Неслучайное и сходство «Марша футбольной команды “Медведей”» с «Балладой короткой шее», поскольку в обоих случаях речь идет о представителях власти, устилающих свой путь трупами: «Вперед, к победе! Соперники растоптаны и жалки <…> Не унывают смелые “Медведи”» = «Победивший брови не насупит: / Под ногами — вон их сколько! — тел». Этой же теме посвящен «Королевский крохей» (все песни — 1973): «Девиз в этих матчах: / “Круши, не жалей / Того, кто не любит крохей!”» (АР-1-168), «Кроши веселей» (АР-1-170) («Вперед, к победе» = «Победивший»; «не унывают» = «брови не насупит» = «веселей»; «соперники растоптаны» = «под ногами
— вон их сколько! — тел» = «круши, не жалей»).
Что же касается песни «После чемпионата мира по футболу — разговор с женой», то в ней герой-рассказчик, вернувшись с чемпионата мира, рассказывает своей жене о прошедших событиях (ср. с авторским комментарием: «Вот послушайте, я написал про футбол, про первенство мира, и там, значит, как возвращается наш футболист с первенства мира и своей жене Зине он рассказывает: “Ну, что ж, Пеле, как Пеле…”»[851]), а в «Песне про правого инсайда» (1968) герой собирался расправиться с инсайдом: «Нет свистка. Я его подкую, так и знай! / Пусть меня не заявят на первенство мира». Кстати, в этой песне имеется еще несколько мотивов, которые получили развитие в песне «После чемпионата мира по футболу…»: «Мне плевать, что судья меня выгонит с поля» /2; 434/ = «Я бегу за мечом, мне судья нипочем» /2; 541/; «И инсайд беспрепятственно наших калечит!» /2; 433/ = «Вон игрок на земле — / Аж трибуна охнула! / А у Пеле на челе / Ничего не ёкнуло» /2; 542/.
В ранней песне герой вынужден пассивно наблюдать за этим беспределом: «Почему я сижу на скамье запасных…»/2; 434/, - а в поздней он скажет после своего вовзращения с чемпионата: «Я сижу на нуле» /2; 275/. Между тем в «Песне про правого инсайда» героя все же выпустили на поле, и на его появление трибуны отреагировали свистом, как и во второй песне: «Пусть народ на трибунах свистит неприятно» /2; 434/ = «Противнику — болельщики подспорье» /2; 542/.
Вообще же по своей структуре песня «После чемпионата мира по футболу…» предвосхищает «Диалог у телевизора». В обоих произведениях лирический герой разговаривает со своей женой, причем повторяется даже имя последней: «Что ж, Пеле как Пеле, — / Объясняю Зине я» = «Ты, Зин, на грубость нарываешься». Об этой и других параллелях уже говорилось при анализе «Письма из Москвы в деревню».
***
Следующее стихотворение, которое мы рассмотрим, написано параллельно с «Песенкой про метателя молота» (1968): «Два пижона из “Креста и полумесяца” / И еще один из “Дейли телеграф” / Передали ахинею с околесицей, / Обзывая меня “Русский Голиаф”. / Два приятеля моих — копьеметатели — / И еще один товарищ-дискобол — / Показали неплохие показатели… / Я в гостинице позвал их в нижний холл. / И сказал я им: “Товарищи, внимание! / Взявши в руки копья, диски всех систем, / При ме-таньи культивируйте желание / Позакидывать их к черту насовсем!”» /2; 143/.
Что же указывает здесь на наличие подтекста?
Во-первых, повторение конструкции «Два пижона… и еще один» в карточном стихотворении «Говорили игроки…» (1975), посвященном как будто бы игре в покер: «Два пройдохи — плут и жох — / И проныра, их дружок, / Перестраховались, / Не оставят ни копья — / От других, таких, как я, / Перья оставались» /5; 609/ (об этой же игре шла речь в «Невидимке» и в песне «Подумаешь — с женой не очень ладно!»: «Сижу, а мой партнер подряд играет “мизера”», «Плевать — партнер по покеру дал дуба!»).
