защита Альдина, сияющая золотом скорлупа, коконом накрыла Эстаса. Он замер, будто вкопанный, пораженный чарами, которые я сделала для него зримыми.
Рядом грязно выругался шаман, которого исчезновение жертвы выдернуло из транса. Я ударила врага заклятием. Щит он поставить не успел, выгнулся от боли, будто я его вытянула хлыстом. Аркан силы, путы, еще, еще. На волшебство ушел почти весь мой резерв, а развоплотить шамана мне было нечем — кинжал валялся где-то у берега.
Оставив извивающегося шамана, поковыляла к Тэйке. Если удастся развоплотить хранителей, Эстас будет в безопасности!
Я успела сделать всего десяток шагов, когда меня захлестнуло счастьем — лис-хранитель обрел посмертие. Быстро оглядевшись, увидела Тэйку на берегу! Она разбила пузырек о тотем!
Всплеск силы и ярости у меня за спиной был таким мощным, что я не удержалась на ногах. Шаман порвал путы. Осколки моих же заклятий полетели в золотой кокон. Эстас пригнулся, прикрыл голову руками, а я в последний миг успела поставить дополнительный щит.
Резерв был пуст. Вычерпан досуха.
— Ты меня бесишь, тварь! — рыкнул шаман, нависнув надо мной.
Мы с мужем изрядно его потрепали. Три ранения зияли дырами с опаленными краями, один из рогов потерял половину, одежда превратилась в лохмотья, от резерва тоже мало осталось.
— Может, это твой последний шанс испытать эмоции, — хмыкнула я, с трудом встав на ноги.
Он ругнулся, впился пальцами мне в горло, приподнял над землей. Дышать стало нечем, сердце захолодело, боль была невыносимая, перед глазами почернело.
Короткое падение — удар коленями и ладонями. Я упиралась руками в лед, ловила ртом воздух. Отдышаться не получалось, и новая волна счастья от освобождения хранителя стала мукой.
Рядом стоял на коленях шаман. Сиплое, булькающее дыхание, непонятное клокотание. Я подняла глаза и увидела арбалетный болт, прошивший ему шею. Зная, что такая рана вот-вот развоплотит сущность, попыталась отползти в сторону.
Шаман схватил меня за плечо, свободной рукой ударил по льду — тот пошел трещинами, с оглушительным грохотом проломился.
Я чудом успела глотнуть воздух. Левую ладонь опалило болью — я порезалась о льдину.
Вода накрыла меня с головой. Я билась, пыталась вырваться — тщетно.
Враг потащил меня на дно, к деревянному саркофагу, сияющему бирюзой.
Могила шамана.
Чем ближе мы к ней были, тем сильней становился шаман. Он даже выдернул болт из шеи!
Шаман откинул крышку. В гробу лежало нетронутое тлением тело в ритуальном наряде. Миг — призрак отпустил меня и пропал. Миг — глаза трупа распахнулись. Он рывком сел, вцепился в мою юбку, выхватил кинжал.
Но пары мгновений хватило, чтобы я сорвала с пояса фляжку с освященной водой. Зубами вынув пробку, трясла фляжку и надеялась, что мысленно произнесенной молитвы хватит.
Шаман замахнулся, в бирюзовом сиянии оранжевый свет клинка выглядел ужасно зловеще. Я дернулась в последний раз, сознание меркло, тело не слушалось.
Молитва и вода из храма подействовали! Кинжал шамана раскололся, рука, державшая его, стала обшелушиваться! Хлопья осыпались на дно, прахом рассыпались рога, искрясь, упали кольца и цепочки, лицо шамана, искаженное немым криком, растрескалось и обвалилось, но череп еще держался на костях шеи. Развоплощение шло дальше, обнажая ребра.
