Стоило о ней вспомнить, как рана в моем плече вновь напомнила о себе уколом боли. Достав из кармана причудливо изогнутый корень, я целиком засунул его в рот и принялся тщательно и медленно разжевывать – несколько таких корешков я получил от Стефия на случай, если боль станет слишком сильной. Юный ученик священника оказался прав – горьковатая и вяжущая сердцевина корня неплохо притупляла боль, но действовало это лекарство не дольше трех часов, после чего приходилось разжевывать следующую порцию. Просить Стефия подлечить мне рану способом из магического арсенала священников я не собирался – у нас впереди долгий переход, и тощему пареньку пригодится каждая толика оставшихся сил. Уже второй раз Стефий наравне с опытными и бывалыми воинами преодолевает все трудности пути, и ни разу я не услышал от него ни одной жалобы. Это вызывало уважение как мое, так и остальных моих людей. Даже вечно всеми недовольный Рикар, провожая взглядом суетящегося Стефия, иногда бурчал себе в бороду что‑то явно одобрительное.
Заключенное в корне лекарство наконец подействовало, и, к моему облегчению, боль в ране несколько утихла. Полностью укутавшись в одеяло, я улегся на здоровое плечо и устало смежил веки…
Два часа пролетели в мгновение ока, и весь остаток дня мы шли без остановок.
Усталость брала свое, и даже обычно столь шумные и сварливые гномы притихли и сосредоточились на ходьбе, заставляя ноющие ноги сделать еще несколько шагов. Когда вечерние сумерки сменились непроглядной ночной темнотой, мы все еще были в пути, хотя я уже шел на последнем издыхании, и Рикар частенько посматривал в мою сторону, боясь, что на следующем шаге я рухну в снег и больше не поднимусь. Но я продолжал шагать. Меня больше беспокоило плечо – во время пути частенько приходилось хвататься за ветви, чтобы удержать равновесие, спускаться по заснеженным склонам и перетаскивать волокуши через валуны, разлапистые коряги и прочие препятствия. Без помощи рук в этом деле не обойтись, и к темноте боль в плече усилилась неимоверно. Никакие целебные корни уже не помогали, и приходилось стискивать зубы покрепче, чтобы удержаться от стона боли.
Через две лиги смешанный лес сменился густым ельником, растущим на склонах пологих холмов. Стоило задеть еловую лапу плечом, и с дерева обрушивался настоящий снегопад. Местность изобиловала оврагами и лощинами, изредка попадались скрытые под снегом валуны, трижды пришлось перебираться через один и тот же дико петляющий широкий ручей, скованный коркой льда, на которой скользили копыта лошадей. Ручей следовал в том же направлении, что и мы, но постоянно петлял, резко уходил в сторону и вновь возвращался, чтобы пересечь нам дорогу. Я мог поклясться, что в паре мест ручей проложил свое русло по склонам холмов, и вода спокойно бежала вверх по склонам и, не меняя скорости течения, сбегала вниз. Такое наплевательство на законы природы заставляло напрягаться в ожидании какой‑нибудь пакости от необычного ручья, и когда его русло под резким углом ушло на северо‑запад, мы все облегченно вздохнули. Все спокойней будет – в моей памяти все еще свежи воспоминания об огромной земляной воронке, равнодушно перемалывающей все вокруг. Сейчас ничего не произошло, но, возможно, ручей никак не отреагировал на нас из‑за покрывающей его толстой корки льда. Кто знает?
К ночи стало ясно, что гномы выдохлись – там, где мы делали один шаг, им приходилось делать два, а то и три шажка своими короткими конечностями, и энергии они тратили в два раза больше. Тем более что коротышкам приходилось пробираться через глубокий снег. Когда один из гномов молча осел на землю и больше не поднялся, я понял, что пора остановиться. Надо хоть немного отдохнуть – если сейчас мы наткнемся на патруль шурдов, то не сможем оказать достойного сопротивления ввиду полного истощения сил. Больше всего я боялся именно такого развития событий. Поэтому, едва мы спустились в широкий овраг, я остановил еле плетущуюся колонну и распорядился разбить стоянку для ночлега. Стены оврага скроют пламя костров и защитят от холодного ночного ветра.
Члены отряда занялись обустройством временного лагеря и обустройством гномят, я же при свете костра изучил карту и приблизительно определил наше местоположение. Из‑за гномов мы сильно отклонились к северу и теперь шли по не хоженным ранее местам. Незнакомая местность всегда таит в себе угрозу и большой шанс встретиться с неприятностями, особенно в Диких Землях. С большим облегчением я убедился, что ни на одной из моих карт нет красных отметок, свидетельствующих об опасности. Опять‑же, картам полностью доверять нельзя – одна другой противоречит.
До Подковы оставалось еще два дня пути, если, конечно, скорость передвижения не замедлится еще больше.
Эту ночь мы спали беспробудным сном – естественно, за исключением часовых. К гномам у меня доверия пока не было, и я решил поставить смешанные смены – на два гнома по одному моему охотнику. Ночь прошла спокойно, и нас никто не потревожил, лишь с востока несколько раз доносился многоголосый волчий вой, но и он утих к рассвету.
Когда я проснулся, часовые уже успели позаботиться о завтраке и вновь наполнили овсом лошадиные торбы из изрядно похудевших мешков. Наскоро перекусив и залив скудный завтрак кружкой горячего травяного отвара, мы продолжили путь.
Вновь перед нами стелились, казалось, бескрайний еловый лес и заснеженные холмы. Солнце с трудом пробивалось сквозь набухшие свинцовые тучи – Литас уверенно сказал, что к вечеру начнется снегопад. Наконец‑то хоть одно хорошее известие – падающий снег засыплет оставленные нами следы. Если за нами идет погоня, это может сбить ее со следа. Во всяком случае, я на это надеялся всей душой. Даже если мы и сможем пережить стычку с шурдами, то потеряем большую часть отряда, не говоря уже о беззащитных детях.
Уже веселее я скользил на лыжах, с надеждой поглядывая на мрачнеющее небо и все чаще оглядываясь назад. За прошедшую ночь рана успокоилась и почти не беспокоила меня. Стефий хотел было заменить повязки, но я лишь мотнул головой – не хотелось бередить подживающее плечо. Вот доберемся до дома, там и отлежусь в тепле и безопасности.
Еще один долгий дневной переход я преодолел на своих ногах, а к следующему утру не смог подняться. Правое плечо словно рвали на части раскаленными кузнечными клещами. Голова пылала, а слезившиеся глаза не видели дальше двух шагов. Выдавив из себя невнятное мычание, я с трудом подтянул под себя ноги и, собрав все силы, смог откинуть одеяло и сесть. Раненое плечо превратилось в сплошной комок боли, и я не мог пошевелить рукой. О том, чтобы встать и идти, не могло быть и речи. Пришлось звать Стефия и Рикара.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