Если в «Песенке про метателя молота» герой говорит: «Эх, жаль, что я мечу икру в Италии» (а в «Нет меня — я покинул Расею!» он скажет: «Я теперь свои семечки сею / На чужих Елисейских полях»), то в «Говорили игроки…» читаем: «Банчик — красная икра, / И мечу я весело: / В этот раз моя игра / Вашу перевесила!». Кроме того, если «два пижона из “Креста и полумесяца” / И еще один из “Дейли телеграф” / Передали ахинею с околесицей», то и в «Говорили игроки…» возникнет похожая ситуация: «Мне маститые юнцы, / Тоже, в общем, молодцы, / Передали слухи, / Чтоб я слушался старух, / Этих самых старых шлюх, — / Шлюхи всё же шлюхи» /5; 611/.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И во-вторых — тот факт, что газеты с названием «Крест и полумесяц» не существует в природе. Однако если нарисовать крест и полумесяц рядом, то получится изображение… серпа и молота, составлявших советский герб. А травля Высоцкого происходила в том числе в газете «Советская Россия» — именно в ней были опубликованы две первые разгромные статьи: 31 мая 1968 года — статья В. Потапенко и А. Черняева «Если друг оказался вдруг», а 9 июня — статья Г. Мушты и А. Бондарюка «О чем поет Высоцкий». Причем изображение советского герба (с серпом и молотом) всегда присутствовало на первой полосе «Советской России» — слева от названия.
Так каких же «двух пижонов из “Креста и полумесяца”» имел в виду Высоцкий? Скорее всего, В. Потапенко и А. Черняева, поскольку они написали следующее: «Видимо, в погоне за такой популярностью клуб в нынешнем году провел два “колоссальных” мероприятия — выступление Владимира Высоцкого и ленинградского молодежного ансамбля электроинструментов “Лира”». Сравним: «Передали ахинею с околесицей, / Обзывая меня “Русский Голиаф”».
Но этим не ограничивается пародийная связь стихотворения «Два пижона из “Креста и полумесяца”…» и особенно «Песенки про метателя молота» с серпом и молотом, то есть с главными символами советского государства.
В воспоминаниях сотрудника НИИ точных приборов Леонида Беленького, по приглашению которого Высоцкий дал концерт в московском кинотеатре «Арктика» 28 декабря 1968 года, есть такой эпизод: «В машине он достал листок бумаги и обратился со словами: “Значит так. ‘Известия’ обещали прислать корреспондента. Вдруг чего хорошего напишет. Поэтому спланируем показательную программу, а недельки через две подыщите какой-нибудь ДК, и я спою там все, что захотите”. На том и остановились. По дороге Володя спросил: “Как тебе новая ‘Песня о двух автомобилях’? Вроде требует доработки”. Я ответил: “Да нет же. Хорошая и так”, и предложил добавить в список “Песню о новом времени”. Он сказал: “Раз попросил, включу. Мне она самому нравится”. Я разошелся и в шутку добавил: “А про метателя молота нельзя?”. Рассмеявшись, Высоцкий рассказал анекдот: “Одного метателя спросили: ‘Как тебе удалось так далеко бросить молот? ’ А тот ответил: ‘Это что! Дали б серп — запустил [бы] еще дальше ”’»[852].
В подобном же контексте серп будет упомянут в стихотворении 1976 года, где речь пойдет о скульптуре «Рабочий и колхозница»: «Я юркнул с головой под покрывало / И стал смотреть невероятный сон: / Во сне статуя Мухиной сбежала, / Причем — чур-чур! — колхозница сначала, / Уперся он — она, крича, серчала, / Серпом ему — и покорился он».
Стоит также сказать несколько слов о рисунках Михаила Златковского, сделанных в качестве иллюстраций к песням Высоцкого. С самим поэтом Златковский познакомился в 1975 году и тогда же подарил ему первую серию плакатов: «Бывало, ВВ в сердцах бросит: “Вот черт, а я только-только нащупал такую же тему. Но теперь — нет… ты уже все сказал” (это про “знамя-лабиринт”), но чаще: “Э, почти как у меня… вот, только что закончил, дарю первое исполнение…” (“Homo sapiens…”)»636
Некоторые из этих плакатов были откровенно антисоветскими: 1) серп и молот, перевязанные колючками из черной проволоки; 2) красная звезда, изображающая стоящего человека, все конечности которого перемотаны (метафорический образ несвободы, имеющий аналогию в «Балладе о гипсе»: «Вот лежу я на спине, / загипсованный, / Каждый член у мене — / расфасованный»); 3) Сталин в военном мундире и шутовском красном колпаке с прорезями для глаз. На колпаке изображены пятиконечная звезда с серпом и молотом.
